Chickabiddy › Магнолия? Монголия! Трудные дороги страны вечного ветра

chickabiddy

Надолго в Москве? Мы послезавтра там будем с Муни, можно встретиться.

Дня на три, наверное. До второго-третьего. А встретиться можно, да. :)

Как с тобой связаться? Напиши в личку.

cпасибо всем , и тебе .. :)

15 мая 2012 года

Утром 15-го мая выехали из Улан-Батора.

Всё же автостоп в Монголии возможен, но сложен. Монголы не понимают сути автостопа и предлагают подвезти до автовокзала или просто показывают дорогу. И ещё одна сложность – слово «бесплатно». Они часто просто не понимают его. При этом они остаются добрыми и внимательными. Сложно.

Водитель автомобиля, который мы остановили, говорил по-русски.

- Можно с вами по пути?

- Садитесь.

- Только бесплатно, ладно?

- Как бесплатно?

- Ну, у нас денег нет.

- Как это денег нет?

- Ну, вот нет, - мы уже махнули рукой, мол, ладно, езжай дальше, как он всё-таки кивнул: садитесь.

- Откуда вы?

- Москва.

- Санкт-Петербург.

- Петербург – это что, Екатеринбург?

- Нет, это Ленинград, - в дальнейшем, отвечая на вопрос «Откуда?», я всегда использовал советское название города.

- Мы путешествуем на попутных машинах, автостопом, бесплатно. Вот сюда приехали из Таиланда через Лаос и Китай. Останавливаем машину, и если водитель не против, едем с ним, пока нам по пути. А куда вы едете?

- В Эрдэнет.

Я смотрю на карту. Нам очень и очень по пути. Всего лишь в пятидесяти километрах от Эрдэнета Булган, где мы сегодня хотели переночевать, а потом двинуться дальше в Мурын.

- Можно с вами до Эрдэнета?

- Можно, что уж тут, - отвечает водитель. А потом через некоторое время:

- Это что, вас и до Эрдэнета везти бесплатно?

- Да.

- Ну, ладно.

Он тридцать лет назад учился в Иркутске. Много лет работал на горно-обогатительном комбинате в Эрдэнете, где и сейчас работает много россиян.

- В Эрдэнете почти все говорят по-русски. Там россиян и за иностранцев не считают. Впрочем, и город почти весь построен Советским Союзом. Кстати, Эрдэнет означает «сокровище». Так народная молва прозвала это место. А потом здесь нашли руду – настоящее сокровище края. Вот всё сошлось. То есть народ знал о здешних сокровищах.

Так неспешно разговаривая, мы ехали вперёд. Дорога была именно дорогой, ровной и гладкой, и километры, один за другим, оставались позади. Слева и справа раскинулось бескрайнее зелёное море. Холмы и долины чередовались, напоминая застывшие волны, покрытые зелёным бархатом травы. Покоем и негой веяло от этого моря. Оно было таким же, как и сто, как и двести лет назад. Таким же оно останется ещё многие века. Что ему людские заботы! - для того, кто живёт сотни тысяч лет, сотня лет - это всего лишь мгновение. А ещё эти холмы и долины почему-то напоминали прерию Северной Америки. Я не был в тех краях, но любил и люблю читать книги про индейцев. И мне казалось, что я сейчас увижу индейцев, стада бизонов, услышу военный клич дакота. Хи-юп-юп-юп-хийя!

- Добрый дух, дай нам бизонов, бизонов, бизонов, дай нам!

- Вернитесь, мёртвые и бизоны!

Мёртвые и бизоны никогда не вернутся. Время не повернуть вспять.

То там, то здесь были видны стада коров, отары овец, табуны лошадей. Иногда они переходили дорогу, и тогда мы ждали их, как ждут людей-пешеходов. А как смешно бегали вдоль дороги ягнята и козлята! Они как-то неловко подпрыгивали, переставляя одновременно две задние ножки, но при этом передвигались достаточно быстро. Хотелось бежать вслед за ними – наперегонки! А какое чувство нежности вызывали жеребята на тоненьких ножках! Их хотелось гладить и ласкать, заботиться о них...

Водитель включил магнитолу. Из динамика донеслось: «Миллионы, миллионы алых роз....». Культурный обмен между Монголией и Россией застыл, наверное, на уровне девяносто первого года. Здесь слушают Киркорова и Пугачёву, здесь прекрасно знают советские шлягеры, здесь смотрят советские фильмы. Но, к моему сожалению, совершенно не знают ни Цоя, ни Арии, ни Пикника...

Доехали до Эрдэнета, а потом на машине местной «золотой» молодёжи, слушающей рэп на всю громкость, и до Булгана. Уже темнело, и улицы Булгана были заполнены местными алкоголиками. И, честно говоря, чувствовать на себе их пустые взгляды было не очень приятно.

chickabiddy

Читаем в поезде вслух ))

chickabiddy


Как хорошо сказано, перечитала еще раз и еще больше понравилось, будто сама ощутила все это. Песок времени. Не вода, не воздух, ни что-то еще, а действительно, только песок может символизировать время на Земле.

tarjuman-e-zindagi

Может быть, ещё и потому так, что можно отделить песчинку от песчинки, как секунду от секунды. С водой или воздухом так сделать сложнее. :)

16 мая 2012 года

Из Булгана уехали быстро. Примерно через сотню километров закончился асфальт. На какое-то время застряли в деревне, название которой я не запомнил, а потом нам несказанно повезло. Пустой грузовик.

- Самбайну!

- Са-самбайну!

- Вы говорите по-русски? – Ответ «Да» на этот вопрос облегчал жизнь в несколько раз.

- Да, да, говорю.

- Скажите, куда вы едете? Мурын?

- Почти. Я не доеду километров тридцать до Мурына.

- Можно с вами?

- Можно, но у меня только одно место в кабине.

Нам очень повезло с водителем, которого сокращённо звали Баас. Общителен, но не любопытен, интересный собеседник, многое повидавший в жизни, с собственной позицией по многим острым вопросам, при этом очень простой в общении. Он отлично говорил по-русски, хотя специально язык не учил, но многократно ездил в Россию и по России и постепенно пополнял свой словарный запас. Особенно при разговоре с инспекторами ГИБДД.

- Раньше проще было. А сейчас постоянно останавливают. Один пост, другой, третий.

- А в Монголии полицейские берут деньги?

- Ещё как! – усмехается Баас. – Но в России всё же сложнее.

Сейчас он едет за солью на небольшое озеро в тридцати километрах от Мурына. Когда озеро замерзает, на его поверхности выступает соль. Несколько семей, живущих около озера, собирают её, а потом продают. По словам Бааса, эту соль добавляют в корм лошадям. Он многое рассказал нам. Рассказал, что дороги в Монголии строят, в основном, китайцы и корейцы, и что китайцы вкладывают большие деньги в развитие страны, но при этом их не любят; что многие с ностальгией вспоминают СССР... Спросил, куда мы поедем дальше, и, услышав, что после озера Хувсгул мы хотим направиться на запад, в сторону Цэцэрлега и Баянтэса к границе с Тувой, покачал головой:

- Там не будет так, как здесь. Мало машин. Очень мало.

Если бы мы только послушали его тогда!

Когда до озера оставалось несколько километров, спросили, можно ли будет, если мы не сможем уехать, переночевать в кузове его автомобиля: топать ночью по степи тридцать километров как-то не хотелось.

- Попробуйте.

Остановились. Было свежо и приятно. Дневное тепло, ещё хранившееся в долине, согревало. Баас достал нехитрую снедь: шпроты, скумбрию в масле, хлеб, колбасу. Я открыл банку лечо. Мы стояли у небольшого столба-указателя, выполнявшего также и роль священного места. Он был обильно украшен полосами зелёной и синей ткани, волнительно трепетавшей на ветру. Вот, кстати, ещё одна примечательная особенность Монголии: если в Тибете флажки обычно разноцветные, то здесь преимущественно синие и зелёные. Небо и земля. Водители, проезжающие мимо, часто сигналят таким местам, а мне иногда кажется, что я слышу ответ. Но, может быть, это только эхо.

Чуть поодаль блестело озеро. Лучи заходящего солнца скользнули по его поверхности и скрылись за холмами. Свои холодные объятия раскрыла ночь.

Нам опять повезло: Баас договорился с небольшим грузовичком, проезжавшим мимо, и мы в компании мёртвого барана, лежавшего в кузове, доехали до Мурына. Когда прощались с Баасом, он с улыбкой сказал:

- Не стоит. Россия и русские люди много значат для меня. И мне приятно помочь им.

Таким, широко улыбающимся, обрызганным звёздным светом, я его и запомнил.

chickabiddy спасибо. Читается легко, интересно. Если еще не пробовали публиковать на бумаге - зря )

Наконец я возвращаюсь к рассказу. Надо сказать, что ещё в Монголии мне захотелось перечитать роман Исая Калашникова "Жестокий век" об этих местах, о людях, что жили здесь когда--то, о грозном времени, отзвуки которого доносятся и до нас. Чтение этой книги перенесло меня обратно, и я был в любимом кресле, но одновременно и в холодных степях Монголии.

17 мая 2012 года

Утро было пронзительно-солнечным и ветреным. Пожалуй, с этого дня и до самого Красноярска нас всегда сопровождал этот незримый спутник – ветер. Он не стихал ни на минуту, иногда только ослабевая, как бы набираясь сил, чтобы через несколько минут ещё яростнее звучать в вышине. Где-то я читал о том, что Монголию называют страной вечно-голубого неба, но мне кажется, что справедливее будет другой эпитет: страна вечного ветра...

К двум часам приехали в Хатгал, небольшой посёлок с южной стороны озера Хувсгул (Хубсугул). Летом здесь полно народа, открыты многочисленные кафе, магазины и гест-хаузы. Сейчас же даже не начало сезона, а предсезонье. Работает только одно кафе, пара магазинов, большинство гостиниц закрыто. Но туристы есть, пусть их и немного.

Мы остановились у одной замечательной старушки. Во дворе её дома стояло две гостевые юрты, своеобразные хостелы; по периметру несколько кроватей, небольшой столик, пара стульев, в центре – буржуйка, у входа справа стоит рукомойник, слева – ящик с дровами, с потолка свисает энергосберегающая лампочка. Здесь было тихо и по-домашнему уютно, и ещё не было никого, кроме нас.

К вечеру я жарко натопил печку; дрова весело потрескивали в ней, руки пахли смолой. И не было ничего, кроме этого мгновения и этой печки, кроме отблеска пламени на моих щеках и кроме перемигивающихся звёзд в тёмно-синем небе за дверью юрты. Накинув куртку на плечи, я иногда выходил во двор и видел тонкую струйку дыма, вьющуюся из трубы над юртой и растворяющуюся вскоре в пространстве. Я слегка завидовал этому дыму, его невесомости, его мимолётности. Я бы хотел быть дымом.

18 мая 2012 года

Вот сегодня Монголия оправдывает своё название страны вечно-голубого неба. Небо сияло так, что даже сквозь плотно зажмуренные глаза сияние проникало внутрь, и весь организм отзывался на его зов. Но всё так же дул северный ветер.

Мы шли по западному берегу озера Хубсугул, которое ещё часто называют Синей жемчужиной, и, пожалуй, нет другого названия, которое так подходило бы ему. Большая часть его ещё скрывалась подо льдом, но вдоль берега уже синела вода, такого же глубоко синего цвета, как и небо над нами. Небо было глазами, а вода бесчисленными васильками, доверчиво глядевшими в него, как в зеркало. Небо было братом, вода – сестрой; небо было и вода тоже была, и что в этом такого? В общем-то, ничего особенного, но только было очень радостно, и поэтому это было таким важным. Всего лишь небо и всего лишь вода, но как же это много!

Местами лёд становился тонким, почти прозрачным, и вода, что блестела под ним, теряла глубину синего и приобретала нежно-голубой оттенок. Голубое, синее, белое. Синее, белое, голубое. Белое, синее, голубое. Аромат прошлогодней хвои от растущих здесь повсюду лиственниц. Мне больше ничего и не надо.

Если остановиться, замереть в неподвижности, то можно услышать тишину, изредка прерываемую криком ворона. Если постоять так чуть-чуть, привыкнуть к этой тишине, то становится слышно, как тает лёд на озере, подтачиваемый водой, - словно миллионы маленьких, с ноготок, серебряных колокольчиков звенят. Я видел их – миллионы серебряных колокольчиков, они звенят под водой, и лёд тает, разрушается, исчезает. Исчезает не только на озере, но и в человеческих сердцах. Ах, если бы было так! – где же вы, серебряные колокольца, мне вы так нужны!

19 мая 2012 года

Стоим на развилке – как быть? Можно двинуться на север по восточному берегу озера, и тогда через двести километров российско-монгольская граница, прямой путь на Иркутск. А можно вернуться на юг, в Мурын, и там повернуть на запад, к переходу в Туве. Решаем, что «первая машина, которая остановится, решит нашу судьбу». Именно так поступали герои фильма «Солнце ацтеков» - своеобразного гимна автостопа, именно оттуда и взята эта фраза.

Через три часа выбор сделан – Мурын и потом Кызыл. Обратно в Мурын нас везут молодые монголы, путешествующие по своей стране. Делают они это странно: пару раз останавливались, чтобы освежить себя водкой. Здесь нет полицейских.

В Мурыне останавливаемся в лучшем гест-хаузе города за 8000 тугриков (6 долларов) с человека. Кроме нас - никого, и целая квартира в нашем распоряжении. Хозяйка отлично говорит по-русски, более того, у неё много родственников и друзей в России, она соскучилась по русскому языку, и с радостью разговаривает с нами, искренне заботится о нас. Пожалуй, она и два водителя-дальнобойщика – те люди, которые мне больше всего запомнились в Монголии, вызвали наибольшую симпатию, наибольший отклик в сердце.

В комнате нашёл ароматические палочки. Лёгкий аромат их придал этому вечеру ещё больше очарования и тонкости. Я долго сидел в кресле, окутанный запахом роз, слушал любимую музыку, смотрел в алеющее закатом окно. Где-то там мои родные и друзья, чувствуют ли они, что я думаю о них в этот момент?

20 мая 2012 года

Двум следующим дням суждено было стать самыми сложными за врёмя путешествия, хотя утро совсем не предвещало такого развития событий. Экзамен же был жестоким.

Около пяти часов вечера доехали до Цааган-Уула. Поскольку час был ранний, было решено дойти до дороги в восьми километрах от деревни и попробовать уехать в Цэцэрлег, до которого было девяносто километров. Экзамен начался.

Мы шли через степь к дороге. Всё было бы ничего, но солнце стало всё чаще прятаться за вдруг набежавшими тучками, небо ощутимо серело, предвещая бурю, и ветер из постоянного, привычного уже спутника, предательски превратился во врага. Он бил наотмашь по лицу, заставляя втягивать голову в куртку. Но нет, врёшь, я не отвернусь, слышишь? Почти дошли. Как раз в этот момент по дороге едет маленький грузовик. Машу ему руками. Увидит или нет? Останавливается. Бегу к нему.

- Цэцэрлег?

- Цэцэрлег.

- Можно?

- Можно.

В кузове есть люди, но это не помеха. Они втягивают мой рюкзак, я поднимаюсь следом и застываю. Больше трети кузова занимает сложенная юрта. У заднего борта – два барана. На оставшейся части – меньше половины! – разместилось девять человек. Есть свободное пространство, для одного, но нас двое. Я помещаюсь в эту дырочку, принимая позу сидящего эмбриона, Крис садится на борт. Трогаемся с места, и холодный ветер пробивает насквозь, ноги моментально затекают. Как мы выдержим эти девяносто километров? И грузовичок не едет – ползёт километров двадцать в час, не больше. С каждой минутой становится темнее и холоднее. Вдруг останавливаемся минут на пятнадцать, снова едем вперёд. Опять остановка. Стоит минут двадцать. Меня трясёт. Вдруг кочевники показывают, что мы поворачиваем и возвращаемся в Цааган-Уул. Я тихо радуюсь: мы уехали не так уж далеко, вернёмся быстро. Лучше уж завтра с утра, чем сейчас. Разворачиваемся, едем обратно, ещё остановка. И монголы показывают – всё-таки Цэцэрлег. Мы смотрим друг на друга, выходим – вернёмся в Цааган-Уул. Идём пешком, потом останавливаем машину в деревню. Наконец, и она. Заходим в магазин.

- Самбайну!

- Са-самбайну!

- Хаана буудал? – Не понимают. Наверное, что-то с произношением – чёртов холод! Ладно, попробуем по-русски:

- Где у вас тут гостиница?

Нам показывают горящую ярко вывеску впереди, и мы бредём к ней. Гостиница закрыта!

За углом продуктовый магазин. И мы решаем, что лучший способ решить нашу задачу – перепоручить её местным. Ещё раз:

- Самбайну! Где гостиница?

Показывают, что за углом.

- Она закрыта.

Не знаю, чем бы всё это закончилось, если бы в это время в магазин не зашёл один монгол. Они с продавцом обменялись несколькими фразами, потом нам сказали, что гостиница есть, правда, без отопления. Пофиг!

Мы пошли за монголом. Зашли в какое-то административное здание, по всей видимости, местный сельсовет, прошли по его пустым коридорам. В самом дальнем закутке обнаружилась небольшая, не очень чистая и довольно холодная гостевая комната, показавшаяся мне, впрочем, царскими хоромами. Монгол принёс традиционного монгольского чаю – с молоком, маслом и солёного. Первый глоток его всегда вызывал лёгкое отвращение, но потом даже становилось вкусно. Я сделал несколько глотков, закутался в спальник и уснул. Так закончился первый экзаменационный день.