Форум Блог Новости Путеводитель   Реклaма

Йога, восточная медицина › ГОПИ КРИШНА. КУНДАЛИНИ.

Карма 147
19.06.2006
Вся жизнь есть йога

Гопи Кришна

КУНДАЛИНИ

ЭВОЛЮЦИОННАЯ ЭНЕРГИЯ В ЧЕЛОВЕКЕ

С психологическими комментариями Джеймса Хиллмана

Киев Ника-Центр

Москва

Старклайт

2004

Перевод с английского Александра Ригина

Гопи Кришна

Г66 Кундалини: Эволюционная энергия в человеке. — К,: Ни Центр, 2004. — 216 с, — (Серия «Вся жизнь есть йога»).

Книга Гопи Кришны (1903 — 1984) — автора многих трудов, посвященных Кундалини и йоге, — это классический рассказ «очевидца» который после многих лет медитации во время утренней практики ожидание пережил пробуждение Кундалини — духовной силы, которая спит у каждого человека, свернутая у основания позвоночника. Рассказ об опыте трансформации и об искренней попытке Гопи Кришны привести в равновесие многообразные психологические и психологические побочные эффекты составляет ядро этой книги. Подробные описания драматических внутренних переживаний и симптомов, таких как неожиданные перемены настроения, расстройство пищеварения, агонизирующее чувство жара, а также рассказ о том, как автору нал удалось стабилизировать свое сознание на высшем уровне, — всё это делает данную книгу бесценным классическим трудом о духовном пробуждении.

Рассчитана на всех, кто увлекается Востоком, восточной философией и йогой.


Предисловие

Даже тень мысли

О Победе не должна прийти тебе на ум,

Когда благодаря происшедшим внутренним переменам

Свернутая в спираль сила начнет раскручиваться.

Гопи Кришна. Путь к самопознанию

Когда в 1970 г. эта книга впервые увидела свет, читатели были удивлены тем, как автор описал свой опыт. Ничего мало-мальски похожего нельзя было найти ни в литературе, ни в древних йогических трактатах, ни в относительно недавних сообщениях святых и мистиков Запада. Все это настолько расходилось с устоявшимися воззрениями того времени, что выдающийся историк мировых религий, заслуженный профессор сравнительной религии и индологии Стэнфордского университета Фредерик Спигелберг в своем предисловии к первому изданию этой книги написал следующее: «Мы видим классический образец неинтеллектуального, простого и совершенно не образованного в Йоге человека, который благодаря упорному труду и удивительному энтузиазму, опираясь на внутреннее чувство, а вовсе не на идеи и традиции, сумел достичь если не Самадхи, то весьма высоких ступеней совершенства в Йоге. Гопи Кришна — исключительно честный, отличающийся крайней скромностью рассказчик». Профессор Фредерик Спигелберг тогда и не мог предположить, что через каких-нибудь пятнадцать лет Пандит Гопи Кришна станет автором более десятка книг, большого числа статей, нескольких тысяч страниц неопубликованных работ (как стихотворных, так и прозаических), написанных преимущественно на английском языке.

Он готов был приступить к работе над новой книгой, но не сумел осуществить свои планы из-за серьезной болезни легких. Он уже начал оправляться от предыдущей болезни, вызванной переутомлением и жарким климатом Нью-Дели, где он в то время пребывал. Когда температура поднялась до 115 градусов по Фаренгейту, он принял решение переехать в Сринагар, штат Кашмир. Там состояние его здоровья стало быстро улучшаться, но стремительно развившееся заболевание легких унесло его из этого мира почти за неделю. Он испустил последний вздох 31 июля 1984 г. в возрасте восьмидесяти одного года, находясь в полном сознании, на руках своей жены.

Возможно, у читателя этой книги создастся представление о Гопи Кришне как о человеке слабого здоровья, но это неверно. Собственно говоря, он отличался прекрасным здоровьем, но часто говорил, что благодаря описанным здесь переживаниям его психическое и физическое состояние было таким, что он должен был соблюдать строгую диету, чтобы не подорвать свои умственные силы. Он не раз повторял, что его жизнь висит на волоске и что он ходит по лезвию бритвы.

Всего за десять дней до смерти он писал в письме, что чувствует, что кризис миновал, что его силы быстро восстанавливаются. «Вскоре, — говорил он, — я приступлю к работе над новой книгой». Многие друзья советовали ему рассказать как можно больше о своих внутренних переживаниях. И эта книга обещала удовлетворить их любопытство. Письмо было исполнено бодрости и оптимизма — письмо человека, которому не терпелось приступить к работе после изнурительной болезни.

Некоторые его друзья удивлялись тому, что Гопи Кришна не изобрел ничего нового — например, способности излечивать рак — и не продемонстрировал чуда, могущего поразить воображение публики, чтобы заручиться поддержкой в своих исследованиях. Он же на это отвечал, что ни в Упанишадах (первоисточнике метафизической и духовной мысли Индии), ни в беседах Будды не было и намека на чудеса. Собственно, ни в диалогах Будды, ни в «Бхагавадгите», ни в высказываниях Рамакришны или Раманы Махарши не было сказано ничего поощряющего демонстрацию чудес.

В одной из частных бесед Гопи Кришна как-то сказал, что его видения были более реальными и более материальными», чем журнальный столик, стоящий перед ним (и для большей убедительности постучал по нему рукой). Он также сказал, что экстатический транс может быть двух видов: с видениями и без них. Обычно он ничего не говорил о своих видениях (за исключением тех описаний, которые вы найдете на этих страницах и в его книге «Загадка сознания») потому, что они «слишком фантастичны, чтобы в них могли поверить». Так что есть основания полагать, что книга, которую он собирался написать, могла бы стать сенсацией.

Возможно, он чувствовал, что пришло время для такой книги. Он всегда считал, что его миссия — убедить ученых заняться исследованием Кундалини. Поэтому описание видений могло лишь подорвать доверие к нему, и серьезные эмпирические исследования обещают принести множество фантастических открытий в сфере ума, сознания, а также психологии.

Одним из ученых, проявивших горячий интерес к исследованиям Гопи Кришны, был Карл Фридрих фон Вайцзеккер, писатель и астрофизик, директор института «Наука о Жизни» им. Макса Планка, находящегося в Старнберге, Германия. Профессор Вайцзеккер приезжал три раза в Кашмир, чтобы повидаться с Гопи Кришной, и подготовил предисловие к небольшой книге «Биологическая основа религии и гениальности» (1972 г.), написанной Пандитом в 1970 г. В этом предисловии профессор Вайцзеккер привел доказательство того, что взгляды Гопи Кришны на физиологическую природу Кундалини созвучны с современными идеями квантовой физики.

Очевидно, каждый, кто знаком с концепцией Кундалини, согласится с Пандитом, что Кундалини раньше или позже станет объектом интенсивных научных исследований. Он ждал этого с таким нетерпением, которое может сравниться лишь с тем, что нам известно о ветхозаветных пророках. Результатом этого ожидания и стала его книга стихов «Очертания грядущих событий», увидевшая свет в 1967 г., на страницах которой отразилось напряжение «холодной войны». С тех пор его ничто не заботило так, как стремительный рост ядерных арсеналов.

Будучи не только просветленным провидцем, но и прагматиком, Гопи Кришна еще в 1970 г. считал, что серьезные исследования Кундалини не начнутся раньше 1990 г. В отличие от большинства его писателей-современников, беспрерывно рекламирующих свои книги по радио и на телевидении, Гопи Кришна вел ти*** семейную жизнь в Сринагаре со своей женой Бхаби. Зимой вместе с семьей своего старшего сына Джагдиша они переезжали в Нью-Дели, в Кашмире, где большинство домов не имело центрального отопления, становилось слишком холодно для жизни.

Гопи Кришна всегда радовался любому гостю и обсуждал свои идеи с большим удовольствием — ведь это давало ему возможность не только передать свои знания, но и узнать из первых уст, что творится в мире. Он ежедневно читал газеты и страстно желал обзавестись телексом, чтобы иметь возможность мгновенно обмениваться сообщениями с друзьями из Европы и Америки. Но высокие цены на подобные аппараты так и не позволили ему осуществить эту мечту. Если бы он жил сейчас, у него наверняка был бы свой почтовый ящик и собственная веб-страница в Интернете.

Согласно Гопи Кришне, следующий эволюционный шаг человечество должно сделать скоро, и это не является чем-то невообразимым. В частных беседах он любил проводить сравнение между мозгом разумного животного, такого как собака, и мозгом человека, чтобы продемонстрировать разницу между обычным сознанием и сверхсознанием. «Попытайтесь представить себе как ваша собака, — говорил Гопи Кришна, — просыпается с человеческим мозгом вместо того, с каким она родилась. Ее тут же захлестнут новые эмоции, мысли и информация. Внезапное пробуждение Кундалини порождает такое же замешательство, разве что перемена не столь драматична».

Обычно по утрам Гопи Кришна несколько часов посвящал писанию и разбору корреспонденции, затем принимал посетителей и занимался домашним хозяйством. Писал он почти всегда по-английски, чему научился еще в первых классах школы.

Пандит всегда ездил на автобусах и такси — у него не было собственной машины. Кроме телефона, зачастую не работающего в Кашмире, его быт был лишен тех современных удобств, которые мы считаем обязательными условиями жизни. В его сринагарском доме, перешедшем к нему от отца, вода и электричество появились лишь в 1972 г. Он согласился на это, поддавшись настояниям друзей, после своего второго посещения Европы. Но он продолжал готовить еду на примусе или в печи, встроенной в стену кухни.

Гопи Кришна трижды посещал Соединенные Штаты Америки и дважды — Канаду. Первый визит состоялся в 1978 г., когда его пригласили выступить на нью-йоркской конференции по исследованию сознания. Через год он вновь прибыл в Соединенные Штаты для участия в филадельфийской конференции, после чего остановился иа несколько недель в Коннектикуте. Прежде чем возвратиться домой, он нанес визит своим друзьям из Торонто, проявлявшим живой интерес к теме его исследований.

Их интерес к исследованиям Гопи Кришны был столь велик, что они отправились чартерным рейсом в Индию на «Боинге-747» и провели несколько недель в институте, расположенном в Нишате на берегу озера Дал неподалеку от Сринагара. Многие участники конференции продолжают распространять идеи Гопи Кришны. Имущество же института пропало через несколько лет, когда конфликт между Пакистаном и Индией из-за Кашмира привел к нарушению стабильности в этом регионе.

Последнее посещение Гопи Кришной Северной Америки состоялось в октябре 1987 г., когда его пригласили в Нью-Йорк выступать на конференции ООН, посвященной вопросу коренных американцев. На обратном пути он остановился на несколько месяцев Б Цюрихе, где приступил в написанию книги «Путь к самопознанию». Он говорил, что это было ответом на многочисленные просьбы написать именно такую книгу.

В своем предисловии к этой книге профессор Спигелберг писал: «В свете обстоятельных свидетельств [Гопи Кришны] становится ясно, что сферу всех переживаний, связанных с Кундалини, невозможно отнести ни к чисто биологической, ни к чисто психологической концепции... Весь словарь Кундалини-Йоги не имеет отношения ни к тем фактам, которые на Западе считаются психологическими феноменами, ни к чему-либо из сферы внутренних ощущений тела, столь детально описанных в йогических текстах...».

И все же, несмотря на, казалось бы, непреодолимые препятствия, Гопи Кришне удалось изменить представления многих людей о Йоге и просветлении. Идея о том, что просветление имеет под собой биологическую основу, получает все большее признание по мере того, как ученые открывают новые возможности мозга и сознания.

Пусть кажется невероятным, но это факт,

Что Прана и чистое сознание реагируют

Друг с другом, чтобы создать миф

Об этом немыслимом мире, с которым мы сражаемся.

Сознание имеет столь удивительный,

Столь возвышенный аспект, что все наши страхи

И сомнения относительно себя тут же исчезают,

Как будто они озарены тысячью солнц

Знания, подкрепленного Виденьем,

Что Это и есть то, что будет и было всегда:

Вечный Источник всего сущего.

Мир, посредством которого это все нам демонстрируется,

Ум и процесс, посредством которого это создается: Вся схема и творение Едины.

В этом удивительном лучистом Присутствии

Все зыбкие миры, которые нас страшат и порабощают,

Становятся призрачными тенями, видными в ночи;

Далекой тучей, тающей в солнечных лучах,

Тогда как ум вместе со сжимающимся «эго»

С немым изумлением видит себя тонущими

Во всеобъемлющей возвышенной Жизни,

Лишь чистое сознание, не ведающее ни времени,

Ни пространства — единый, всеохватывающий мир любви

И радости, которых не найти ни на земле, ни в небесах.

Гопи Кришна. Загадка Сознания

ГИН КЬЕФФЕР

10 июля 1996 г.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Однажды в рождественское утро 1937 г. я сидел, скрестив ноги, в маленькой комнате крохотного домика, расположенного на окраине города Джамму, зимней столицы штата северной Индии Джамму и Кашмир. Я медитировал, обратив лицо к окну, смотрящему на восток, через которое первые серые полосы раннего рассвета начали проникать в комнату. За время долгой практики я научился часами неподвижно сидеть в одной позе, не испытывая ни малейшего дискомфорта. И я сидел, ритмично дыша, направляя внимание на макушку своей головы, где находился воображаемый расцветший лотос, лучащийся ослепительным светом.

Я сидел неподвижно с прямой спиной, мои мысли были направлены на созерцание лотоса, я следил, чтобы мое внимание не отвлекалось, и возвращал его назад к сияющему лотосу каждый раз, когда оно принимало иное направление. Интенсивность концентрации мешала дыханию, которое стало настолько замедленным, что порой казалось неощутимым. Все мое существо было столь поглощено созерцанием лотоса, что на какое-то время я утратил связь с собственным телом и окружающим миром. В такие минуты мне казалось, что я вишу в воздухе, не ощущая тела. Единственное, что я тогда осознавал — это присутствие лотоса, излучающего яркий свет. Это переживание известно многим людям, регулярно практикующим медитацию достаточно долгое время. Но то, что случилось впоследствии в это утро, изменившее всю мою дальнейшую жизнь и мировоззрение, происходило лишь с немногими.

В один из моментов интенсивной концентрации у основания моего позвоночного столба, в месте, где мое тело соприкасалось с полом, появилось странное ощущение. Оно было необычным, но настолько приятным, что все мое внимание обратилось к нему. Но как только внимание сместило свой фокус, ощущение почти исчезло. Решив, что воображение затеяло со мной игру, чтобы ослабить напряженность концентрации, я выбросил это из головы и вновь сфокусировал внимание на прежнем объекте. Я сконцентрировался на лотосе на макушке головы и, как только видение стало отчетливым, странное ощущение возобновилось. На этот раз я попытался в течение нескольких секунд не смещать фокус внимания. Но ощущение, распространившись кверху, становилось настолько интенсивным и настолько необычным (по сравнению с тем, что я когда-либо испытывал), что, несмотря на все усилия, мой ум вновь обратился к нему, и в то же мгновение ощущение исчезло. Я решил, что со мной произошло что-то из ряда вон выходящее и что причина этого крылась в ежедневной практике концентрации.

Некогда я читал волнующие трактаты ученых мужей о той пользе, которую может принести практика концентрации и о чудесных способностях, которые йогины развивают в себе благодаря подобным упражнениям. Сердце у меня в груди забилось, и я почувствовал, что мне трудно продолжать поддерживать нужную степень неподвижности внимания. И все же со временем мне удалось успокоиться, и я вновь погрузился в медитацию. Ощущение опять возникло, когда я полностью ушел в медитацию, но на этот раз я не позволил ему отвлечь внимание от первоначального объекта. Ощущение снова стало распространяться кверху, его интенсивность возросла, и я почувствовал, что начинаю отвлекаться. Но огромным усилием воли я продолжал удерживать фокус внимания на лотосе. Внезапно я услышал звук, подобный гулу водопада, и ощутил, как жидкий свет через позвоночный канал хлынул в мой мозг.

Совершенно неподготовленный к подобному явлению, я оказался застигнутым врасплох, но, тут же восстановив самоконтроль, продолжал сидеть все в той же позе, фиксируя ум на все том же объекте концентрации. Свет становился более ярким, гул — более громким, и, ощутив покачивание, я осознал, что выскальзываю из собственного тела, окруженный ореолом света. Невозможно дать точное описание этого переживания. Я ощутил, что точка сознания, которая была моим «я», расширяется, окруженная волнами света. Она расширялась все больше и больше, в то время как тело — обычный объект ее восприятия — удалялось все дальше, пока я не перестал его осознавать. Я превратился в сплошное сознание, лишенное каких-либо очертаний, лишенное какого-либо представления о довеске, называемом телом, лишенное каких-либо ощущений, исходящих из органов чувств, — сознание, погруженное в море света. При этом я одновременно осознавал каждую точку вокруг, расширяясь во всех направлениях, не зная границ и барьеров. Я больше не был собой или, выражаясь более точно, тем «собой», каким знал себя прежде, — крошечной точкой осознания, заключенной в теле. Сейчас же я стал широким кругом сознания, купающимся в море света, в состоянии восторга и блаженства, не поддающемся никакому описанию, где мое тело было не более чем точкой.

Через какой-то период времени (о продолжительности которого я не могу судить) круг начал сужаться. Появилось ощущение сужения — я становился все меньше и меньше, пока не стал ощущать границы собственного тела, вначале смутно, затем все более ясно. Возвращаясь к предыдущему состоянию, я внезапно начал слышать шум улицы, почувствовал свои конечности, голову и вновь стал тем маленьким, пребывающим в постоянном контакте с собственным телом и окружающим миром «собой». Открыв глаза и оглянувшись вокруг, я ощутил головокружение и дезориентацию, словно вернулся из чужих, совершенно незнакомых мне земель. Солнце взошло и освещало мое лицо теплым, успокаивающим светом. Я попытался поднять руки, обычно покоившиеся на коленях во время медитаций, — они были вялыми и безжизненными. Для того чтобы их оторвать от коленей и вытянуть вперед, дав возможность восстановиться току крови, потребовалось немалое усилие. Затем я попытался вытащить из-под себя ноги и придать им более удобное положение, но не сумел. Они оказались тяжелыми и негнущимися. Лишь с помощью рук мне кое-как удалось извлечь их из-под себя, и затем, откинувшись к стене, я принял более удобное положение.

Что же со мной произошло? Стал ли я жертвой галлюцинации? Или по капризу судьбы мне удалось пережить Трансцендентальное? Действительно ли мне удалось то, в чем миллионы других потерпели фиаско? Была ли, в конце концов, какая-то доля истины в утверждении, повторяемом на протяжении тысячелетий индийскими мудрецами и аскетами, что, если следовать определенным правилам поведения и практиковать медитацию особым образом, можно познать Реальность и в этой жизни? Мои мысли путались. Я почти не мог поверить, что только что увидел божественное. Объяснение той трансформации, которая произошла со мной после того, как поток жизненной энергии, поднявшись от основания позвоночника и пройдя через спинномозговой канал, хлынул в мой мозг, следовало искать в себе, в своем собственном сознании. Я припомнил, что когда-то читал в книгах по Йоге о том, что существует механизм жизненной энергии, называемый Кундалини, располагающийся у основания позвоночника и способный активизироваться благодаря определенным упражнениям. Поднимаясь по позвоночнику, эта энергия возносит ограниченное человеческое сознание к трансцендентальным высотам, наделяя при этом человека необычайными психическими и умственными способностями. Посчастливилось ли мне обнаружить этот невероятный механизм, окутанный туманными легендами веков, о котором рассказывали (нередко шепотом) некоторые люди, познав его действие на себе или увидев, как он проявляется у их знакомых? Я попытался еще раз повторить упражнение, но был столь усталым и вялым, что не нашел в себе сил для концентрации. Мой ум был возбужден. Я посмотрел на солнце. Могло ли случиться, что в момент наивысшей концентрации я перепутал его свет с тем сияющим ореолом, который окутал меня, когда я находился в состоянии сверхсознания? Я вновь закрыл глаза, чтобы ощутить игру солнечных лучей на своем лице. Но нет, свет, который доходил до меня сквозь закрытые веки, был совершенно иной природы. Он был наружным и лишенным великолепия. Тот же свет исходил изнутри и казался неотрывной частью расширенного сознания, частью меня самого.

Я поднялся, чувствуя слабость в дрожащих ногах. Казалось, вся моя жизненная сила куда-то испарилась. Руки слушались меня лучше. Я помассировал бедра и икры и лишь после этого спустился вниз. Ничего не говоря жене, я молча позавтракал и отправился на работу. У меня почти не было аппетита, во рту пересохло, и я никак не мог сосредоточиться во время работы. Я был обессилен, апатичен и не склонен вести какие-либо разговоры. Через какое-то время, почувствовав, что задыхаюсь в помещении, и решив попытаться собраться с мыслями, я вышел прогуляться на улицу. Вновь и вновь мой ум возвращался к прекрасному утреннему переживанию, и я пытался воскресить его в памяти — но тщетно. Я чувствовал слабость во всем теле, особенно в ногах. Прохожие не возбуждали во мне никакого интереса, и я продолжал идти по улице, безучастный ко всему происходящему, что было не свойственно мне в обычные дни. Возвратившись к своему столу раньше, чем собирался, и не в силах сосредоточиться на работе, я провел остаток дня, бесцельно провозившись с бумагами.

По возвращении домой я не почувствовал себя ни на йоту лучше. Я не мог заставить себя спокойно усесться и открыть книгу, как я это обычно делаю по вечерам. Я поужинал без всякого удовольствия в полном безмолвии и лег в постель. Обычно я засыпаю почти мгновенно, как только моя голова касается подушки, но эта ночь была беспокойной и тревожной. Я никак не мог увязать экзальтацию, пережитую сегодня утром, с последовавшей за ней депрессией и постоянно ворочался в кровати с боку на бок. Необъяснимое чувство страха и неуверенности овладело мной. Охваченный дурными предчувствиями, я наконец заснул. Мой сон был исполнен странных видений и то и дело прерывался. Приблизительно в три часа ночи я окончательно проснулся. Некоторое время я неподвижно сидел на кровати. Сон не придал мне бодрости. Я все еще чувствовал себя утомленным, и моим мыслям недоставало ясности. Приближалось обычное время моих медитаций. Я решил приступить к медитации немного раньше, чтобы солнце больше не потревожило меня. Тихо, чтобы не разбудить жену, я поднялся с кровати и отправился в свой кабинет. Как обычно, я расстелил на полу одеяло и, сев на него со скрещенными ногами, начал медитировать.

Как я ни старался, мне не удалось достичь обычной концентрации. Мои мысли принимали то одно, то другое направление, и вместо того, чтобы добиться состояния счастливого ожидания, я ощущал нервозность и беспокойство. Наконец после многочисленных усилий мне удалось какое-то время удержать внимание на обычном объекте. Но ничего не произошло, и я начал сомневаться в подлинности моего предыдущего опыта. Я предпринял еще одну попытку, на этот раз с большим успехом. Собравшись, я успокоил свои блуждающие мысли и, сосредоточив внимание на макушке головы, попытался визуализировать цветущий лотос. Как только я достиг обычного уровня устойчивости ума, ощущение движущегося вверх потока вновь возникло во мне. Я не позволил своему вниманию отвлечься и вновь услышал ревущий звук в тот миг, когда поток ослепительного света ворвался в мой мозг, наполняя меня жизненной силой. Я ощутил, как расширяюсь во всех направлениях за пределы плоти, полностью захваченный созерцанием блистающего света, становясь с ним одним целым, но все же до конца не сливаясь с ним. Состояние длилось меньше времени, чем вчера, а чувство экзальтации было не таким сильным. Вернувшись в нормальное состояние, я услышал, как дико бьется мое сердце, и ощутил горечь во рту. У меня возникло чувство, словно поток раскаленного воздуха пошел через все мое тело. Чувство усталости и упадка сил было более сильным, чем вчера.

Чтобы восстановить силы и спокойствие, я некоторое время отдыхал. Еще не рассвело, и я убедился в том, что переживание было подлинным, солнце не имело ни какого отношения к увиденному мной внутреннему свету. Но откуда взялись депрессия и беспокойство? Почему отчаяние овладело мной, когда я должен был благословлять свою счастливую звезду и радоваться удаче? Я почувствовал нависающую угрозу со стороны чего-то превосходящего мое понимание — опасность, исходящую от чего-то неощутимого и таинственного, чего я не мог ни постичь, ни проанализировать. Тяжелая туча депрессии и тоски, не имеющая никакого отношения к внешним обстоятельствам, поднявшись из глубин моего существа, нависла надо мной. Я чувствовал себя совсем не тем человеком, каким был всего несколько дней назад. Во мне поселился страх перед этой неизъяснимой переменой, страх, от которого я не мог избавиться, несмотря на все усилия воли. Тогда я еще почти не осознавал, что с этого дня больше никогда не стану прежним и что, совершив необратимый шаг без достаточной подготовки и необходимых знаний, я активизировал одну из самых грозных и чудесных сил в человеке; не осознавал, что, не ведая того, повернул ключ в двери, ведущей к самой сокровенной тайне древних и отныне долгое время обречен жить на гране между жизнью и смертью, между разумом и безумием, между светом и тьмой, между небесами и землей.

Я начал практиковать медитацию с семнадцати лет. Провал на выпускных экзаменах в колледже, из-за которого я не смог поступить в университет в том году, произвел переворот в моем юном уме. Я был не столько расстроен провалом и потерей целого года, сколько мыслью о том, какую боль я причиню этим своей матери, которую столь горячо любил. Дни и ночи я терзал свой ум, пытаясь найти правдоподобное объяснение своего провала — объяснение, способное хоть отчасти смягчить горесть известия. Она была так уверена в моем успехе, что мне не хватало смелости одним махом лишить ее иллюзий. Я был примерным учеником колледжа, занимавшим в нем почетное место, но вместо того, чтобы посвятить свободное время подготовке к экзаменам, я читал книгу за книгой из школьной библиотеки. Слишком поздно я понял, что некоторые предметы не знаю вообще, и у меня нет никаких шансов сдать экзамены. Прежде я никогда не испытывал позора провала. Учителя всегда высоко отзывались о моих способностях, и сейчас я чувствовал крайнюю подавленность при мысли о матери, привыкшей гордиться моими успехами и уверенной в блестящем будущем своего сына.

Ей, родившейся в деревне в семье богобоязненных крестьян-тружеников, было предназначено судьбой стать подругой человека значительно старше ее, родившегося в Амритсаре, расположенном в шести днях езды на поезде (тех времен) от ее родных мест. Беззаконье, царившее тогда в стране, заставило одного из моих предков сказать «прощай» своим родным краям с прохладным климатом и отправиться на поиски пристанища на безводные засушливые территории далекого Пенджаба. Здесь, сменив одежду и язык, мои прадед и дед жили в добре и мире, как и другие, подобные им, беженцы, изменившие все привычки и уклад жизни, но не религиозные обряды и легко узнаваемые лица кашмирских браминов. Мой отец, с его глубокой склонностью к мистике, будучи уже немолодым человеком, решил возвратиться на землю предков, чтобы жениться и обосноваться там. Даже в период своей наиболее активной мирской жизни он проявлял неизменный интерес к йогам и аскетам, славившимся своими оккультными способностями и, не зная устали, прислуживал им, чтобы узнать секрет их чудесного дара.

Он свято верил в традиционную школу религиозной дисциплины и в Йогу, сохранившуюся в Индии с глубокой древности, — Йогу, которая (наряду со многими факторами, помогающими добиться успеха) оставляет почетное место для добровольного отказа от мирских богатств и устремлений, отказа, необходимого, чтобы помочь уму, сбросившему цепи, удерживающие его на земле, нырнуть в собственные неизмеримые глубины, не потревоженные желанием и страстью. Подобное поведение прославлялось еще в Ведах. Его примером служили сами вдохновенные авторы ведических гимнов и

прославленные провидцы Упанишад, продолжившие традицию древнего индоарийского общества оставлять суетную жизнь в зрелом возрасте пятидесяти лет и старше и отправляться в леса (иногда в сопровождении супруги), чтобы жить в затворничестве, посвятив остаток жизни беспрерывной медитации и молитве — прелюдии великого и мирного исхода.

Подобные примеры всегда вызывали в Индии глубокое восхищение бесчисленных мистически настроенных последователей и последовательниц, и даже сейчас сотни отцов семейств (весьма благополучных и преуспевающих с мирской точки зрения), достигнув преклонного возраста и простившись со своими уютными домами и почтительными потомками, отправляются в отдаленные места отшельничества, чтобы провести остаток дней в умиротворенном духовном поиске вдалеке от суетного и беспокойного мира. Мой отец, горячий поклонник этого идеала древности, после двенадцати лет семейной жизни принял решение провести остаток жизни в отшельничестве. Это решение было отчасти вызвано трагической смертью его первенца в пятилетнем возрасте. Добровольно оставив правительственный пост, приносивший немалый доход, он удалился от мира, чтобы уединиться с книгами, когда ему еще не было пятидесяти лет, и вся ответственность за дом и семью легла на плечи его молодой малоопытной жены.

Она ужасно страдала — отец удалился от мира, когда ей еще не было двадцати восьми лет и на руках у нее оставалось трое маленьких детей — две дочери и сын. То, как она вырастила нас, с какой преданностью и самозабвением она ухаживала за отцом (не обмолвившимся с тех пор ни единым словом ни с кем из нас), умудрившись сохранить при этом доброе имя семьи, можно воспеть как образец беспримерного героизма, неуклонной преданности долгу и кристальной чистоты полного самоотречения.

Я чувствовал себя убитым. Как смогу я взглянуть ей в глаза, признаться в своей слабости? Сознавая, что из-за отсутствия самоконтроля, я не оправдал возлагаемых на меня надежд, я решил оправдать себя в материнских глазах иным способом. Но, чтобы искоренить в себе пагубные наклонности и научиться контролировать поведение, мне необходимо было научиться подчинять собственный ум.

Приняв это решение, я стал искать способы его реализации.

Чтобы добиться успеха, необходимо было, по крайней мере, обладать хоть какими-то знаниями о способах подчинить свою бунтарскую натуру. И я прочел несколько книг по развитию личности и контролю ума. Из всей массы сведений, собранных в этих трудах, я обратил внимание лишь на две вещи: концентрацию ума и воспитание воли. Я начал практиковать и то, и другое с юношеским энтузиазмом, отдавая этому все свои силы и подчиняя все желания, чтобы достичь цели в кратчайшие сроки. Зная, что неспособность к самоограничению привела меня к тому, что я, пассивно поддавшись желанию, стал читать художественную литературу вместо сухих и сложных школьных учебников, я решил закалить свою волю, начав с малого, а затем ставя перед собой все более крупные задачи. Я ломал себя, выполняя неприятные и тяжелые задания, против которых восставала моя свободолюбивая натура, пока не начал ощущать себя ее полным хозяином, неспособным вновь пасть легкой жертвой соблазнов.

От контроля ума до Йоги и оккультизма — один шаг. Переход от чтения книг, посвященных первому предмету, до изучения духовной литературы (включая беглое ознакомление с некоторыми оригинальными текстами), произошел почти незаметно. Страдая от своей первой жизненной неудачи, мучаясь угрызениями совести, я чувствовал все возрастающее отвращение к миру с его запутанными отношениями, приведшими к этому унижению. Постепенно желание отказа от мира стало разрастаться во мне, и я стал искать путь с честью уйти от неурядиц жизни, найдя уголок для тихого и замкнутого существования. Во время этого острого внутреннего конфликта тихое послание «Вхагавадгиты» оказало на меня глубокое и благотворное воздействие, умерив жар воспаленного ума картиной вечной и мирной жизни в гармонии с Бесконечной Реальностью, стоящей за миром явлений, где перемешались радость и боль. Таким образом, желая достичь успеха в мирской жизни, исключив возможность провала из-за недостаточной решимости, я совершенно неожиданно ударился в другую крайность: очень скоро я стал упражнять свою волю и практиковать медитацию не для достижения сиюминутных целей, а для продвижения в Йоге, даже если это потребует принесения в жертву всех моих мирских планов.

Мои мирские амбиции угасли. В этом юном возрасте, когда человек склонен попадать под влияние грез и идеалов, а не руководствоваться практическими рассуждениями; когда он смотрит на мир сквозь розовые очки, боль и несчастье, встречающиеся на каждом шагу, подчеркивая контраст между тем, как все есть на самом деле, и тем, как должно быть в идеале, способны изменить направление мысли самых чувствительных натур. Все это оказало на меня двоякое воздействие: сделало меня большим реалистом, грубо стряхнув с меня розовый оптимизм, основанный на мечте о безболезненном, легком существовании, и в то же время сделало несгибаемым мое намерение во что бы то ни стало отыскать подлинное, а не приобретенное за счет других счастье. Часто, уединившись в тихом месте на лоне природы или в своей комнате, я вел сам с собой беседы о преимуществах и недостатках открывшихся передо мной перспектив. Всего несколько месяцев назад в мои честолюбивые планы входила подготовка к карьере, позволяющей жить безбедно, наслаждаясь удобствами, открытыми представителям высших классов. Сейчас же я решил вести умиротворенную жизнь, не знающую мирской суеты и беспрерывной борьбы. «Зачем, — говорил я себе,— привязываться к вещам, которые все равно должен буду оставить, возможно, с большой неохотой и болью, когда смерть вонзит в меня свой меч? Почему бы не жить, довольствуясь немногим, посвятив время и сбереженные силы обретению нетленных ценностей, которые останутся со мной навсегда?».

Чем больше я думал над этой перспективой, тем больше притягивала меня простая незаметная жизнь, не знающая жажды славы и мирского величия, которое я не раз рисовал в своем воображении. Единственная трудность в осуществлении этих планов заключалась в необходимости получить согласие моей матери. Ее надежды некогда были разбиты затворничеством отца, и сейчас все ее помыслы были сосредоточены на мне. Она мечтала видеть меня процветающим, твердо стоящим на ногах человеком, способным вытащить семью из нищеты, в которую она впала, после того как отец отказался от своей должности и стал раздавать направо и налево деньги, некогда выкроенные моей бережливой матерью из семейного бюджета и отложенные на черный день. Я знал, что известие о моих планах причинит ей боль, и хотел уберечь ее от этого любой ценой. С другой стороны, я не мог подавить в себе желание отправиться на поиск реальности — оно было слишком сильно. Меня разрывали два чувства: сыновний долг и естественное желание восстановить благосостояние семьи — с одной стороны, и отвращение к миру — с другой.

Но мысль оставить дом и семью на произвол судьбы никогда не приходила мне в голову. Я мог отказаться от всего, даже от избранного мной пути, но ни за что не согласился бы на разлуку с родителями и на отказ от выполнения своих обязательств. Кроме того, все мое существо восставало против идеи стать бездомным аскетом, чье существование полностью зависело бы от труда других. «Если Бог являет собой воплощение благородства, добра и чистоты, — говорил я себе, — как может Он допустить, чтобы те, кто питает к Нему самую горячую любовь, подчинив себя Его воле, оставляли своих родных и близких (обязательства перед которыми Он сам вложил в их сердца) и пускались бродить по миру, возлагая надежду лишь на тех, кто чтит семейные связи?». Сама мысль о подобной жизни вызывала во мне дрожь. Я никогда не смирился бы с жизнью, которая прямо или косвенно бросала бы тень на мое человеческое достоинство или мешала бы мне, используя свои таланты и силу рук, прокормить тех, кого я должен содержать, — с жизнью, которая ставила бы меня на одну доску с калеками и паралитиками, причиняющими близким лишь неудобства.

Я решил избрать для себя семейную жизнь, простую и чистую, избавленную от соперничества, позволяющую мне выполнять свои обязательства перед родными и близкими и рассчитывать на плоды своих трудов. Укротив свои желания и умерив потребности, я буду иметь в своем распоряжении свободное время и спокойный ум — все, что необходимо для продвижения по избранному пути. В том юном возрасте меня вел не интеллект, но какое-то другое, куда более глубокое чувство, проявившееся благодаря душевному конфликту и определившее весь мой дальнейший жизненный путь. Тогда я еще и не подозревал, что по невероятному стечению обстоятельств через много лет меня затянет страшный водоворот сверхъестественных сил и там, на невероятной глубине, я найду ответ на вопрос, не дававший покоя человечеству на протяжении тысячелетий. Я не вижу никакого иного объяснения этому кажущемуся анахронизму: ведь не был же я в незрелом возрасте столь проницательным человеком, чтобы предвидеть все последствия этого шага, и не мог я предполагать, что смогу наиболее полно реализоваться, ведя спокойную семейную жизнь, а не разрывая узы любви, как это делали, заручившись одобрением своих духовных и мирских наставников, многие отчаявшиеся юные мои соотечественники.

Наша семья тогда жила в Лахоре. Мы занимали часть последнего этажа небольшого трехэтажного дома, расположенного в узком переулке на окраине города. Квартал наш был густонаселенным, но, к счастью, окружающие дома были ниже нашего и не мешали солнечным лучам и свежему воздуху проникать в окна, откуда открывался прекрасный вид на поля. Я облюбовал уголок в одной из двух маленьких комнат и каждый день с первым проблеском рассвета отправлялся туда медитировать. Начав с непродолжительных медитаций, я постепенно увеличивал их длительность, пока не научился просиживать часами, не меняя позы, с прямой спиной перед объектом наблюдения без малейших признаков усталости и беспокойства. Я пытался неуклонно следовать всем наставлениям, которые дают тем, кто обучается Йоге. Это была нелегкая задача для человека моего возраста — без наставника соблюдать все правила самоограничения и добродетельного поведения, необходимые для достижения успехов в Йоге, когда вокруг открывались многочисленные соблазны современного города. Но ничто не могло повлиять на принятое мной решение, и в ответ на каждую неудачу я прилагал еще более яростные усилия, чтобы усмирить непокорный ум и не позволять ему управлять мной. Насколько я преуспел в этом, учитывая мои природные склонности и сложившиеся обстоятельства, мне трудно судить, но, если бы не длительная практика самоконтроля и многолетняя привычка сдерживать железной рукой мятежные порывы юности, думаю, мне ни за чтобы не удалось бы выйти победителем в суровом испытании, выпавшем на мою долю в тридцатипятилетнем возрасте.

Заметив необычную для меня покорность, мать поняла, что во мне произошли серьезные перемены. Я никогда не чувствовал потребности объяснить ей свою точку зрения, чтобы подготовить ее к принятому мной решению. Не желая причинять матери ни малейшей боли, я держал свои планы при себе, не выдавая их даже намеком, когда мы обсуждали с ней мою будущую жизнь и карьеру. Но обстоятельства сложились таким образом, что мне все же пришлось поделиться своим решением с матерью. Я был вторым кандидатом на весьма выгодную должность в правительстве, но меня отвергли из-за изменений процедуры приема. Неодобрительное отношение мужа моей сестры не позволило мне сделать своей профессией медицину.

Тем временем внезапное ухудшение моего здоровья, вызванное жарой, вселило в сердце моей матери такое беспокойство, что она немедленно решила отправить меня в Кашмир — когда речь шла о моем здоровье, мои успехи в учебе отходили на второй план. В этот критический период поступившее предложение занять низкооплачиваемую должность в Департаменте общественных работ этого штата было охотно мною принято. Мать дала свое согласие. Без всякого сожаления я покинул прекрасную долину, чтобы окунуться с головой в новую для меня работу клерка. Через год семья переехала жить ко мне в Сринагар, и вскоре мать активно занялась поиском невесты для меня. Следующим летом в возрасте двадцати трех лет я вступил в традиционный брак с женщиной, семью годами младше меня, дочерью Пандита из Барамуллы.

Я немало удивил ее в первую брачную ночь, когда покинул комнату в три часа утра, чтобы совершить омовение в ближайшем прибрежном храме, и, возвратившись через час, сел в позу для медитации и не проронил ни слова, пока не пришло время отправляться на работу. Но она с готовностью приняла то, что ее простому уму представлялось эксцентричной чертой характера мужа, и когда я возвращался из храма холодными зимними утрами, меня неизменно ждал теплый кангри ( Маленькая глиняная чаша, оплетенная лозой, в которую кладут горячие угли для обогрева тела. Обычно, кашмирцы носят кангри у голого тела под длинной одеждой).

Примерно через год меня перевели на службу в Джамму. Жена последовала за мной вместе с родителями — она относилась к ним с преданностью и окружила их неослабевающим вниманием. Время текло, в жизни моей происходили перемены, и ситуация подчас выходила из-под моего контроля, но я никогда не забывал о цели, которую некогда поставил перед собой, и не отклонялся от избранного пути, не подозревая о том кризисе и великом испытании, которые ждали меня впереди.

В 1937 г., когда произошел этот экстраординарный случай, я работал клерком в офисе директора образования нашего штата. Прежде я занимал такую же должность в офисе главного инженера, откуда был переведен на новое место из-за того, что осмелился усомниться в справедливости директивы министра, получавшего извращенное удовольствие, издеваясь над подчиненными. Работа в новом офисе не доставляла мне никакого удовольствия, хотя, с точки зрения коллег, я занимал завидную должность. В мои обязанности входило ведение послужных списков и досье на сослуживцев высшего ранга, необходимых при принятии решений об их продвижении по службе или переводе на другое место работы. Таким образом, мне приходилось общаться со многими коллегами из обоих департаментов. Некоторые из них частенько захаживали в офис, желая добиться расположения начальства легким путем за счет своих ничего не подозревающих коллег, подавая пример другим поступать так же, чтобы не остаться в накладе.

Сам род моих обязанностей, тем или иным образом влиявший на карьеру и жизнь других, не позволял мне избежать критики со стороны сослуживцев. Но их действия зачастую производили в моей душе обратный эффект, и нередко решение принималось в пользу бедного, не имеющего поддержки, но достойного кандидата. Из-за моей неизменной приверженности справедливости я нередко натыкался на подводные рифы тайных симпатий и интриг, хорошо спрятанные под безукоризненным фасадом правительственных учреждений. Из-за своих добрых чувств к обиженным я часто действовал в ущерб собственным интересам и не раз отказывался от внеочередного повышения по службе в пользу старших товарищей.

Эта профессия была не для меня, но не имея ни образования, необходимого для того, чтобы сменять ее на что-то лучшее, ни желания его получить, я продолжал плыть по течению. И хотя я отдавал работе много сил и старался выполнять ее добросовестно, изучение и практика Йоги интересовали меня куда больше, чем официальная карьера. Работа лишь давала мне возможность прожить, удовлетворяя самые скромные потребности. Иного значения она для меня не имела. Мне были неприятны постоянные попытки враждующих сторон втянуть меня в свои склоки, из-за чего на обычно безмятежной глади моего ума, оберегаемой для занятий Йогой, порой возникали волны.

Через несколько лет после начала моей работы в Департаменте общественных работ начали сгущаться тучи вокруг главного инженера, чье желание призвать к порядку коррумпированных сотрудников вызвало большое недовольство. Подчиненные, недовольные его политикой, объединившись с чиновниками министерства, сплели искусную сеть интриг, что привело к его вынужденной отставке. После его ухода я оказался один на один с могущественными и мстительными врагами, сумевшими настроить против меня министра. Моя критика в адрес вновь назначенного главного инженера была той последней каплей, которая и привела к моему переводу — к моему большому удовольствию, так как атмосфера в Департаменте с каждым днем становилась все более напряженной.

Условия работы в Директорате образования показались мне более приемлемыми. Здесь не было такой крупномасштабной коррупции, что процветала в Департаменте общественных работ. Как следствие этого, интриги и заговоры не возникали. Здесь до 1947 г. жизнь моя текла относительно плавно я размеренно. Думаю, что приятная атмосфера и спокойствие новой работы позволили мне оставаться на ней во время долгого испытания, выпавшего на мою долю.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Я, родился в 1903 г. в маленькой деревушке Гаиру, расположенной в двадцати километрах от столицы Кашмира Сринагара. Это был дом родителей моей матери — она отправилась туда, перед тем как родить меня, так как знала, что будет окружена заботой старшей сестры и братьев в критический период. Мой отец построил для себя маленький двухэтажный дом в большом поместье моего деда. Это было скромное строение, сложенное из необожженных кирпичей и покрытое соломенной крышей. Оно служило нам домом долгое время — в нем прошло мое детство, да и позже мы приезжали туда, когда уставали от городской суеты и скучали по свежему деревенскому воздуху.

Мои первые детские воспоминания связаны с небольшим домом, расположенным в тихом квартале Сринагара. Я до сих пор помню, как стою заплаканный в объятиях утешающего меня дяди (со стороны матери) после того, как получил от нее взбучку за то, что замешкался на дворе, играя с детьми. Меня, единственного сына, желая уберечь от дурного глаза, мать никогда не одевала в дорогие одежды. Не позволяла она мне также подолгу играть вдалеке от нее. Другое неизгладимое воспоминание детства оставила лунная ночь, проведенная в компании матери и одного из ее братьев в крытом сверху, но открытом со всех четырех сторон строении, которое кашмирские крестьяне используют как зернохранилище. Весь день мы протряслись верхом на лошади, направляясь к отдаленной обители знаменитого отшельника, но, не успев добраться туда до захода солнца, попросили приюта у какого-то крестьянина, который нас и устроил таким образом. Я не могу припомнить внешность отшельника: запомнились только спадающие на плечи длинные тусклые волосы и то, что он сидел, скрестив ноги, у стены в маленькой комнате, обратив лицо к двери. Помню, как он посадил меня к себе на колени и стал поглаживать мои волосы, которые были тогда достаточно длинные, так как мать поклялась не прикасаться к ним ни ножницами, ни бритвой до исполнения священной церемонии обрезания пряди.

Несколько лет спустя, когда я был уже вполне смышленым, чтобы понять ее рассказ, мать открыла мне цель посещения отшельника. Она рассказала, что за несколько лет до того, в очень тревожное для нее время, он явился ей во сне. Весь день она провела в крайне беспокойном состоянии, что было вызвано тем, что из-за сильного воспаления горла я не мог глотать пищу. Во сне же святой человек, о чьих чудотворных деяниях она слышала восторженные рассказы многочисленных очевидцев, открыл мой рот и нежно коснулся пальцем воспаленной слизистой оболочки горла. Затем, показав знаком, чтобы она накормила меня, растаял в воздухе. Внезапно проснувшись, мать тут же прижала меня лицом к своей груди и к невероятному облегчению почувствовала, как я стал сосать и свободно глотать молоко. Обрадованная этим внезапным исцелением, которое она приписывала чудотворной силе святого, мать поклялась совершить паломничество к его обители и лично поблагодарить его за эту милость. Но домашние заботы и неурядицы долгое время не давали ей возможности отправиться в поход, и ей удалось исполнить данную себе клятву, когда я стал уже достаточно взрослым, чтобы сохранить хотя бы смутные воспоминания об этом визите. Самым удивительным в этой истории было то, что отшельник, лишь завидев нас в дверях комнаты, спросил у матери, смог ли я сосать ее грудь и глотать молоко после того, как он явился ей во сне. Моя мать, пораженная этими словами как громом, тут же упала к его ногам и попросила святого даровать мне благословение.

Я не могу поручиться за достоверность этой «чудесной» части эпизода, но могу сказать, что моя мать была правдивой и критически настроенной женщиной. Я привел здесь этот эпизод лишь как пример воспоминаний детства. Позже я слышал множество рассказов о подобных и даже более чудесных и невероятных вещах — это были рассказы надежных и умных очевидцев. Но при более тщательном рассмотрении все эти сведения оказались слишком слабо обоснованными, чтобы выдержать беспристрастное научное исследование. Долгое время я не придавал подобным историям никакого значения. Но и сегодня я готов заявить, что истинный йог, находящийся в контакте с иным миром и способный по собственной воле вызвать подобный физический феномен, — одно из редчайших существ на земле.

Еще один замечательный случай, запомнившийся мне, произошел со мной в возрасте восьми лет, когда я ранней весной шел по дороге Сринагара, возвращаясь домой от своего духовного наставника. Небо было затянуто тучами, а дорога размокла от дождей, что замедляло мое передвижение. И вдруг мой мозг, словно молния, пронзил неожиданный вопрос, никогда прежде не приходивший на ум: «Кто я?". И тут же возник другой вопрос, исходящий от каждой вещи из окружающего мира: «Что все это значит?». Я застыл посреди дороги, как громом пораженный. Все мое существо, равно как и окружающий мир обратились в один нескончаемый вопрос, в неразрешимую загадку, перед которой я стоял, немой и беспомощный. Я напрягал свой ум, тщетно пытаясь найти ответ, пока весь мир не начал кружиться и плясать вокруг меня. Мне стало не по себе, голова пошла кругом, и я с трудом удержался на ногах, чтобы не упасть в грязь. Собравшись с силами, я продолжил свой путь, не сознавая тогда еще всего значения случившегося со мной. Через несколько дней мне приснился чудесный сон, в котором мне на минуту открылась иная действительность. В этом сне я не был ни ребенком, ни взрослым, а был каким-то совершенно иным, не похожим на себя персонажем. Я увидел небесную страну, где жили богоподобные существа и себя — бесплотным, словно растворенным, эфирным чужаком, принадлежащим к иному порядку бытия и все же во многом похожим на меня и очень близким. Этот я находился в сияющем, великолепном окружении, совершенно не похожем на то убогое и шумное место, где я тогда жил. Сновидение было настолько ярким и необычным, что могу вспомнить его в деталях даже сейчас. Воспоминания этой сцены неизменно сопровождались глубоким удивлением и страстным стремлением к нездешнему, а также короткой вспышкой необъяснимой радости. Этот сон, очевидно, заключал в себе ответ на вопрос, который всплыл на поверхность из глубин моего сознания несколькими днями ранее. Это был ответ на зов, исходящий из незримого мира, который (как стало мне известно позже) находится совсем близко и лишь ждет, когда мы обратим на него внимание. Тем же, кто отвернулся от него, даже самая далекая звезда вселенной покажется ближе, чем этот мир.

В 1914 г. мы отправились в Лахор, где отец должен был выхлопотать пенсию, лично явившись в Казначейство. С этого дня и до получения мной первой должности в 1923 г., мы жили там и зимой, и летом. Там я окончил среднюю школу и проучился два года в колледже, именно там на мою долю выпали первые жизненные испытания. Мы жили в бедности, и я не мог рассчитывать на уроки с частными репетиторами — матери удавалось с трудом наскрести денег лишь на школьные учебники и одежду. Не имея возможности покупать другие книги, в двенадцатилетнем возрасте я все же ухитрился прочесть сокращенный вариант «Тысячи и одной ночи» на урду, случайно наткнувшись на эту книгу в доме моей тети. Книга пробудила во мне жгучий интерес к волшебным сказкам, приключенческой и романтической литературе. В четырнадцать лет я стал читать книги на английском языке, начав с коротких рассказов, и вскоре стал с жадностью проглатывать все повести и романы, попадавшие мне в руки. От романов я перешел к чтению научно-популярной литературы и книг по философии, которые брал в нашей маленькой библиотеке. Я читал запоем, мой развивающийся ум жадно отыскивал ответы на вопросы, которые порождали во мне наблюдения за тем небольшим мирком, в котором я тогда жил, и отзвуки того большого мира, о существовании которого я знал из книг по географии.

Я воспитывался в религиозной атмосфере, которую поддерживала в нашем доме мать, свято верящая в существование каждого из богов своего многочисленного пантеона, Она вставала еще до рассвета, чтобы отправиться в храм и успеть возвратиться домой с первыми лучами солнца и управиться с домашними делами — в том числе, вовремя приготовить мой скромный завтрак. В раннем детстве я разделял ее бесхитростную веру — нередко даже жертвовал утренним сном, чтобы сопровождать ее в храм. Затаив дыхание, слушал я рассказы о сверхчеловеческих подвигах Кришны, когда дядя со стороны матери читал нам вслух свой любимый перевод «Бхагавадгиты», знаменитой книги индийской мифологии, где описывалась история о воплощениях бога Вишну в человеческом облике. Согласно распространенному верованию, Кришна поведал высокое учение «Бхагавадгиты» на поле битвы воину Арджуне перед началом эпической войны Махабхараты. Поражаясь невероятным, сверхчеловеческим подвигам, описанным с удивительными подробностями, и дав волю детскому воображению, я уносился в фантастические миры, ни на минуту не сомневаясь в правдивости рассказа, мечтая развить в себе такие же сверхчеловеческие способности.

Информация, полученная мной из школьных учебников, а главное, при чтении иной литературы, сыграла роль фильтра, очистившего мой мозг от всех этих фантастических представлений, заменив их более реалистичной картиной мира. Порой совпадение моей смутной догадки, которую я, как ни пытался, никак не мог выразить, с четко сформулированной мыслью автора книги приводило меня в столь сильное возбуждение, что я вскакивал с места и, отбросив книгу, мерил шагами комнату, чтобы успокоиться и продолжить чтение. Мой ум формировался в здоровой атмосфере прочитанной литературы. Развивались мои врожденные представления о природе вещей под влиянием великих мыслителей, чьи идеи я впитывал в себя как губка. Прежде чем я окончил первый курс колледжа, чтение книг (особенно работ по астрономии и естественным наукам) наряду с моими собственными развившимися идеями привело к тому, что я стал на путь, в корне отличный от того, которому следовал в детстве, — я стал настоящим агностиком, полным сомнений и скепсиса по поводу экстравагантных и иррациональных представлений религии моих предков.

Покинув уютную гавань простой религии, привитой мне матерью, мой ум никак не мог найти пристанища, бросаясь от одной идеи к другой и отвергая их все одну за другой. Бессистемные занятия сделали мой ум беспокойным и дерзким. Не читая ни религиозной, ни духовной литературы, способной уравновесить влияние материалистических взглядов, проповедуемых учеными, я безоговорочно принял их точку зрения и овладел их аргументацией столь искусно, что в колледже мало кто из сторонников противоположных воззрений мог вступить в спор со мной. И хотя я в то время не изучал никакой религии, не практиковал ни одного из методов по обретению непосредственного духовного опыта, не посвящал себя систематическому изучению ни науки, ни философии (не считая чтения тех разрозненных научно-популярных книг, которые так будоражили мой юный ум), я ни в одной философской, научной или религиозной книге не мог найти удовлетворительных ответов на не дающие мне покоя вопросы и проблемы. Более увлеченный разрушением, чем созиданием, в конце второго года обучения в колледже я читал без устали, отдавая предпочтение библиотеке перед классной комнатой. Провал на экзаменах в конце 1920 г. привел меня в чувство. Шок провала уничтожил одним ударом «неприступную» крепость интеллектуального скептицизма, которую я воздвиг вокруг себя на основе незрелых суждений.

Но я не смирился и не впал в уныние, а решительно свернул на путь, наиболее соответствующий моей природе. В то время я и представить не мог, что ждет меня впереди, как не может ни один, даже самый умный человек предположить, что ожидает его на сверхсознательном плане. Утратив иллюзии, я обратился к Йоге, но не как к средству исправить последствия своей нерадивости, а как к практике, открывающей жаждущему уму возможность проверить недоказуемые истины, проповедуемые религией. Однако в течение семнадцатилетней практики (с семнадцати до тридцати четырех лет) ничего ощутимого не произошло, и в мою душу стали закрадываться сомнения в ценности избранного мной метода.

Даже после того, как духовный настрой ума пришел на смену хаотическим воззрениям, критическая черта, присущая моему характеру, не исчезла полностью. Я был не из тех, кого могут удовлетворить туманные видения, таинственные символы и мистические знаки. Вспышки света перед глазами, следующие за темнотой, шум в ушах, вызванный давлением на барабанные перепонки, странные ощущения в теле, связанные с нервным истощением, полугипнотиче-ское состояние, в которое я впадал после длительной концентрации, странные видения и фантомы, являющиеся в момент напряженного ожидания, и подобные явления — все это не производило на меня никакого впечатления. Благодаря длительной практике я, безусловно, в совершенстве научился подолгу удерживать ум в неподвижном состоянии и поддерживать состояние поглощенности, долгое время не испытывая при этом дискомфорта. Но это само по себе не могло служить доказательством развития сверхъестественных способностей или успехом на пути к достижению избранной цели.

Изучение древних текстов и литературы, посвященной другим религиям, не могло унять беспокойства моего характера и насытить жажду духа к критическому исследованию. Случайные отрывки из учений пророков и изречения мудрецов, находя отклик в моей душе, ни в чем не убеждали мой бескомпромиссный интеллект. Сам факт существования различных мировых религий (дошедших до нас от мудрецов или вдохновенных пророков, которые утверждали, что получили знание от Творца) — факт существования религий, столь разительно отличающихся друг от друга своими взглядами, обрядами, ритуалами, космогонией и даже основными тенденциями, казался мне достаточным основанием для серьезных сомнений в том, что откровения исходили от Бога, а не были плодом ума выдающихся людей своего времени, случайно соприкоснувшихся с высшим, но все же не абсолютным планом сознания. Полное уничтожение наукой (даже на заре ее существования) цитаделей устаревших религий, особенно их космологического аспекта, с моей точки зрения, делало беззащитными перед нападками окрепших уже критиков и другие стороны этих религий. Но и сама наука, принесшая столь большую пользу человечеству и являющаяся прекрасным орудием на поле битвы с религиозными догмами, не в состоянии управлять там, где главную роль все же играет вера. Столкнувшись с загадкой бытия, которая становилась все неразрешимее, наука по мере своего развития никак не может дать ответы на вопросы, лежащие вне сферы ее применения.

Я страстно стремился найти, рационализм в религии, чтобы поклоняться истине, какой бы она ни была и где бы ни находилась. Для меня не существовало более жалкого зрелища, чем сознательный, умный человек, отстаивающий абсурдные взгляды, несостоятельность которых видна даже ребенку, лишь потому, что они являются составляющей частью его религии, которая требует от него принести в жертву здравый смысл и истину. С другой стороны, иррационализм тех, кто пытался втиснуть вселенную в узкие рамки рассудка, представлялся мне не менее прискорбным. Подобные люди ничего не знают о природе собственного сознания. Неведомая сущность, обитающая в человеческом теле, все еще окутана тайной, и способность к рациональному мышлению, одно из ее обязательных свойств, является не меньшей загадкой, чем сама эта сущность. Таким образом, стремление дать объяснение космосу в рамках человеческого опыта столь же иррационально, как и попытка раскрыть тайны вселенной, судя о ней по отражению в зеркале, которое, как нам известно, может искажать вид объекта.

Конфликты и противоречия, существующие между различными религиями или религией и философией, заставили меня усомниться в возможности появления религии, которая подходила бы в равной мере крестьянину и философу, рационалисту и священнику. Но может ли быть дан иной ответ на этот вопрос, кроме как отрицательный, если истины такой религии не могут быть эмпирически доказаны, в отличие от общепризнанных законов и явлений природы? Безусловно, нет. Чтобы убедить здравый смысл возвыситься над собой, необходимо сделать это, не покушаясь на его ревностно оберегаемые принципы. Но поскольку ни одна из существующих религий не готова к подобному подходу, компромисс между верой и рационализмом представляется маловероятным и, следовательно, трудно ожидать появления универсальной религии.

Несмотря на феноменальный рост человеческого знания за последние два столетия во всех областях жизни, факты, лежащие в основе религий, все еще остаются предметом противоречий и споров. Но можно ли ожидать чего-то иного, учитывая, что дух познания, как правило, жестоко преследовался в прошлом. В контексте строгих законов, управляющих (как это доказала наука) вселенной, чудеса и сверхъестественные феномены, ассоциируемые с религией, представляются мне изолированными и неверно истолкованными проявлениями космического закона, все еще скрытыми за завесой тайны, которые предстоит понять, прежде чем давать объяснение кажущимся противоречиям и аномалиям, присутствующим в религиях и религиозном опыте.

Даже, казалось бы, достоверные сообщения о сверхъестественных явлениях, демонстрируемых медиумами Европы, кажутся мне неубедительными, так как упорядоченной гармонии природы чужды те странные проявления, которые подчас обнаруживаются на их сеансах. Я никак не могу заставить себя поверить, что законопослушная природа, проявившаяся во всей своей славе и величии в человеческом организме, может вести себя столь непоследовательно: создать нескольких настолько отличных от других мужчин и женщин, чтобы, проявившись в них, совершать резкие скачки от совершенного порядка материальной вселенной до нелепицы в духовном мире.

То, что некоторые из этих проявлений были подлинными, сомневаться не приходиться. Но какое объяснение можно им дать? Лишь многие годы спустя я обнаружил источник этих поразительных явлений и связал его со сверхразумной силой в человеке, силой озаряющей и таинственной. Эта сила озаряет гениев и порождает маскарад духов и бесов, являющихся к медиумам и одержимым; в силе этой заключено и блаженство, и проклятие — блаженство экстатических видений и проклятие жутких теней безумия.

Мой интерес к изучению и практике Йоги не был порожден желанием обладать особыми психическими способностями. Трюки и фокусы, практикуемые людьми определенного сорта, а также призывы священных текстов избегать демонстрации сверхъестественных способностей казались мне достаточной причиной для того, чтобы не поддаваться соблазну управлять законами природы, не обладая при этом достаточной силой воли, необходимой для подчинения закону духа. Я не уставал удивляться непоследовательности человеческой природы, когда встречал в книгах по Йоге (издаваемых как на Западе, так и на Востоке) обещания развить способности практикующего таким образом, что ему будет легко добиться успехов в мирской жизни. А ведь речь шла о системе, специально созданной для совершенствования незримых, тонких свойств человеческого духа!

Задача, которую я перед собой поставил, была куда выше и благороднее всего того, на что я мог рассчитывать, развив в себе сверхъестественные способности. Я мечтал достигнуть такого состояния сознания (считающегося конечной целью Йоги), в котором воплощенный дух возносится в сферы невыразимой славы и блаженства, покидая пределы мира противоположностей, освобождаясь от желания жизни и страха умереть. Это особое состояние сознания, осознающего свою трансцендентальную природу, являлось той высшей наградой, к которой должен стремиться истинный йог. Обладание же сверхъестественными способностями иного рода (как телесными, так и умственными), оставляющими человека беспомощно барахтаться в бурном море бытия, не продвигая его ни на шаг к решению великой тайны, казалось мне столь же бессмысленным, как и владение земными ценностями, исчезающими в момент смерти.

Достижения науки вооружили человека новыми чудесными возможностями, которые могут сравниться даже с самыми выдающимися проявлениями сверхъестественного характера, за исключением одного «но» — именно чудо трансцендентального опыта и откровения (необходимого для эволюции этики и существования мирного и продуктивного социального порядка) не только внесло свою лепту в вознесение человечества на пьедестал современного материального благополучия, но и сделало возможными сами чудеса науки. Всем сердцем я желал достичь того трансцендентального состояния чистого познания, не знающего границ пространства и времени, которому мудрецы Древней Индии посвящали вдохновенные гимны, считая его высшей целью человеческой жизни.

Комментарии к первой и второй главам

Помню, как в жаркий день начала лета 1952 г. я со своей женой и двумя друзьями, Джеральдом Хэнли и Ф. Дж. Хоупмэном, приложившими много усилий для того, чтобы эта книга увидела свет, посетили Гопи Кришну в его доме в Сринагаре. Мы все тогда жили в Кашмире и натолкнулись на труды Гопи Кришны на местной ярмарке, где один из его последователей распространял книжечку стихов, сопровождавшихся кратким описанием опыта автора. Я отправился на эту встречу из любопытства и был настроен весьма скептически, предполагая встретиться с шарлатаном, поспорить с ним, разоблачить, а позже, возможно, и посмеяться над ним.

Помню жару, мух и свою пропотевшую рубаху, приклеивающуюся к спинке кожаного кресла. Гопи Кришна сидел на узкой кровати, спокойный, полный, облаченный во что-то белое, и улы-бался. Его кожа, казалось, отличалась от кожи других людей, которых я встречал в Кашмире за последний год. Тогда я подумал, что она выглядит здоровой. Сейчас бы я сказал, что она светилась. Помню ту простоту, с которой мы вели беседу. Но больше всего запомнились глаза этого человека — дружественные, светящиеся, огромные, мягко сфокусированные. Они всецело поглотили мое внимание и каким-то образом убедили меня в том, что все, что происходило в этой комнате с этим человеком, — подлинно. Я посещал его еще несколько раз, чтобы поговорить с ним, прежде чем отправился назад в Шишнаг, а затем возвратился в Европу.


Поскольку после встреч с Гопи Кришной в горах со мной произошло несколько необычных событий, я склонен считать его инициатором и знамением в моей жизни. Наши встречи оказали на меня более глубокое воздействие, чем мне казалось вначале. Его глаза научили меня доверять своему видению, своим убеждениям — тому, что находится за пределами моего воспитанного в скептицизме западного ума. Это было посвящение в психологию, которой я стал заниматься позже.

Поэтому краткие комментарии, которыми я решил снабдить данную книгу — не что иное, как проявление благодарности, уважения к нему лично и к культуре, в которой он воспитывался.

Я не намерен ни объяснять, ни отстаивать то, что написано Гопи Кришной, — я лишь стремлюсь соотнести его опыт с глубинной психологией Запада и, в частности, с процессом индивидуализации, как он описан в «Аналитической психологии» Карла Юнга.

Наш текст начинается классическим примером медитативной техники. Как в восточной, так и в западной психологии обязательным условием любого достижения человека является внимание. Способность концентрировать сознание — признак силы «эго», как это называется в западной психологии. Нарушения внимания могут быть определены при ассоциативном тесте, предложенном Юнгом, чтобы продемонстрировать способность «эго» фокусироваться на относительно простом задании (словесных ассоциациях). Эта способность может ослабевать из-за подсознательных комплексов. Длительная, упорная концентрация внимания на одном объекте (например, на цветущем, излучающем свет лотосе) столь же трудна, как и продолжительная концентрация при выполнении любого задания экстравертного характера. Идет ли речь об экстравертном или интровертном, восточном или западном, — в любом случае мы с самого начала должны отметить значение «эго» — фокусирующегося, концентрирующегося, проявляющего внимание.

Многолепестковый лотос на макушке головы — традиционный символ Кундалини-Йоги. С точки зрения аналитической психологии, это означает фиксацию «эго» на образе себя в форме мандалы. Этот образ был избран «эго» в соответствии с духовной дисциплиной — в христианской медитации это может Священное Сердце, Крест, образы Христа, Марии, Святых и т.д. Вместо того чтобы обсуждать объекты концентрации (чем занимается сравнительный символизм), лучше кратко поговорить о различиях техники активного воображения, с одной стороны, и дисциплины Йоги, с другой. В духовных дисциплинах внимание, как правило, фокусируется на заданных или известных образах (в дзен-буддизме может не быть образов, но вместо них используется коан, задание или вещь). В любом случае задается фокус внимания, и человек знает, когда он отвлекается или «отключается». При активном воображении, которое описал Карл Юнг, внимание уделяется любому образу, эмоции, части тела или чему-либо еще, что «приходит на ум». Таким образом, отвлекающие факторы не подавляются — им уделяют внимание.

Этот метод стоит посредине между свободными ассоциациями Фрейда, когда человек свободно переходит от одного образа (слова, мысли) к другому, не имея представления о цели, и традиционной духовной дисциплиной с ее жесткой фиксацией на определенном предмете. Активное воображение дает волю более личным психологическим фантазиям. (Хотя лотос — не личный образ. На нем может фокусироваться любой адепт, независимо от своей психической структуры. Это не «его» лотос, а «тот» лотос.) Активное воображение имеет дело с отношением «эго» к ментальным образам и личными реакциями на эти образы. Эмоциональная вовлеченность и спонтанная реакция на эти образы не менее важны, чем характер самих образов. Если о качестве свободных ассоциаций можно судить по отсутствию их подавления (или, по крайней мере, минимальному подавлению), а о качестве дисциплинированной медитации — по ненарушимой фиксации и отсутствию отвлечения, то качество активного воображения может быть оценено по эмоциональной напряженности. Напряженность же определяется противостоянием «эго» и сознания в различных фигурах, образах и намерениях бессознательной психики. Этот метод называется активным воображением, поскольку здесь «эго» не только подавляет все то, что «не имеет отношения» (как при духовных упражнениях), но и является активным участником драмы или диалога, где задаются вопросы, проявляются эмоции, происходит поиск решений.

Более того, цель активного воображения часто бывает экстравертной. Этим я хочу сказать, что при такой медитации человек ищет совета у внутренних образов для решения практических личных проблем, тогда как духовные дисциплины направлены на то, чтобы преодолеть (макушка головы) тот мир, в котором возникают эти личные проблемы и в котором их окончательное решение невозможно. При активном воображении ответ не может сводиться к «должен ли я сделать то или это?»; скорее нужно думать о том, какое отношение является правильным, на какой комплекс следует обратить внимание. Духовная же дисциплина направлена на выходящее за рамки отношений и комплексов достижение божественного.

Автор стремится «достичь трансцендентального состояния чистого познания», и путь к этому — медитация. Эта цель являет собой разительный контраст с задачей психоанализа. Поскольку цели разнятся, методы достижения этих целей также выполняют различные задачи. Таким образом, метод свободных ассоциаций и метод активного воображения не могут быть средством достижения освобождения или обретения просветления в традиционном смысле. Иногда в глубинной психологии об этих различиях забывают, полагая, что от метода можно ожидать большего, чем то, что является его непосредственной целью. Кроме того, метод свободных ассоциаций также направлен на исцеляющее раскрытие причины травмы — на «чистое познание», способное избавить пациента от невроза. Но методы психологии не ведут к достижению тех целей, которые ставит Йога. Кроме того, активное воображение — это не метод «чистого познания». Попытка заглянуть, подобно пророку, преодолевающему пространство и время, в завтрашний день — не более чем ошибка. Ценность и подлинность активного воображения не определяется ни синхронностью событий, ни сверхъестественными прорывами. Поэтому активное воображение — техника саморегуляции и циркуляции. Ее цель — установление психологического контакта с доминирующими архетипами.

Традиционная цель мудрецов стоит в отдалении от патопсихо-логических и парапсихологических феноменов. Наш автор говорит об этом прямо. Фантомы, странные вспышки и звуки не способны отвлечь его от главной цели. Ни содержание непостижимых видений, ни телепатические инсайты, ни «удивительные свойства тела и ума» не могут удовлетворить его. Он устремлен к истоку как естественных, так и сверхъестественных явлений, чтобы познавать посредством знания, которое знает его (чистое познание), а не становиться медиумом этого знания, обладающим оккультным даром и случайным доступом к знанию. Чтобы служить этому знанию, он должен познать его, а не стать его жертвой. Вот почему в этой книге автор останавливается на теоретической структуре своего опыта. Знание происходящего не менее важно, чем сами происходящие события. С этой точки зрения источник явлений нельзя определить лишь как «бессознательное», поскольку мы не сознаем их истинное происхождение. Психологические определения ничего для него не определяют — ведь слово «бессознательное» признает несостоятельность когнитивного влечения. Автор не намерен останавливаться на вторичных явлениях духа (оккультных способностях, особых ощущениях, спорадических озарениях и т.п.), тем более не намерен он принимать вторичные определения за первопричину. С его точки зрения несостоятельность наших западных объяснений (в свете пато- и парапсихологии) идет рука об руку с низшим видом опыта. В свете такого опыта и объяснений Кундалини будет казаться потревоженной, но застрявшей на месте; начавшей поднятие, но не завершившей его. С его, традиционной, точки зрения, из чистого познания и завершенного поднятия Кундалини проистекают как адекватный опыт, так и адекватное объяснение.

Все сказанное выше должно напомнить нам об огромном значении концепций и теории о движении психологического сознания. Психика нуждается в психологии — это дает ей пространство для движения. Тщательное, но интуитивное обдумывание необходимо для поддержки и подходящего обрамления ее приключений. Психика и психология слишком точно отражают друг друга, чтобы радикальное развитие одной не сопровождалось соответствующим столь же радикальным теоретическим обоснованием другой. Если же вторая не успевает за первой, мы называем психические события «чуждыми» и отводим им место в пато- или парапсихологии. Более того, радикальные теории (подобные Кундалини-Йоге), мы называем «мистическими спекуляциями» лишь потому, что наша скудная психическая жизнь была не в состоянии обеспечить существующие психологические теории необходимыми эмпирическими данными.

Снова и снова мы будем встречать отрывки в тексте, где делается ударение на огромной физической цене, заплаченной за этот опыт. Мы должны быть признательны автору за то, что он не утаил этот факт — трансформация личности требует огромных затрат сил. Сознание поглощает сотни калорий в день, и интенсивные занятия интровертной дисциплиной требуют не меньших энергетических затрат, чем напряженная экстравертная умственная деятельность. Успехи в работе зависят от тела. Невзирая на семнадцатилетнюю практику, автор страдал дезориентацией сознания, и мы не можем свести это к неврастении или невротической ипохондрии. Таким образом, степень физической цены, подлинности органических событий оказывается неожиданной. Автор поступил как современный человек, воссоединив дух с телом, не отождествляя дух с душой или умом в ущерб телу. Внимание, в дальнейшем уделяемое телу, — не что иное, как современный пример воплощения духа.

С аналитической точки зрения определенное любопытство вызывает констелляция семьи автора, имеющая отношение к архетипическому прорыву. Прежде всего, изначально наблюдались духовные амбиции. Его отец проложил путь в этом направлении, и желание нашего автора доказать матери, на что он способен, становится доминирующей темой. Он — единственный сын — преемник психологической ноши обоих родителей.

Его воспоминания детства выносят на поверхность два факта, относящихся к его собственному «персональному мифу». Первый — это угроза смерти и чудесное спасение. Мотив ребенка-которому- угрожает-опасность — часть мифологемы героя-спасителя. Это — признак избранности: герой в детстве встречается с силами тьмы и находит избавление благодаря сверхъестественному вмешательству. Боги отмечают еще в детстве тех, кому предназначено нести огонь сознания дальше. Чудо сознания вначале непрочно и легко может быть потушено. Моисей, Христос, Дионис, Геракл — все это примеры ребенка- которому-угрожает-опасность.

Еще в детстве он, как и Будда (только в гораздо более зрелом возрасте), задавал себе глобальные вопросы. Описание детства Юнга в его автобиографической книге «Воспоминания, сновидения, размышления» повторяет тот же мотив внезапного осознания. Этот же вопрос, лежащий в основе любой философии, и произвел некогда такое потрясающее воздействие на Декарта — хотя опять-таки в более зрелом возрасте.

Детский сон Гопи Кришны может быть сведен, грубо говоря, к «исполнению желаний». В этом сне перед ним открывается мир, «совершенно не похожий на то убогое и шумное место, где я тогда жил». И все же, как мало говорит нам подобная интерпретация! Безусловно, это — компенсаторное исполнение желаний, но здесь он выходит за рамки личного. Это архетипическая компенсация — довершение картины земной действительности столь же мощной картиной неземной действительности. Да, это — исполнение желаний, но не на мирском языке, а на языке «weltanschauung». Это то же, что и у Юнга: «Посмотри! Ты не то, чем себя считаешь. Ты не то, чем сделала тебя окружающая среда. Действительность — гораздо больше, чем-то, что определяется социальными условиями и чем-то, что мы видим снаружи. У тебя есть и другая личность, отличная от той, которую ты считаешь «собой». (Я вновь отсылаю читателя к «личности номер один и личности номер два» из автобиографической книги Юнга «Воспоминания, сновидения, размышления».)

Не может не вызвать удивления тот факт, что с таким архети-пическим фоном (констелляция отец/мать, спасение от смерти в юном возрасте, детское осознание собственного «я», сновидение} Гопи Кришна не имел доступа к достаточному количеству символического, мистического материала. В сказках «Тысячи и одной ночи» происходит соединение личности номер один и личности номер два. Волшебные сказки содержат в себе универсальную истину. Они являются архетипическими историями того, как личность встречается и преодолевает опасности. Их язык символов обращен непосредственно к душе. Волшебная сказка — не подмена действительности. Она питает собой мир психической реальности.

И наконец, то, что касается личной психологии автора, — здесь мы сталкиваемся с двумя типичными фактами. Провал на экзаменах закрывает перед Гопи Кришной путь к карьере-заменителю, где духовные цели могли быть замещены академическими или интеллектуальными амбициями. Неудачи подобного рода часто встречаются в биографиях неординарных людей. Это сигнал, мешающий личности следовать общепризнанным путем. После провала на экзамене он мог избрать лишь один путь — свой собственный. Сам по себе провал не может быть логической причиной принятия подобного решения. Скорее провал символизирует собой разделение пути, возвещение, из чего становится ясно, что это был действительно зов. И наконец, зов прозвучал на тридцать пятом году жизни Гопи Кришны, в середине жизни, после того, как он освободился от своих внешних, экстравертных обязанностей (образование, работа, родители, брак, дети, общество) и интровертных обязательств перед своим «эго» (установление живого контакта с собственным бессознательным, формирование субъективной точки зрения, weltanschauung). Здесь, на Западе, мы часто не можем осознать, что даже в восточных практиках духовная жизнь вовсе не обязательно означает уход от мирской жизни. Карма должна быть исполнена на земле, согласно дхарме необходимости. Да и развитие осознания требует прочной опоры в реальности: воплощенная личность в обыденном мире и «эго», которое должно подчинить собственное бессознательное. Можно лишь благодарить автора за то, что он столь детально описал как внешнюю канву, так и внутреннюю атмосферу, в которой происходили эти экстраординарные события.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Внезапное пробуждение Кундалини в человеке, чья нервная система достигла зрелой стадии развития в результате благоприятной наследственности, правильного образа жизни и соответственного применения умственных сил, способно привести его ум в сильное замешательство. Причина этого, несмотря на всю простоту, может показаться нелегкой для восприятия современным интеллектом, рассматривающим человеческий ум, как некий конечный продукт, зависящий (согласно мнению одних) исключительно от деятельности клеток мозга и процессов, начинающихся и оканчивающихся в организме. Согласно мнению других, защищенное костным футляром, белое и серое вещество мозга реагирует на неуловимый, пронизывающий все космический ум или Вселенский дух. Третьи считают, что ум зависит от существования бессмертной души, заключенной в теле. Не вступая в дискуссию относительно верности каждой из этих гипотез, хочу сказать, что для наших целей достаточно рассмотреть точку зрения авторитетов Йоги. Деятельность мозга и нервной системы (независимо от того, проистекает ли она от вечного самосущего духовного источника или от воплощенной души), зависит от существования в теле тонкого жизненного элемента, названного праной, пропитывающего каждую клетку, каждую ткань и среду организма, подобно тому, как электричество пропитывает каждый атом батарейки.

У этого жизненного элемента имеется биологический двойник. Принято считать, что он находится в мозгу, в виде тонкой и подвижной биохимической субстанции, экстрагируемой нервами из окружающей органической массы. Эта субстанция хранится в мозгу и нервной системе и способна генерировать особое, не поддающееся лабораторному анализу излучение. Она циркулирует в организме в виде моторных импульсов и чувств, управляя всеми органическими функциями в теле. Ее пропитывает, постоянно воздействуя на него (подобно тому, как свет воздействует на чувствительный слой фотографической пленки), сверхразумная космическая жизненная энергия, или прана. Слово прана, употребляемое авторитетами Йоги, означает как космическую жизненную энергию, так и ее тонкий биологический проводник в теле — оба эти понятия неразделимы. Как только тело умирает, тонкая биологическая субстанция тут же претерпевает химические изменения и перестает служить проводником праны. Обычно экстрагирование праны, необходимое для питания мозга, осуществляется небольшой группой нервов, располагающихся в строго определенной области организма, благодаря чему природа сознания индивида не претерпевает изменений на протяжении жизни, тогда как с его телом происходят постоянные перемены. С пробуждением Кундалини вся организация нервной системы радикально перестраивается, в результате чего активизируются и другие группы нервов. Это приводит к тому, что праническое излучение в гораздо более концентрированной форме попадает в мозг из обширных областей организма. Вследствие резко возросшего притока новой формы жизненной энергии в полость черепа через спинномозговой канал (прежде чем система успела к этому привыкнуть), объем мозгового кровотока может значительно возрасти и повлечь за собой такие симптомы, как головокружение, обморок, полная потеря чувствительности, возбуждение, раздражительность и даже в крайних случаях делирий, паралич и смерть.

Пробуждение может быть как постепенным, так и внезапным в зависимости от развития, конституции и темперамента различных индивидов, но в большинстве случаев оно ведет к нестабильности эмоциональной сферы и неустойчивости ментальных процессов, что в значительной мере зависит от отягощенной наследственности, неправильного поведения и телесных изъянов. Не считая крайних случаев, таких как безумие, следующее обобщение подходит для всех категорий людей, у которых Кундалини активна от рождения: мистики, медиумы, гении, а также люди с исключительно развитыми интеллектуальными и артистическими способностями. В тех же случаях, когда пробуждение происходит внезапно, в результате практики Йоги или иной духовной дисциплины, воздействие мощных потоков жизненной энергии на мозг и другие важные органы зачастую сопровождается необычным психическим состоянием, при котором в одном человеке могут проявляться черты медиума, гения и безумца.

Я не имел ни малейшего представления ни о технической стороне науки о прете, ни о способе управления этой огромной энергией, ни о формах ее деятельности, столь же обширных и разнообразных, как и само человечество. При этом я не подозревал, что докопался до корней своего существа и что вся моя жизнь теперь поставлена на карту. Как и большинство интересующихся Йогой людей, я и подумать не мог, что система, предназначенная для развития скрытых способностей и благородных качеств человека, может таить в себе такую угрозу психическому здоровью, да и самой жизни.

На третий день после пробуждения я почувствовал, что не в силах заняться медитацией и остался лежать в постели, стараясь не думать о своем необычном душевном и физическом состоянии. Когда на следующее утро после бессонной ночи я все же приступил к медитации, то к ужасу обнаружил, что потерял способность даже к самой кратковременной концентрации и что поток лучистой субстанции, оказавший первые два раза столь живительное и возвышающее воздействие на мой мозг, сейчас автоматически вливается в него, излучая зловещий свет. Все последующие дни показались мне нескончаемым кошмаром. У меня было впечатление, что я бросился вниз головой с прочной скалы нормального состояния в бешеный водоворот безумного существования. Мое обычно естественное желание сесть в необходимую позу и приступить к медитации сейчас полностью исчезло и сменилось чувством страха перед сверхъестественным. Я пытался избегать даже мысли об этом. Но в то же время я стал испытывать внезапное отвращение к работе и обычным разговорам. В результате я, будучи не в силах найти хоть какое-то занятие, слонялся без дела, от чего мое состояние все ухудшалось. Ночью было еще тяжелее — я не мог выносить света в комнате после того, как ложился в постель. Как только моя голова касалась подушки, огромный язык пламени поднимался по позвоночнику и врывался в мой череп. Казалось, что огненный поток, постоянно проходящий по спинному мозгу в голову, набирал особую скорость и силу в ночные часы. Как только я закрывал глаза, передо мной возникал странный круг света, в котором вились и клубились быстрые сияющие потоки. Видение было захватывающим, но жутким, исполненным сверхъестественного страха, пронизывающего порой до мозга костей.

Еще совсем недавно каждый раз перед тем, как заснуть, я пропускал в своем уме вереницу приятных мыслей, обычно плавно и незаметно уводящую меня в царство фантастических снов. Сейчас же все изменилось. Я часами беспокойно ворочался с боку на бок и не мог усыпить свой возбужденный мозг. Как только свет гас, я не окунался во тьму и не начинал дремать, готовясь погрузиться в сон, — перед моим внутренним взором возникал широкий светящийся круг, наполненный быстро движущимися светоносными частицами, похожими на озаренные солнечными лучами тучи брызг, которые поднимаются над водопадом, когда кипящие струи разбиваются о поверхность воды.

Иногда казалось, что струя расплавленной меди, поднимаясь по позвоночнику, с силой ударяла мне в темя и, разбившись на множество искр, проливалась ливнем вокруг меня. Зрелище было захватывающим и пугающим. Оно напоминало фейерверк, невиданный по масштабам. Все, что я мог охватить своим внутренним взором, — это сияющий ливень и озеро света. В сравнении с окружающим меня гигантским ореолом, растекающимся во всех направлениях волнами расплавленной меди, ореолом, физически ощутимым во тьме, я казался себе совсем маленьким. Было такое чувство, словно зрительный центр мозга находится в прямом контакте с очень тонкой, лучащейся и беспрерывно движущейся субстанцией и он нуждается в посредничестве сетчатки и зрительных нервов.

Казалось, я случайно прикоснулся к какому-то рычагу неизвестного механизма, спрятанного в чрезвычайно сложной и плохо изученной нервной системе организма, и дал выход потоку, который, воздействуя на зрительные и слуховые центры, стал причиной того, что я начал слышать ревущий звук, видеть мелькающие огни, а все мои мысли и действия приобрели какой-то нереальный аномальный характер. В течение нескольких дней я думал, что страдаю галлюцинациями и надеялся, что в скором времени мое состояние придет в норму. Но дни шли, а симптомы не только не исчезали, а наоборот, нарастали, приняв характер одержимости, — светящиеся картины становились все более фантастичными, а звуки — все более громкими и странными. В мой ум закралась страшная мысль: мне казалось, что я неотвратимо мчусь на встречу катастрофе и бессилен что-либо предпринять, чтобы спасти себя.

Для меня, человека, совершенно не знакомого с эзотерической наукой о Кундалини, все последующие события казались столь аномальными и неестественными, что я почти потерял надежду на благоприятный исход. Каждую минуту я находился в состоянии крайнего беспокойства и напряжения, теряясь в догадках о том, что со мной произошло и почему моя нервная система больше не способна нормально функционировать. Я чувствовал себя истощенным и обессиленным. У меня отсутствовал аппетит, пища на вкус напоминала золу, язык покрылся белым налетом, а глаза покраснели. Мое лицо приобрело тревожное выражение и казалось истощенным. В пищеварительных и экскреторных органах появились острые, неприятные ощущения. Обычный порядок был утрачен, и я чувствовал, что отдан на милость какой-то неведомой силе, вызвавшей у меня в мозгу такое же волнение, какое вызывает буря, внезапно промчавшаяся по безмятежной глади озера.

Поток, поднимающийся с того места, где покоилась Кундалини, был беспрерывным. Я чувствовал, как он переплескивается через нервы спины и даже проносится по передней брюшной стенке — от паха вверх. Но самым тревожным было то, как вел себя мой ум после того, что произошло. Я чувствовал себя так, словно стал смотреть на мир с более высокой точки, чем прежде. Трудно охарактеризовать состояние моего ума. Могу только сказать, что моя познавательная способность трансформировалась и мой ум как бы расширился. Но более пугало меня то, что точка сознания не оставалась устойчивой и неизменной, как прежде. Она то расширялась, то сжималась в зависимости от интенсивности потока света, исходящего из самого нижнего нервного сплетения моего тела. Эти расширения и сжатия неизменно сопровождались приступами ужаса. Иногда я чувствовал странный подъем, забывая о своем аномальном состоянии и гордясь тем, что мне удалось достичь, но вскоре, критически оценив ситуацию, вновь начинал испытывать мучительный страх. Несколько таких коротких вспышек радости сопровождались столь сильными приступами ужаса, что мне приходилось напрягать все силы, чтобы не поддаться слепой панике. Иногда л затыкал себе рот рукой, чтобы не закричать, и выскакивал из комнаты на людную улицу, чтобы не совершить какого-либо отчаянного и непоправимого поступка.

Это продолжалось без перерыва в течение нескольких недель. Каждое утро возвещало новую волну страха, свежие раны и без того измученной нервной системы, приступ еще более глубокой меланхолии или ухудшение психического состояния. Со всем этим я должен был бороться после бессонной ночи, собрав остаток сил, чтобы ужас не поглотил меня целиком. Стойко выдержав дневные мучения, я готовил себя к еще более тяжелой ночной пытке. Человек радостно преодолевает невообразимые трудности и храбро вступает в неравную борьбу, если находится в нормальном психическом и физическом состоянии. Я же полностью потерял уверенность в своем рассудке и жил в собственном теле, словно чужак, запуганный и загнанный бесконечным преследованием. Мое сознание было В до того неустойчивым, что я не представлял, как буду вести себя в ^следующую минуту. Оно вздымалось и опускалось, словно волна, то поднося меня на гребне над страхом, то низвергая в пучину еще большего отчаяния. Казалось, что поток жизненной энергии, поднявшись вдоль позвоночника и соединив каким-то загадочным образом мой мозг с местом у основания позвоночного столба, затеял странную игру с моим воображением. Но я не мог ни остановить этот поток, ни противиться его воздействию на мои мысли. Были ли это первые симптомы психического расстройства? Терял ли я рассудок? Эта мысль неизменно повергала меня в отчаяние. Причиной моего подавленного настроения были не столько неописуемая странность состояния, сколько опасения за сохранность рассудка.

У меня пропали все чувства к жене и детям. Моя любовь к ним шла из самой глубины души. Но источник ее как будто иссяк. Казалось, что иссушающий вихрь пронесся по каждой поре моего тела, стирая любовь к ним без следа. Я смотрел на своих детей, пытаясь каким-то образом воскресить былую любовь, но тщетно! Похоже, мое чувство угасло безвозвратно. Они казались мне чужаками. Пытаясь воскресить любовь, я то и дело ласкал их, говорил им нежные слова, но мне никак не удавалось делать это с подлинной теплотой, присущей истинной привязанности. Я знал, что они — моя плоть и кровь, и осознавал свой отцовский долг. Мои суждения были столь же критичны, как и прежде, но любовь умерла. Воспоминания о покойной матери, которую я искренне любил, уже не несли за собой волны сильных эмоций. С отчаянием я взирал на гибель этих глубоких чувств, осознавая, что стал совершенно другим человеком, лишенным всего, что придает жизни настоящее очарование.

Со страхом в сердце я изучал свое психическое состояние. Сравнивая свою новую личность с тем, каким я был прежде, я не мог не заметить разницы. Мое сознание расширилось. Жизненная энергия, питающая огонь моего существа, сейчас вливалась прямо в мозг — прежде этого не было. Однако свет был нечистым и изменчивым; огонь не был устойчивым и сияющим, как при нормальном состоянии сознания. Он становился то ярче, то тусклее. Несомненно, круг его света стал шире, чем прежде, но этот свет не был таким прозрачным. Было такое чувство, словно я смотрю на мир сквозь дымку. Поднимая глаза к небу, я не видел той прекрасной лазури, что раньше. Я всегда отличался хорошим зрением, и сейчас с моими глазами проблем не было — я мог читать текст, напечатанный мелким шрифтом, без напряжения и прекрасно различал мелкие детали вдали. Безусловно, со зрением все было в порядке, но что-то произошло с моей познавательной способностью. Записывающее устройство работало отлично — проблема заключалась в наблюдателе.

Сознание обычного человека регулируется столь четко, что он может не замечать в нем перемен с детских лет до старости. Он знает себя, как сознательную сущность, с точкой осознания, размещающейся преимущественно в голове и распространяющейся на туловище и конечности. Закрыв глаза, чтобы внимательно изучить ее, такой человек замечает сознательное присутствие (самого себя), локализованное в области головы. Мне удалось определить (несмотря на свое психическое состояние), что область сознания во мне значительно расширилась. Она была такой же, как и тогда, в видении, но сейчас не было и намека на счастье. Напротив, настроение было мрачным, подавленным и сопровождалось чувством страха. Казалось, что длительная концентрация открыла в моем мозгу еще не полностью развившийся центр, питающийся потоком энергии, непрерывно льющейся из области репродуктивных органов. Расширившееся поле сознания было порождением этого закрытого прежде центра, и центр этот плохо функционировал. На то было две причины: во-первых, его преждевременное, форсированное раскрытие; во-вторых, мое полное незнание, как приспособиться к новым условиям.

В течение нескольких недель я боролся с депрессией, вызванной все ухудшающимся состоянием. Мое лицо стало бледным, я исхудал и потерял много сил. Пища вызывала во мне отвращение, и страх сжимал мое сердце каждый раз, когда мне приходилось проглатывать кусок. Часто я вставал от стола, даже не прикоснувшись к еде. Вскоре мой дневной рацион был сведен к одной или двум чашкам молока и нескольким апельсинам, Я знал, что не смогу долго протянуть на такой скудной диете, но ничего не мог с собой поделать. Я сгорал изнутри, но не представлял, как умерить пламя. Я сократил прием пищи, но при этом расход энергии значительно возрос. Я находился в состоянии постоянного беспокойства и не мог просидеть на одном месте более получаса. Когда я все же заставлял себя сидеть, не двигаясь, внимание тут же направлялось к странному поведению моего ума. Чувство страха, ни на миг не покидавшее меня, сразу же усиливалось, и сердце начинало бешено колотиться в груди. Мне нужно было чем-то отвлечь внимание, чтобы не думать об ужасе своего положения.

Чтобы не давать уму обращаться к самому себе, я стал много гулять. Искупавшись утром, я тут же отправлялся на прогулку, чтобы развеяться после бессонной ночи, когда я вынужден был неподвижно лежать в кровати наедине с жуткими видениями, разворачивающимися перед моим внутренним взором. По дороге я встречал немало своих знакомых, тоже совершающих прогулку, но при этом весело беседуя и смеясь. Будучи не в состоянии разделить их веселье, я безмолвно проходил мимо, ограничиваясь лишь кивком в Знак приветствия. Я не испытывал интереса ни к кому. Ненормальность собственного положения всецело занимала мой ум. Дням я иногда заходил в свою комнату или выходил в сад, разглядывая различные предметы, но не мог сосредоточиться хотя бы непродолжительное время ни на одном. Я считал шаги, глядя то на пол, то на стены, то на потолок, и, напрягая всю оставшуюся силу воли, пытался не дать своему уму оставаться неподвижным, Я отчаянно боялся собственного вышедшего из-под контроля ума.

Но сколько еще могла продолжаться эта борьба? Как долго мог я сопротивляться безумию, поглощающему меня? Мое изможденное тело с каждым днем становилось все слабее — ноги дрожали и подгибались во время ходьбы, и все же я заставлял себя ходить, спасаясь от ужаса, готового сжать мое сердце, как только мой ум пытался осознать свое состояние. Моя память ослабела, и я мог запнуться во время разговора, с трудом подыскивая нужные слова. В самые тяжелые минуты я хмурил лоб и сдвигал брови, а в глазах появлялся дикий блеск, от этого лицо приобретало маниакальное выражение. По несколько раз в день я изучал свое лицо в зеркале, щупал пульс и с ужасом замечал, что состояние неизменно ухудшается. Не представляю, что поддерживало мою волю, если даже во время острейших приступов страха я ухитрялся контролировать свои поступки и жесты. Ни один человек не догадывался, что происходит в моей душе. Я знал о том, что один лишь шаг отделяет меня от настоящего безумия, но все же скрывал от всех свое состояние. Я безмолвно сносил невыносимую муку, проливал незримые слезы, обвиняя себя снова и снова в том, что сделал шаг в неведомое, не позаботившись предварительно узнать об опасностях, ожидающих человека на этом пути.

Но даже в минуты наибольшего упадка сил, даже когда мое состояние достигло критической точки, какая-то неведомая внутренняя сила не позволила мне обратиться за советом к врачу. В те дни в Джамму не было психиатра, но если бы и был, я все равно не пошел бы к нему на прием. И хорошо, что не пошел. Даже моих скромных познаний в медицине было достаточно, чтобы понять, что болезнь эта не могла быть отнесена ни к чисто физической, ни к чисто психической сфере. Причина ее крылась в измененной нервной деятельности моего организма, и от этого ни один врач не мог предписать лекарств. С другой стороны, малейшая ошибка в лечении этого необычайно опасного состояния, когда весь организм был разлажен и не поддавался контролю, могла бы привести к роковым последствиям. И учитывая совершенно неизвестную медицине и недиагностируемую причину болезни, ошибка была бы неизбежной.

Опытный врач исходя из симптомов болезни строит свое лечение на стереотипном поведении организма пациента. Физиологические процессы протекают в определенном ритме, который в нормальных условиях поддерживает организм. В моем же случае пострадал основной механизм, ответственный за ритмы и стереотипное поведение организма, в результате чего анархия, воцарившаяся во всех отделах организма, не поддавалась никакому описанию. Тогда я еще не знал этого и лишь позже понял, что практика медитации привела в действие механизм, который автоматически начал трансформировать мой ум, готовя его к расширению сознания. Это был столь же естественный биологический процесс, как и неизменный закон эволюционного развития видов или рост ребенка. К несчастью, тогда я об этом еще не догадывался. Да и сейчас эти секреты мало кому известны, хотя, судя по всему, адепты древности прекрасно знали, как поступать в случаях, когда в результате занятий Йогой у людей возникали подобные состояния.

Я каждый день тщательно оценивал свое состояние, убеждаясь в том, что все это действительно произошло, а не разыгралось в моем воображении. Подобно тому, как человек, попав в невероятную ситуацию, щипает себя, чтобы убедиться, что это ему не снится, я оценивал свои физические симптомы, чтобы найти подтверждение своему психическому состоянию. Глупо было предположить, что я стал жертвой галлюцинации. Последующие события, как и мое нынешнее состояние, полностью исключали эту возможность. Нет, этот кризис не мог быть плодом моего воображения. Он имел физиологическую основу и захватывал всю органическую структуру моего тела. Были задействованы все части моего организма — от мозга до самых незначительных органов. От штормов, вызванных высвобожденными мной силами, штормов, проносившихся по всем системам, не было спасения ни днем, ни ночью.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В наше время вряд ли найдешь пример, когда после пробуждения Кундалини беспрерывно горящий в человеке змеиный огонь производил бы в нем ту трансформацию, на которую намекали в своих рассказах мудрецы Древней Индии. Но, несомненно, бывали случаи спорадической активизации Шакти. Мистики и святые разных стран, с детства впадавшие в экстатические трансы и переживавшие трансцендентальные видения, относятся к данной категории. Медиумы, обладающие даром ясновидения, чтения мыслей и иными сверхъестественными способностями, обязаны всем этим пробужденной Кундалини, действующей в ограниченных рамках, без открытия высшего центра, затмевающего собой все сознание. То же относится и к гениям, определенные зоны мозга которых питаются этой энергией, что стимулирует их к интеллектуальной или артистической деятельности.

Во всех перечисленных выше случаях поток этой мощной жизненной энергии ограничивается или регулируется таким образом, что в деятельности системы не возникает никаких нарушений. Мистикам же, чей мозг иногда подвергается воздействию очень сильного потока, подобные состояния известны с рождения, и их нервная система приспосабливается к этому еще в детстве, когда человек не осознает перемен в своей психике и теле, а следовательно, и не страшится их. Но и последние нередко испытывают кризис и вынуждены пройти сквозь муки, прежде чем обретают устойчивую ясность ума и способность понятно выразить свои переживания, выделившие их среди прочих смертных. Все остальные, принадлежащие к этой категории, не переживают озарений и не осознают движения потоков. Исключение составляют лишь экспериментальные случаи, но там поток жизненной энергии слишком ограничен, чтобы произвести эти странные эффекты.

Популярные книги по Йоге, прочитанные мной несколько лет назад, не содержали в себе и намека на подобное развитие событий. Их авторы ограничили себя описанием различных поз и методов, заимствованных из древних источников. Иные утверждали, что имеют опыт практики, и уверенно обучали других тому, чего толком не знали сами. В некоторых из таких книг содержались краткие ссылки на Кундалини-Йогу. Обычно авторы посвящали одной из наименее известных и наиболее трудных форм Йоги всего несколько страниц или короткую главу, где говорилось, что Кундалини представляет собой жизненную космическую энергию, покоящуюся в человеческом теле у основания позвоночника, ниже половых органов в форме свернувшейся змеи. Она спит, закрывая ртом отверстие Сушумны, нитевидного протока, проходящего через центр спинного мозга к центру сознания на макушке головы. Пробудившись, Кундалини, подобно молнии, поднимается вдоль Сушумны, унося с собой всю жизненную энергию тела (которое в это время становится холодным и безжизненным, утратив частично или полностью свои жизненные функции), чтобы соединиться со своим божественным супругом Шивой, обитающим в последнем, или седьмом, центре — в мозгу. Во время этого процесса воплощенное «я», освободившись из плена плоти, приходит в состояние экстаза, или Самадхи, осознавая свое бессмертие и единство с вездесущим высшим сознанием. Лишь в одной или двух книгах говорилось об опасностях, подстерегающих человека на этом пути. Но ни характер этой опасности, ни способы ее преодоления авторы не описали.

Туманных идей, почерпнутых мною из этих книг, было достаточно, чтобы прийти к заключению, что мое нынешнее состояние является прямым следствием медитации. Мой опыт в точности совпадал с описаниями экстатических состояний тех, кто пережил их, так что у меня не было ни малейших оснований сомневаться в подлинности этого видения. Не могло быть и ошибки ни относительно звука, ни относительно сияния. Тем более не могло быть ошибки относительно трансформации сознания — самой значительной части меня, — воспоминания о которой были столь сильны, что от них невозможно было ни избавиться, ни спутать с чем-то иным. Это никак не могло быть игрой воображения, так как во время того переживания я сохранил способность сравнивать расширенное сознание с обычным и, когда видение стало блекнуть, мог ощутить сужение, возвращающегося в норму сознания. Безусловно, это был подлинный опыт, с такой убедительностью описываемый святыми и мистиками всего мира. Но в моем случае было одно несомненное отличие от обычного типа видений: неописуемое чувство, возникшее у основания позвоночника, вслед за которым поток лучистой энергии, поднявшись по позвоночному столбу, устремился в голову. Эта часть переживания соответствовала феномену, ассоциируемому с пробуждением Кундалини. Следовательно, я не мог ошибиться, полагая, что, сам того не ведая, разбудил свернутую спиралью змею, и что мое нынешнее состояние было каким-то образом с этим связано.

Я не рассказал о своем состоянии никому, кроме шурина, приехавшего в то время по делам в Джамму. Он был намного старше меня и любил меня как сына. Зная о его чувствах ко мне, я был с ним до конца откровенным. Он и сам в течение многих лет практиковал медитацию под руководством учителя, который утверждал, что обладает знаниями 8 области Кундалини-Йоги. Искренний и благородный от природы, он не раз делился со мной своими переживаниями, ища моего совета и поддержки, описывая их, как ребенок, — просто и бесхитростно. Без всякой претензии на познания в этом вопросе он поделился со мной всей информацией, которой располагал, и это сыграло немаловажную роль в спасении моей жизни. Моя жена, не имевшая ни малейшего представления о той борьбе, которую я вел на грани между жизнью и смертью, была не на шутку напугана моим изможденным видом, отсутствием аппетита и, главное, беспокойным и безрадостным выражением, не сходившим с моего лица. Она постоянно советовала мне обратиться к врачу.

Мой шурин не мог должным образом оценить значимости того, что я ему сообщил, но вспомнил, что его гуру когда-то сказал, что если по ошибке Кундалини поднимется не по Сушумпе, а по какой-то другой Нади (энергетическому каналу), то существует риск серьезных осложнений в психической и физической сферах вплоть до полной потери дееспособности, безумия и смерти. Учитель также говорил, что особую опасность представляет подъем Кундалини по Пингале, располагающейся справа от позвоночника. Тогда несчастный человек может буквально сгореть из-за неконтролируемой выработки интенсивного внутреннего жара. Рассказ шурина привел меня в ужас, и я отправился за советом к одному ученому аскету из Кашмира, приехавшему на зиму в Джамму. Терпеливо выслушав меня, аскет заявил, что мое состояние не может быть вызвано пробуждением змеиной силы, так как оно всегда несет с собой блаженство и никогда не причиняет вреда. Он высказал другое печальное предположение: мое состояние, должно быть, связано с действием яда. выделяемого зловредными духами, то и дело пересекающими путь йогина, и предписал мне особую микстуру, которую я так никогда и не принял.

Воспользовавшись чьим-то советом, я просмотрел несколько древних санскритских текстов по Кунддлики-Йоге, переведенных на английский язык. Но, утратив способность управлять вниманием, я не смог прочесть сосредоточенно ни одной страницы. Малейшее усилие тут же приводило к ухудшению моего состояние, так как при этом поток вновь порождаемой энергии с особой силой устремлялся к моему мозгу. Я просто перелистывал книги, прочитывая то параграф на одной странице, то пару строк на другой. Описание симптомов, развивающихся при пробуждении Кундалини, подтверждало мою уверенность в том, что я разбудил эту дремавшую во мне силу. Но была ли эта агония результатом самого пробуждения, или причина заключалась в том, что энергия стала подниматься не по тому нерву, оставалось мне непонятным. Однако среди всей этой массы информации мой воспаленный мозг выбрал одно предписание — не знаю, как это назвать, случайностью или божьим промыслом. Этот короткий совет, пришедший в самую критическую минуту моей жизни, запечатлелся в мозгу в одно мгновение. А заключался он в следующем: практикующий ученик не может оставаться длительное время с пустым желудком, а должен каждые три часа принимать легкую пищу. Думаю, что своей жизнью и здравым рассудком я обязан именно этому свету.

В то время я не придал должного значения прочитанным словам, в которых заключался опыт многих и многих людей, пытавшихся пробудить змеиную силу. Думаю, что не один из них при этом лишился жизни. Но и прислушавшись к этим словам, я вряд ли смог бы в то время следовать им, так как пища казалась мне столь отвратительной, что сама мысль о ней вызывала спазмы в желудке. Каждая часть моего тела была словно охвачена огнем, ум же, словно воздушный шарик, который порывы ветра болтают в разные стороны, не мог оставаться неподвижным ни минуты.

Каждый раз, когда мой ум обращался к себе, меня неизменно поглощало зрелище неземного сияния, вращающегося, подобно водовороту, в моей голове. И зрелище это вызывало у меня панику. Нередко оно принимало устрашающиеся формы и позы — словно скалящиеся сатанинские лица глядели на меня из тьмы. Это происходило каждую ночь на протяжении нескольких месяцев. Моя воля слабела, и сил для сопротивления становилось все меньше. В самые тяжелые минуты я чувствовал, что готов поддаться все нарастающему ужасу и вырваться из дома, как буйный сумасшедший. И все же я не сдавался, напрягая до последнего предела остатки душевных сил.

Днем я не мог дождаться наступления ночи, а ночью с еще большим нетерпением ждал прихода дня. Все проблески надежды постепенно начинали угасать, и меня охватило отчаянье. Я не мог ни на минуту ни расслабиться, ни забыться — огненный поток беспрерывно струился по нервам и врывался в мой агонизирующий мозг. В результате длительного поста мои жизненные силы пришли в полный упадок, сопротивляемость снизилась, я был так плох, что я каждую минуту ждал конца.

В таком состоянии духа я встретил священный праздник Шиваратри, или ночи Шивы, который приходится на конец февраля. Как Обычно, жена приготовила разнообразные изысканные блюда и стала настаивать, чтобы я отведал их. Не желая расстраивать ее своим отказом, я согласился и заставил себя проглотить несколько кусков пищи. Тут же у меня под ложечкой появилось сосущее чувство, поток огненной энергии ударил в голову, и к своему неописуемому ужасу я ощутил, что вздымаюсь все выше и выше. Перед глазами все пошло кругом, руки и ноги стали как лед — казалось, все тепло покинуло их, чтобы поддержать жар в голове, который вздымался к ней по спинному мозгу красноватым потоком. Я почувствовал головокружение и непреодолимую слабость.

С трудом встав на ноги, я медленно пошел в спальню. Сорвав дрожащими руками покрывало, я забрался в постель, пытаясь занять удобное положение. Но состояние мое было отчаянным — я весь дрожал, от макушки до ног. Тело мое было холодным как лед, но при этом меня знобило как в лихорадке. Я нащупал свой пульс — он был невероятно частым, а сердце билось под ребрами с такой силой, что я мог слышать его удары. Но больше всего меня испугала интенсивность огненных потоков, проносившихся по моему телу, проникающих в каждый орган. Ум работал отчаянно, но был не в состоянии привести в порядок мои дикие мысли. Пригласить врача, чтобы тот попытался поставить диагноз, было бы пустой тратой времени и сил. Услышав о симптомах, он, конечно же, первым делом подумает о приюте для душевнобольных. Ждать помощи откуда-либо еще было бессмысленно. Что мне оставалось делать, чтобы спасти себя от этой пытки? Возможно, когда я вел полуголодное существование, съедая лишь пару апельсин и выпивая немного молока, я не давал возможности огненным потокам разыграться с той силой, которую они обрели после того, как я принял более плотную пищу? Возможно ли спасение? Куда мне идти, чтобы избавиться от этого огня, полыхающего внутри?

Жар увеличивался с каждой секундой, вызывая непереносимую боль, и мне приходилось беспрерывно извиваться и переворачиваться с боку на бок, в то время как с лица и конечностей стекал потоками холодный пот. Жар становился все сильнее — казалось, бесчисленные раскаленные докрасна иглы, впившись в мое тело и разлетаясь внутри, словно искры, сжигали мою плоть и органы. Страдая от этой адской пытки, я заламывал руки и закусывал губы, чтобы не закричать. Удары сердца становились все более жуткими, обретая такую невероятную мощь, что мне казалось, будто оно вот-вот либо разорвется, либо остановится. Плоть и кровь не могли долго выносить такого напряжения. Организм мужественно боролся с распространяющимся по нервам и вливающимся в мозг ядом. Но силы были неравными, и буря, разыгравшаяся в моем теле, набрала такого размаха, что в исходе не оставалось никаких сомнений. Функции всех органов были нарушены, и ощущения были столь болезненными, что я только удивлялся своей способности сохранять самоконтроль при подобных обстоятельствах. Все мое тело сгорало, высыхало в шквале огненных потоков, проносившихся внутри.

Я знал, что умираю, и что мое сердце не в состоянии долго выдержать это невероятное напряжение. Мое горло было обожжено, и каждая часть тела пылала огнем, но я ничего не мог сделать, чтобы хоть как-нибудь облегчить страдания. Если бы рядом был колодец или река, я бы, не задумываясь, бросился в холодную пучину, предпочтя смерть этой пытке. Но колодца нигде не было, а река была в полумиле отсюда. С огромным трудом я поднялся на ноги, собираясь облить себя водой из ведра, чтобы хоть как-нибудь умерить страдания. Но тут мой взгляд упал на мою младшую дочь Регину, которая лежала на соседней кровати с широко открытыми глазами и напряженно наблюдала за моими лихорадочными движениями. Остатки здравого смысла подсказали мне, что если я сделаю еще одно дикое движение или начну обливаться из ведра в столь неподходящее время, она начнет кричать и ее мать, которая тут же вбежит в комнату на крики ребенка, перепугается насмерть. Эта мысль остановила меня, и я решил терпеть агонию до конца, который, как я полагал, был уже близок.

Что же произошло со мной? Что за дьявольская сила преисподней вцепилась в меня мертвой хваткой? Суждено ли мне умереть столь страшной смертью, чтобы мой труп с почерневшими конечностями и лицом заставлял людей гадать, какой немыслимый ужас я испытал в свои последние минуты, за какие грехи, совершенные в прошлых жизнях, понес я кару? Как я ни напрягал свой разгоряченный ум, ища спасения, я ничего не мог придумать. Меня охватило отчаянье. Я обессилел от напряжения и ощутил, что утопаю в море боли. В ужасе я пытался очнуться и вырваться оттуда, но вновь погружался в пучину страданий, бессильный что-либо сделать. Вдруг я почувствовал подъем сил и возвратился к жизни с откуда-то взявшимся (лишь Всевышнему ведомо, откуда) проблеском мысли, который и удержал меня от безумных действий и возможной попытки самоубийства.

Укрывшись с головой покрывалом, я вытянулся на кровати, исхлестанный огненным дождем, ощущая жжение в каждой клетке тела. Тут же меня пронзила страшная мысль: возможно, пробужденная Кундалини стала подниматься через Пингалу — солнечный нерв, расположенный справа от Сушумны и регулирующий температуру тела. Если это действительно так — я обречен. Отчаянная мысль озарила мой мозг: что если попытаться пробудить Иду, лунный нерв, расположенный справа, и таким образом нейтрализовать огонь, испепеляющий меня изнутри? Чувства мои омертвели от изнуряющей боли, но, собрав остаток сил, я все же попытался сосредоточить все свое внимание на области, расположенной левее места нахождения Кундалини, и направить воображаемый холодный поток вверх, через центр спинного мозга. Мое истощенное, агонизирующее, но расширившееся сознание позволило мне отчетливо ощутить этот нерв, и, напрягая всю силу ума, я попытался направить его поток в центральный канал. И тут произошло чудо.

Раздался звук, словно лопнул пучок нервных волокон, и серебристый поток в зигзагообразном движении устремился вверх по спинному мозгу — в точности, как извивающаяся белая змея, стремительно убегающая прочь. Ливень лучистой живительной энергии хлынул в мой мозг, наполняя голову благословенным сиянием, пришедшим на смену пламени, сжигавшему меня в течение последних трех часов. Изумляясь этой необычайной трансформации огненного потока, терзавшего всю мою нервную систему лишь несколько мгновений назад, я какое-то время оставался лежать неподвижно. Наслаждаясь прекращением мук, я никак не мог поверить в то, что окончательно освободился от страха. Измученный и обессиленный агонией, доведшей меня почти до обморочного состояния, я тут же забылся сном. Это был первый спокойный и мирный сон после долгих недель беспрерывной пытки.

Приблизительно через час я внезапно проснулся, словно меня кто-то бесцеремонно растолкал. Светоносный поток все еще вливался в мою голову, но ум был ясным, сердце перестало дико биться, пульс был ритмичным, чувство жжения и страха практически полностью исчезло, но горло было все еще сухим, слизистая оболочка рта казалась обожженной, и я чувствовал упадок сил, словно вся жизненная энергия покинула меня. В то же мгновение меня осенила другая мысль — словно под внушением незримого разума, я понял, что должен немедленно поесть. Я сделал знак жене, которая лежала рядом в своей кровати, неотрывно и напряженно наблюдая за каждым моим движением, и попросил ее принести мне хлеб и молоко. Изумившись этой необычной и несвоевременной просьбе, она тут же, не говоря ни слова, исполнила ее. Я с трудом глотал кусочки хлеба, запивая их молоком, и по завершении, трапезы тут же заснул.

Приблизительно через два часа я вновь проснулся, чувствуя себя значительно бодрее. Моя голова все еще была наполнена сиянием, и в этом состоянии ясного и возвышенного сознания я отчетливо ощутил, как язык золотистого пламени лижет мой желудок и нервные сплетения этой области в поисках пищи. Я проглотил еще несколько кусочков хлеба, выпил еще одну чашку молока и вскоре почувствовал, как сияние в моей голове уменьшилось, а язык пламени, лижущий желудок, увеличился, словно часть вливавшегося в мой мозг, потока энергии направилась в область желудка, чтобы облегчить процесс пищеварения. Я лежал в постели, изумленно наблюдая, как живое сияние передвигалось по всему желудочно-кишечному тракту, согревая печень и кишечник, тогда как другой поток вливался в почки и сердце. Я ущипнул себя, чтобы проверить, не во сне ли все это со мной происходит, изумляясь тому, что ощущал в своем теле, совершенно неспособный управлять этими потоками. Но в отличие от того, что было в прошлом, я не испытывал ни страха, ни дискомфорта. Я чувствовал лишь нежное, успокоительное тепло, вместе с потоком энергии разливающееся по моему телу. Я молча наблюдал за этой изумительной игрой — все мое существо переполнилось безмерной благодарностью Незримому, спасшему меня от жестокой смерти. И уверенность в том, что змеиный огонь заработал в моем истерзанном и агонизирующем теле, спасая его от гибели, стала крепнуть во мне.

Комментарии к третьей и четвертой главам

Здесь мы впервые встречаем ключевой термин тех теорий, более подробное описание которых Гопи Кришна приводит в последующих главах. Термин этот — «прана». Он описывает ее как тонкий элемент жизни и сравнивает не с электричеством, а с жидкостью. Он дает ее материалистическое описание: «...В виде тонкой и подвижной биохимической субстанции, экстрагируемой нервами из окружающей органической массы. Эта субстанция хранится в мозгу и нервной системе... Она циркулирует в организме в виде моторных импульсов и чувств...».

Мы слишком отклонимся от темы, если решим серьезно обсуждать соответствующие идеи западной психологии. Я уже уделил определенное внимание идее психической энергии, циркулирующей в виде потока в организме, в шестой главе своей книги «Эмоция».

Прана — одновременно и сверхразумная космическая жизненная энергия, и особый проводник в теле; она является как универсальной жизненной силой, так и физиологическим фактором. Она одновременно и нематериальна, и материальна; будучи независимой от «здесь и сейчас», она неразрывно переплетена с жизнью и организмом. Как энергия, наделенная разумом, прана сравнима с духом.

Вплоть до конца XVIII в. западная психология, заимствуя идеи у древних греков, использовала подобную концептуальную модель. Но сейчас при описании психической энергии мы отказались от этой модели. С точки зрения западной мысли, энергия является либо материальной, и тогда нервную энергию можно измерить и свести к описанию электрических и химических процессов, либо не поддающимся описанию, нематериальным принципом, называемым душой, разумом, либидо или, elan vital. Фрейд на заре своей профессиональной деятельности предпринял попытку объединить оба эти представления, связывая либидо с половыми жидкостями. Райх пытался привязать психическую энергию как к сексуальной психологии, так и к космической энергии органа. Однако мы здесь, на Западе, страдая картезианским разделением опыта на материальный и ментальный, не в состоянии постичь единый энергетический принцип.

Ценность описания праны Гопи Кришной состоит не столько в традиционном ее изображении (которое можно найти как в индийской философии, так и в текстах по Йоге), сколько в личном опыте. Его собственный опыт просветления первого дня (описанный в самом начале книги) заключался в приливе к голове потока живого жидкого света. Иными словами, то, что греческая, арабская и средневековая мысль называла «дыханием», «животными духами» или «духами души», и то, что соответствует описанию праны и «циркулирующего света» в китайской алхимии (см. работу Вильгельма и Юнга «Секрет золотого цветка»), было пережито автором как «живой жидкий свет». Важно отметить, что он сам был изумлен случившимся и пытался фиксировать на этом свое внимание, словно чело-зек, тщательно наблюдающий за тем, что происходит в ходе обычного лабораторного эксперимента. Он не заставил это произойти и не мог сделать так, чтобы это произошло по его воле. Отождествление своего сознания (наблюдающего, внимательного эго) со светом сделало этот опыт сверхличным (вне тела и над телом), что созвучно с теорией праны как универсальной, не ограниченной телом энергии,

Мы имеем возможность получить определенное представление о том, как просветление может быть определено с точки зрения психологии. Я не хочу сказать «объяснено» — лишь «определено». Безусловно, существует архетипический опыт циркуляции или потока света, сформулированный в различное время различными культурами и получивший разнообразные названия. Сейчас мы называем его «психической энергией». Поток психической энергии во всей полноте является полным психологическим «я», или «Я». Когда частичная система «эго» освобождается, отождествляется или поглощается «Я», происходит переживание просветления. Именно это описывает Гопи Кришна. Погружение «эго» в поток света — общая тема как религиозного мистицизма, так и психических расстройств.

Перед нашим автором немедленно возникла эта проблема, и большая часть книги посвящена не самим переживаниям, а их интеграции. Дорога к переживанию просветления стала намного короче с появлением современных галлюциногенных препаратов и практики их использования. Настоящая проблема ныне заключается в том, каким образом интегрировать эти переживания, как жить с ними, как добиться того, чтобы тело и окружающая действительность не были захлестнуты ими, как привести их к осознанию и поставить на службу человечеству, как закрепить их в мире — иными словами, «возвратить», как возвратить их к человеческому состоянию.

Первым признаком разлада в потоке света был эффект «водоворота зловещего света», «частиц эфирного светящегося вещества», «ливня» и «брызг водопада». Гопи Кришна интуитивно догадывался, что с ним происходит что-то не то. Подобные эффекты отмечаются в состоянии психологической диссоциации, когда кажется, что сознание разлетается на множество «я», расщепляется на искры, частицы, фрагменты или тучи насекомых. С точки зрения индийцев, все это может быть отнесено к состоянию ума, называемому «вртптпа» («вращательное движение»), что и есть «Я», или свет perse, что является не болезнью, а тем состоянием, при котором ум, не-отстраненно наблюдая «эго», все еще страдает от гиперактивности. Автор признается в том, что он ищет, расспрашивает, узнает, читает, пишет письма, беспокоится и т.п. Это интроспективное беспокойство мы можем толковать как вртта, расщепляющее переживание на частицы.

К страху перед безумием и расстройством рассудка добавляются еще и другие события, которые на языке психопатологии называются деперсонализацией, дезориентацией и отчуждением. Первыми исчезли чувства принадлежности к собственному телу, к «здесь и сейчас» и привязанности к собственной семье. Эти вторичные симптомы наряду с ревущими звуками и визуальными расстройствами относятся к симптоматологии разнообразных психических состояний, которые называются параноидными, шизофреническими и эпилептоидными. Читатель может догадаться, что, обратись автор с подобными симптомами в обычную западную клинику, ему бы поставили диагноз, которого он интуитивно боялся. Но был ли этот опыт не психотическим эпизодом с точки зрения психиатрии?

Этот вопрос приводит нас к самой сердцевине западного подхода. Мы не располагаем иными диагностическими категориями для оценки подобных состояний. Чуждые и измененные состояния — область специалиста. К счастью, Гопи Кришна был вооружен иной системой концепций (Кундалини-Йогой), позволившей ему трактовать происходящее вне патологического контекста. Идея о возможности пробуждение Кундалини не ограничена Индийским субконтинентом. Вполне возможно, что определенные переживания, описанные в западных психиатрических протоколах, можно трактовать как начало просветления, а не безумия. (В частности, я думаю, это касается эпилепсии и Достоевского.) И вновь здесь пробным камнем может служить то, как человек справляется с переживанием, как он интегрирует его.

К своей чести, наш автор избегал психиатров и врачей, даже когда испытывал муки ада, сгорая изнутри. Но, опять-таки с точки зрения современной психиатрии, такое поведение типично для человека, находящегося в параноидном состоянии. Как узка граница! Как много зависит от самого человека, переживающего подобное состояние, от его способности интегрировать свой опыт! Иногда терапевтическая психология отводит главную роль терапевтическим задачам, в ущерб психологическим. В таких случаях диагноз становится важнее самой личности. Психология должна рассматривать в первую очередь саму личность, ее психику, душу со всеми качествами и добродетелями, ее моральные аспекты, каким бы ни был диагноз. Наш автор не желает, чтобы его лечили, так как «исцелиться» от того, что с ним произошло, означало бы лишиться и того, кем он был, и того, зачем он был. Как пишет А.Бхарати в «Тантри-ческой традиции» (1965 г.): «Если адепт «ведет себя как безумный» в глазах людей, это происходит потому, что последние, лишенные его системы отсчета, не понимают, о чем идет речь». Учителя тантры отрицают возможность сумасшествия на пути к Самадхи и предупреждают адепта: «Не думай, что ум болен — это может быть Самадхи». Вот почему Гопи Кришна, избегая консультации врачей, оставался верен традиции, и это было залогом его психического здоровья. Профессиональная консультация, как медицинская, так и духовная (гуру, учителя), предполагает навязывание чужого (более компетентного) мнения и собственную временную беспомощность. В момент обращения за помощью симметрия отношений нарушается: один — профессионал, в более выгодном положении; другой — пациент, в проигрыше. Здоровье — на одной стороне, болезнь — на другой. В таком состоянии человек слышит в себе коллективный голос, но, не веря ему, отдает себя в самоубийственном порыве в руки профессионалов. Гопи Кришна не стал разбивать единый архетип раненного и исцеленного. Он оставался со своей двойственностью, веря и сомневаясь, чувствуя в то же время, что обрел и потерял себя. Эта двойственность и была гарантией его равновесия. Был бы он более уверен в себе — и он дольше бы находился в плену галлюцинаций, был бы он менее уверен в себе — и он бы согласился на курс лечения и его сомнения были бы подтверждены диагнозом.

Затем следует отрывок, который может показаться слишком банальным, чтобы уделять ему внимание. Но я считаю, что он заслуживает комментария. Я имею в виду информацию о том периоде, когда автор стал прогуливаться. Я знаю из собственной практики, что прогулки — именно тот вид деятельности, к которому обычно обращаются люди, находящиеся под сильным психологическим давлением. Это вовсе не обязательно прогулки в идиллических местах — в лесах, в горах, по берегу моря. Это просто прогулки по городу ранним утром или поздним вечером. Заключенные прогуливаются по тюремному двору, животные ходят по клетке, обеспокоенные люди меряют шагами пол комнаты. Человек прогуливается. Человек — homo erectus; занимая вертикальное положение, он находится в своей стихии. Более того, возбуждение ума (его вращательное движение) укладывается в органический ритм ходьбы и этот ритм приобретает символическое значение, когда человек ставит одну ногу впереди другой, левую/правую, левую/правую, в сбалансированной гармонии. Таким образом, отчаянное духовное приключение, происходящее внутри, приобретает вид паломничества, пусть и совершаемого в ограниченном пространстве. Вот почему не столько езда (даже верховая езда или езда на велосипеде), сколько ходьба в сновидении считается символом «выздоровления». Непосредственный контакт человека с землей проявляется в его свободе расхаживать по ней и в постоянном чередовании опоры (левая/правая, левая/правая).

Не вижу причины, по которой мы не могли бы принять точки зрения автора на эпизод жара. Может ли наша психология дать лучшее объяснение? Это можно сравнить с некоторыми ошибками в алхимии, когда добавлено слишком много серы и материал сгорает, или когда само пламя (внутренний жар или тапас) горит слишком ярко, или, на языке христианского мистицизма, возгорается Адский огонь. В психологической практике подобные эпизоды иногда относят к необъяснимым психоматическим лихорадкам.

Смещение от правосторонней Пингалы к левосторонней Иде Иожно толковать следующим образом: привычное сознание пытается таким способом интегрировать новый опыт. Несмотря на то что старые сосуды разбиты (разум, ориентация, физическая сила, чувственные контакты, образ тела), мужская основа сознания сохранилась. Привычный канал этих энергий можно назвать Линголой. Просматривается параллель с алхимией, в которой принцип мужской воли (сера), должен быть соединен с бессознательным (ртутью) и со своей противоположностью — женским началом (солью). Сам канал воли, контроля, амбиций и структуры энергии должен быть изменен. Новое вино должно быть налито в новую бутылку. Смещение справа налево означает отказ от прежней личности и от всего того, с чем автор отождествлял себя все тридцать пять лет своей жизни. Не удивительно, что все это свалило его с ног, — ведь это было переживание смерти! Здесь левая сторона (Ида), как и в западном символизме, является женской. Это сторона сердца, мягкости, ее символ — луна. Спасительную, охлаждающую милость Иды мы называем первым упоминанием в этом тексте архетипического эффекта Анимы.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Сейчас я хочу попросить извинения у читателя за отклонение от главной линии своего повествования.

Я ни в коем случае не желаю испытывать его долготерпение, перегружал историю моей жизни излишними подробностями. Но я вынужден сделать это, так как в противном случае необычайные перемены, происшедшие со мной в сорок шесть лет, не смогут предстать в истинном свете и утратят то огромное научное значение, которое, как я считаю, они имеют. И это я собираюсь доказать с помощью данной работы. Желая сделать возможным проведение научного исследования в столь спорной сфере сверхъестественных явлений, я позволил себе включить описания подобных событий моей жизни в эту предварительную работу.

Около двадцати лет я не решался сделать свой опыт предметом всеобщего обозрения, так как, во-первых, я хотел быть абсолютно уверенным в собственном состоянии, а во-вторых, мне претила мысль о том, что на меня обрушится критика друзей и насмешки противников, История, которую я хочу вам рассказать, была столь необычной и изобиловала таким множеством странных эпизодов, что я до сих пор сомневаюсь, сможет ли читатель поверить в ее правдивость, ведь подобное происходит исключительно редко и с незапамятных времен окутано покровами тайны. Думаю, найдется немного людей, готовых безоговорочно поверить в это странное явление, но желание обнародовать давно скрываемую тайну заставляет меня писать эти строки. Знаю, что этим я открываю себя для критики со всех сторон, в том числе, с той стороны, которая должна была бы проявить особый интерес к данному предмету. Ученые, с одной стороны, и религиозные деятели, с другой, вместо того чтобы воспользоваться предоставленной им возможностью прийти к единой точке зрения, склонны рассматривать это как посягательство на свои возведенные в абсолют взгляды и принципы, забывая о том, что при столкновении мнений истина становится лишь крепче и дороже.

Прекрасно понимая все это, но, следуя настоятельному требованию своего ума, я желаю привлечь внимание широкой общественности к проведению организованных исследований всех проявлений сверхсознания. Я решил собрать все происшествия моей жизни, имеющие отношение к данной теме, хорошо знакомой людям, наделенным от рождения способностями определенного типа, однако до сих пор не поддававшейся любым попыткам провести исследования. В то же время я пытался привлечь внимание к психическим и физиологическим состояниям, предшествующим проявлению этих необычайных способностей, — состояний, разнящихся в деталях, но неизменно сходных по существу. Однако тот факт, что подобные проявления связаны с пробуждением Кундалини, все еще остается для мира книгой за семью печатями. Не считал нескольких деталей, в моем опыте не было ничего необычного. И в будущем это найдет подтверждение в подобных случаях, для которых данная работа должна создать необходимые предпосылки.

За исключением аномальной физиологической реакции и необычного поведения потоков светоносной энергии в теле, способных повергнуть в неописуемый ужас таких непосвященных и неподготовленных индивидов, как я, в моих переживаниях не было ничего такого, что могло бы сравниться со странными и совершенно аномальными явлениями, наблюдаемыми профессиональными медиумами. Однако меня заставил сомневаться, прежде чем придать огласке случившееся, уникальный характер явления — ничего подобного не встречалось ни в рассказах медиумов, ни в описаниях переживаний мистиков и святых как Востока, так и Запада. Это явление представляет собой попытку сформировать особый психофизиологический механизм при освобождении в человеческом организме неизвестной прежде жизненной силы. Благодаря этому человек сможет входить в ранее неведомые ему психические состояния. Именно этот аспект неординарного опыта требует особого внимания со стороны людей, интересующихся сверхнормальным и пытающихся найти физиологическую основу сверхорганических и психических явлений.

Не приходится сомневаться, что поиск неведомого был неотъемлемой чертой древних цивилизаций. Интерес к духовному миру и сверхъестественным явлениям всегда был силен у людей, желающих развить в себе сверхнормальные способности и заглянуть за покров, скрывающий тайну. Из-за того ли, что время для раскрытия тайны еще не пришло, из-за того ли, что человеческий ум склонен скрывать все то, что имеет прямое отношение к его собственной природе, за пеленой страха, неопределенности и суеверий, открытия, сделанные в этой области, оставались секретами, в которые были посвящены лишь немногие. Не вызывает сомнения тот факт, что древним адептам Индии, Китая, Египта культ Кундалини был известен лучше, чем самым выдающимся мыслителям современности. Опираясь на собственный опыт, могу заявить, что феномен светящегося, циркулирующего по нервам потока, методы пробуждения силы, особый режим и правила предосторожности, изложенные в древних текстах или вытекающие из церемоний и обрядов, которые проходили посвященные, роль репродуктивных органов — все это известно лишь немногим. Их и не может быть много, учитывая рискованный характер эксперимента, роль наследственных факторов и требования к психическим и физическим свойствам.

Чтобы избежать недоразумений, следует сразу же оговорить, что культ Кундалини был отнюдь не единственным путем, которым древние следовали в мир сверхъестественного. Параллельно существовали иные системы, верования и школы, имеющие отношение к миру духа. Как это случается и в наши дни, последователи разных сект и течений пытались унизить друг друга, критикуя методы своих противников и превознося собственные. Состояние непрерывной войны не могло не сказаться губительно на системе, относящейся к Кундалини. Впоследствии она была оттеснена на задворки, чему не приходится особенно удивляться, учитывая суровый физический ре-Жим, предписываемый ею, риск, которому подвергались ее последователи, а главное, редкость ее успешного завершения. Необходимо также отметить, что расцвет великих мировых религий, уходящих корнями в землю, подготовленную и удобренную доисторическими культами, сыграл немалую роль в том, что столь высокочтимая система психической и физической дисциплины постижения трансцендентального, как Кундалини, была почти полностью забыта. Однако она продолжает существовать в Индии. Даже лишенная своей первоначальной значимости и былого влияния, система Кундалини продолжает возбуждать интерес среди искателей Незримого.

Бесспорно, все религии, верования и секты (включал кровавые культы дикарей и обряды самоистязания, встречающиеся и в наши дни) обязаны своим существованием единому побуждению, глубоко коренящемуся в самой природе человека, ищущему разнообразных (как здоровых, так и нездоровых) путей самопроявления и непрерывно сопровождающему человека от его первобытного состояния до настоящего времени. Желание разгадать тайну бытия, стремление к сверхчувственным переживаниям и установлению контакта с потаенными силами, выражающееся в умах многих людей как неукротимая сила, являются не чем иным, как проявлением не понятого до конца мощного импульса, который, поднимаясь из глубин нашего существа, становится иногда различимым в самом юном возрасте.

Все религиозные обряды и церемонии, все методы духовного развития и эзотерические системы, нацеленные на создание канала общения со сверхчувственным, божественным и оккультным, или на прокладывание пути к тайне бытия, есть не что иное, как средства удовлетворения этого универсального побуждения. Они могут принять форму отвратительного кровавого жертвоприношения, зияющей раны, нанесенной себе самоистязателем, добровольной слепоты солнцепоклонника, постоянной муки на ложе, утыканном гвоздями, молений, благоговейного поклонения или практики Йоги и других духовных дисциплин, неизменная цель которых — постижение оккультного, таинственного или сверхъестественного в божественной, демонической, духовной или иной форме.

С самого начала это побуждение выражалось в бесконечном разнообразии религиозных верований и воззрений, предрассудков и табу. Типичное для первобытного ума стремление наделить силы природы разумом, а духи мертвых бессмертным существованием, как и попытка цивилизованного человека верить в Создателя и поклоняться Ему, имеют одну природу и обязаны своим существованием присутствию в человеческом организме исключительно сложного и трудного для обнаружения механизма, который саванты Древней Индии называли Кундалини.

Является ли целью человека религиозный опыт, общение с бесплотными духами, предвидение реальности, освобождение души, дар ясновидения или предсказания, способность влиять на людей или стремление достичь успеха в мирских начинаниях с помощью сверхъестественных средств, его желание всегда проистекает из одного психосоматического источника. Кундалини — столь же естественное и эффективное средство для достижения высших состояний сознания и трансцендентального опыта, как репродуктивная система — для продолжения рода. Их близость не случайна, так же как и эволюционная тенденция высших организмов совершенствоваться, продолжая свой род посредством семени.

Люди никогда не могли постичь той кажущейся легкости, с которой гений создает свои произведения, тем более они не способны понять психическое состояние человека, находящегося в экстазе. Если первый полностью погружается в проблему, которую должен решить или в свою работу, то последний забывается, созерцая красоту внутренних видений или предмета поклонения. Он являет собой загадку, для решения которой необходимо тщательно изучить конституцию человека, чтобы обнаружить скрытый источник, из которого мозг получает питание, находясь в состоянии крайней поглощенности. Изолированная природа человеческого сознания, обусловленная сегрегирующим воздействием «эго», сделала невозможным для любого человека заглянуть в закрытое отделение чужого мозга, даже мозга самых родных и близких людей. Эта неспособность понять, что творится в чужом мозгу, и стала причиной некоторых общепринятых заблуждений, для устранения которых потребуется немало времени.

Обычный человек, изучая гения, мистика или медиума, будучи неспособным читать в умах других, склонен полагать, что они — сознательные сущности, подобные ему самому, отличающиеся лишь большим умом или способностью владеть кистью или резцом и сосредоточивать внимание на интересующем объекте. Такой человек считает, что гений обладает большей любовью к божеству, более строгим контролем над собственными страстями и способностью к самопожертвованию; либо верит, что незримая связь с умами других или скрытая игра сил природы создали условия для гениального мозга, позволяющего бесплотному разуму иногда проявлять себя Через него. Не вдаваясь в детали различных гипотез, хочу сказать, что какое бы объяснение не давалось, оно неизменно основано на предположении, что природа сознания индивидов, обладающих экстраординарными талантами, несмотря на огромную разницу в интеллекте или в иных редких способностях по сравнению с обычным умом, ничем не отличается от таковой среднего человека. Это — основная ошибка, которая всегда мешала верному пониманию и полноценному исследованию данного феномена.

С другой стороны, человек, одаренный от рождения, не может заглянуть в умы других людей и, пребывая в неведенье относительно природы собственной неординарности, склонен разделять мнение других и приписывать проявление своих талантов тем же причинам, которые видят в этом остальные, отказываясь замечать тот факт, что существует коренная разница в природе самого сознания и в природе той субстанции, которая отвечает за жизнедеятельность его организма и организма обычных людей. В наше время бытует распространенное заблуждение, согласно которому эволюционное развитие физической конституции человека, сопровождаясь усовершенствованием мозга и нервной системы, должно вести к развитию личности, наделенной чертами, присущими гению и прорицателю; подобно тому, как лампа с усовершенствованной нитью накала излучает более яркий свет, чем простая.

Я решил лишь слегка затронуть здесь эту тему, чтобы облегчить понимание того, о чем пойдет речь в следующих главах. Я собираюсь обсудить этот предмет более детально в другой своей работе. Стремление познать непознанное, обрести сверхчувственные знания и религиозный опыт, кроющееся в глубине человеческого разума, — это попытка воплощенного человеческого сознания проявиться во всем своем изначальном великолепии, освобожденном от ограничений плоти. Эволюция человека в первую очередь предполагает эволюцию его сознания, того обитающего в его теле жизненного начала, благодаря которому воплощенное я способно познать свое истинное бессмертие. Это означает не одностороннее развитие рассудка и интеллекта — инструментов воплощенного духа, — а развитие самой личности как сознательной, так и бессознательной ее части, что влечет за собой перестройку всего органического механизма, его приспособление к служению высшему разуму, в корне отличающемуся от того, который обитает в теле обычного современного человека. Вот почему поведение и интеллектуальная деятельность пророка кажется непостижимой для обычного человека, чей ум, находясь в плену страстей и привязанностей, не в состоянии придерживаться норм высокой морали пророка.
Карма 147
19.06.2006
ГЛАВА ШЕСТАЯ

Если бы даже самый правдивый человек в мире описал подобный эпизод и я бы прочел о нем до того рокового декабрьского утра, когда мне удалось впервые заглянуть в сверхсознание и увидеть легендарную Кундалини в действии, я бы тут же отнес его к разряду тех умных, но доверчивых людей, которые, будучи щепетильными во всех остальных вопросах, сохранили детскую наивность в отношении сверхъестественного. Как вы вскоре сами убедитесь, я долгое время пребывал в недоумении относительно своего состояния и был не способен осмыслить все, что со мной произошло. Лишь по прошествии нескольких лет, происшествие вырисовалось во всех деталях, многие из которых я не замечал раньше, и потому я решился изложить все на бумаге. Решение это в дальнейшем было подкреплено тем соображением, что Кундалини активна (правда, в меньшей степени) у миллионов разумных людей всех цивилизованных наций, при этом ее активность зачастую приводит к физическим и психическим расстройствам, не поддающимся современным средствам терапии, поскольку последняя не имеет ни малейшего представления о природе этих расстройств.

Учитывая всю значимость природы физических и психических метаморфоз, необходимых для духовного раскрытия, я нисколько не удивляюсь тому, что пришлось мне испытать. Ведь мистическое состояние представляет собой последний и самый отважный шаг в том путешествии, которое начал человек, поднявшись с четверенек на ноги. Оно завершится после испытаний и страданий, после переживания блаженства развоплощенного бытия; оно завершится, но не со смертью, а с окончанием срока, отпущенного всему человечеству. Путь, лежащий перед ним, столь труден и запутан, что потребуется вся его сила воли, все его интеллектуальные способности, чтобы пройти по нему шаг за шагом, пока впереди не обозначится цель.

Когда я проснулся на следующее утро, оказалось, что я слишком слаб и не могу сразу же подняться с кровати. Потому я оставался лежать, прокручивая в уме страшные события ночи, и слезы благодарности катились по моим щекам, когда я думал о божественном вмешательстве, спасшем меня в самый критический момент моей жизни. Чем больше я думал об этом, тем больше склонялся к мысли, что сверхчеловеческая сила, действующая через мой мозг, дала мне знать, как следует действовать, чтобы спастись в той отчаянной ситуации, когда я не мог рассчитывать на помощь со стороны. Никакая сила на земле не могла бы спасти меня от смерти или безумия, никакое лекарство не могло бы облегчить моих страданий. Казалось, что это знание было изначально вложено в мой мозг, чтобы спасти мое тело от экспериментов целителей, ровным счетом ничего не знающих о причине моей болезни, и избавить мою нервную систему, находящуюся в столь плачевном состоянии, от разрушительного действия лекарств, которые могли сыграть роль ядов. Недаром с первых же дней своей болезни я не желал обращаться к медикам. И дело не в том, что я не испытываю уважения к людям этой профессии, а в том внутреннем знании, что причина моей болезни лежит вне компетенции современной медицины.

С чувством облегчения я, наконец поднялся с постели, как человек, которого долгие часы сжигал жестокий внутренний огонь, и вдруг каким-то чудесным образом, не только огонь оказался загашен, но и боль от ожогов полностью прошла. Я стал изучать свое отражение в зеркале — лицо было все еще бледным и истощенным, но безумное выражение практически исчезло, и глаза утратили маниакальный блеск. На меня смотрело лицо ослабевшего после продолжительных страданий, но совершенно нормального человека. Язык все еще сохранял следы белого налета, пульс был слабым и неровным, но все остальные симптомы, свидетельствующие о состоянии моих органов, пришли в норму, и мое сердце от радости подскочило в груди. Живое излучение, исходящее из места расположения Кундалини, распространяющееся по всем нервам и наполняющее мои уши странными звуками, а мозг огнями, не уменьшилось, однако сейчас поток казался теплым и приятным — он чудесным образом успокаивал и исцелял измученные ткани и клетки.

В последующие дни я уделял режиму питания самое пристальное внимание — съедал несколько ломтиков хлеба или немного вареного риса с молоком каждые три часа. Количество пищи, принимаемой в один прием, было очень невелико — несколько маленьких кусочков или глотков. Когда после последнего приема пищи я лег в постель, то к огромному облегчению почувствовал легкую сонливость и, несмотря на то что мою голову окружал светящийся ореол, тут же забылся сном, окутанный умиротворяющим лучистым покровом ночи. На следующее утро я проснулся с отдохнувшим умом, но все еще ослабленным телом. У меня не было сил ходить, и когда я поднялся на ноги, все перед глазами пошло кругом. Но голова была ясная, и преследовавший меня страх почти полностью исчез. Впервые после многих недель непрекращающихся страданий я обрел способность ясно мыслить. Чтобы набраться сил свободно ходить по дому и стоять на одном месте достаточно долго, мне понадобилась неделя. Не представляю, какой потаенный резерв энергии в моем организме поддерживал мое существование до последнего времени, ведь я более двух месяцев не принимал почти никакой пищи. Тогда я не испытывал такой слабости, как сейчас — очевидно, отравленные нервы не могли правильно оценить состояние моего организма.

Время шло, и во мне крепла уверенность в том, что непосредственная угроза моему здоровью миновала. Но мое состояние было совершенно необычным, и чем больше я думал об этом, тем больше сомневался в исходе. Это было очень странное состояние: прозрачная среда, невероятно живая и остро чувствующая, светилась и днем, и ночью, пропитывая все мое существо, протекала через каждую часть организма, прекрасно ориентируясь в нем и зная все пути. Я часто с неописуемым удивлением наблюдал за замечательной игрой этой лучистой силы. Я не сомневался, что Кундалини была полностью разбужена во мне, но при этом не было заметно чудесных проявлений каких-либо физических и психических способностей, которые древние связывали с ее пробуждением. Напротив, мое физическое состояние оставляло желать лучшего, а сознание было еще неустойчивым. Я не мог сосредоточиться на чтении или безраздельно уделить внимание какому-нибудь иному заданию. Любая продолжительная попытка сконцентрироваться неизменно приводила к нарастанию симптомов. После фиксации внимания на любом предмете свечение в моей голове увеличивалось до невероятных размеров, что приводило к возвышению сознания и влекло за собой испуг, правда, уже в значительно более мягкой форме.

Не замечая никаких признаков духовного озарения, озабоченный странным поведением своего измененного ума, я через несколько недель наблюдений уже с трудом справлялся с мрачными предчувствиями. Неужели это все, чего может достичь человек после пробуждения змеиного огня? Вновь и вновь задавал я себе этот вопрос. Неужели лишь ради этого бесчисленное множество людей рисковали жизнью, бросали свои дома и семьи, преодолевали страх перед незримыми силами, сносили голод и лишения и годами просиживали у ног учителей? Неужели йоги, святые и мистики входили в экстатические трансы лишь для того, чтобы испытать это расширение сознания, сопровождаемое неземным свечением и звуками, способное мгновенно перенести человека в необычное психическое состояние, чтобы вновь швырнуть на землю, не награждая его никаким особым талантом или достоинством, способным выделить из рядов прочих смертных? Были ли наблюдаемые мной день и ночь потоки лучистой субстанции, от чего мое сознание то расширялось, то сужалось, той целью, на которую указывали все тайные доктрины мира? Если этим исчерпывались возможные достижения, мне лучше было не углубляться в мир сверхъестественного, а удовлетвориться преследованием мирских целей и наслаждаться простым человеческим существованием, не знающим страха и неопределенности, ставших моими постоянными спутниками.

Я продолжал уделять большое внимание режиму питания, так как опыт показал, что мой рассудок и сама жизнь зависят от нее. Я ел ровно столько, сколько считал необходимым, не соблазняясь никакими деликатесами, если считал, что это может нарушить мой рацион. У меня было достаточно причин соблюдать столь строгую диету, так как любое отклонение от нее (как в количестве и качестве пищи, так и в несоблюдении времени ее приема) вызывало столь острую реакцию, что мне приходилось сурово бранить себя за халатность. Такое случалось со мной время от времени, словно мысль о том, что отныне мне предстоит есть не ради удовольствия и не ради утоления голода, а для того, чтобы избавить свою перевозбужденную и сверхчувствительную нервную систему от лишнего напряжения, желала навечно запечатлеться в моем мозгу. Не было никакого спасения от этого вынужденного режима, и в течение первых недель даже малейшая ошибка влекла за собой наказание в виде приступов страха и сбоев работы сердца и пищеварительной системы. Обычно в таких случаях мой ум терял гибкость и меня одолевала тоска, от которой никак не мог избавиться. Я всеми силами пытался избегать ошибок, но при всем моем старании полностью от них застраховаться было невозможно.

Чтобы читатель лучше представлял себе мое новое состояние, необходимо сказать несколько слов о моем психическом статусе, равно как и о потоке лучистой энергии, постоянно перемещающемся вдоль позвоночника, который стал частью моего существования. Ум мой функционировал не так, как прежде. С ним произошли явные перемены. Прежде умозрительные образы возникали на нейтральном фоне и состояли из комбинации света, тени и цвета, присущих тем оригинальным объектам, которые они отображали; сейчас же образы стали рельефными и яркими, словно были вырезаны из живого пламени, и возникали они на фоке свечения, будто сам мыслительный процесс состоял из другого светящегося материала, способного не только сиять, но и осознавать свой блеск. Если же я обращал свой мысленный взор вовнутрь, то неизменно видел вибрирующее свечение как внутри, так и снаружи своей головы — казалось, что струя сверкающего вещества, взметнувшись вверх по позвоночнику, вливалась в мой череп, наполняя все вокруг неописуемым светом. Размеры и интенсивность свечения этого лучистого ореола беспрерывно изменялись. Оно то увеличивалось, то уменьшалось, становясь то ярче, то тусклее. Иногда оно меняло цвет — серебряный на золотой, и наоборот. Когда свечение увеличивалось в размерах и интенсивности, странный звук, который я теперь слышал постоянно, тоже возрастал, словно желая привлечь мое внимание к чему-то, чего я не мог понять. Ореол пребывал в постоянном движении — плясал и подскакивал, клубился и вращался. Казалось, он состоит из бесчисленных мельчайших светящихся частиц какой-то нематериальной субстанции, образующих в своем беспрерывном танце мерцающее озеро света.

Постоянное присутствие прозрачного свечения в моей голове и его тесная связь с мыслительным процессом смущало меня в меньшей степени, чем его влияние на работу жизненно важных органов. Я мог отчетливо ощущать, как, проходя вдоль позвоночника и по основным нервам, это свечение вливалось в сердце, печень, желудок и другие органы, чью деятельность оно каким-то загадочным образом регулировало. Когда оно проникало в сердце, пульс становился более сильным и наполненным, безошибочно указывая, что какая-то порция тонизирующего излучения влилась в соответствующие нервы. Из этого я заключил, что его проникновение в другие органы оказывает столь же живительный эффект и что его целью является, пробившись сквозь нервы, влить в ткани и клетки свою стимулирующую эссенцию, корректируя тем самым их функцию. Такое проникновение иногда сопровождалось болью, ощущаемой либо в самом органе, либо в месте вхождения нерва, либо в месте ответвления последнего от спинного мозга, а иногда и в том, и в другом месте. Часто это сопровождалось чувством страха. В таких случаях казалось, что поднимающиеся к мозгу потоки лучистой энергии посылали свои ответвления к другим жизненно важным органам, чтобы регулировать и улучшать их функцию, приводя ее в гармонию с новым состоянием. Я пытался найти в своем мозгу объяснение этим необыкновенным переменам, этому движению разумного излучения, за которым я внимательно следил. Иногда меня приводила в изумление та удивительная осведомленность, с которой эта энергия ориентировалась в хитросплетениях моей нервной системы, и мастерство, с которым она находила пути в моем теле. Очевидно, именно за безраздельное владычество над всем жизненным механизмом древние авторы называли Кундалини «царицей» нервной системы, контролирующей тысячи нади, или нервов, человеческого организма. По той же причине они назвали ее «Адхар Шакти» (основная Шакти}, от которой зависит само существование тела и вселенной — микрокосма и макрокосма.

Я не мог обнаружить никаких перемен со стороны своих умственных возможностей: у меня были те же мысли, что и прежде, и как снаружи, так и внутри я оставался все таким же обыкновенным человеком, как миллионы других, рождающихся и умирающих каждый год, неспособных произвести ни малейшее завихрение в потоке, который называется «человечество». Но странные изменения в моей нервной системе, безусловно, произошли. Сила нового типа, пронизывающая весь организм, установила связь с моим половым аппаратом, который приобрел новые, прежде не известные мне функции. Нервные сплетения этой области пребывали в постоянном возбуждении, заставляя какой-то невидимый механизм продуцировать семя в чрезмерном количестве. Это семя в дальнейшем всасывалось нервными сплетениями основания позвоночника и переправлялось в головной мозг через спинной мозг, Сублимированное семя становилось интегральной частью той лучистой энергии, которая вызывала замешательство в моем уме и о которой я до сих пор не мог судить хоть с какой-либо долей уверенности. Я отчетливо ощущал преобразование семени а излучение и необычную деятельность репродуктивных органов, снабжающих сырым материалом таинственную лабораторию самого нижнего нервного сплетения, или муладхара чакры, как называют его йоги. В результате возникала исключительно тонкая и обычно неощутимая материя, которую мы называем нервной энергией и от которой зависит деятельность всего механизма нашего тела. Разница заключалась лишь в том, что эта вновь выработанная энергия обладала свечением, и я мог ощущать ее стремительное прохождение через нервы и ткани не только благодаря ее лучистости, но и из-за ощущений, которые вызывало ее движение.

Долгое время я не мог понять, какой скрытой цели служил это непрерывный поток вновь рожденного нервного излучения и какие изменения происходили в органах, нервах и самой структуре мозга в результате нескончаемого ливня могучей жизненной эссенции, извлеченной из самого ценного и самого сильного продукта секреции организма. Сразу же после кризиса я обнаружил изменения пищеварительной и выделительной функций, изменения столь значительные, что я не мог приписать их случайности или каким-то иным факторам, за исключением змеиного огня. Казалось, что во мне начался процесс очищения — внутренней очистки органов и нервов, и что мой пищеварительный аппарат настроился на более высокую ступень деятельности, обеспечивая тем самым большую степень очистки нервов и тканей. Я не страдал ни от запоров, ни от поносов, продолжая придерживаться вынужденной диеты и избегая переедания. Отныне моей главной обязанностью стало обеспечивать священный огонь здоровой пищей, принимаемой с определенным интервалом. При этом я не забывал, чтобы в мой рацион входили питательные вещества, витамины и прочие ингредиенты, необходимые для поддержания телесных сил и здоровья.

Я оказался зрителем странного спектакля, разыгрывающегося в моем собственном теле, где невероятно активная и мощная жизненная сила, внезапно освобожденная благодаря медитации, пребывала в постоянном движении и, захватив контроль над всеми органами и мозгом, перековывала их по определенному образцу. Мне оставалось лишь наблюдать за этим представлением: молниеносные движения светящейся разумной силы, царящей в моем организме и знающей о нем все. Тогда я еще не имел понятия, что стал свидетелем деятельности в моем теле невероятно активизированной энергии, доселе не известной науке, — той эволюционной силы, которая отвечает за беспрерывную трансформацию и ведет все человечество к высотам сверхсознания. Тогда я еще не догадывался, что чистый жертвенный огонь, с такой почтительностью описанный в древнеиндийских текстах, огонь, который поддерживали с помощью очищенного масла, отборных сушеных фруктов, злаков и сластей, символизировал Кундалини, требующую от человека после своего пробуждения легкоусвояемого и калорийного питания, чистоты помыслов и поступков.

Через несколько дней я обнаружил, что светящийся поток действовал с полным осознанием своей задачи в полной гармонии со всеми органами, зная их сильные и слабые стороны, подчиняясь лишь собственным законам и непостижимому мне высшему разуму. Невидимый никому живой огонь проносился то там, то здесь, словно им управлял высший разум, знающий расположение каждой артерии и вены, каждого нервного волокна, разум, принимающий мгновенные решения при возникновении самых первых признаков нарушения функции того или иного органа. С невообразимой ловкостью, перебираясь из одного места в другое, живой огонь стимулировал одни органы и тормозил другие, управлял секрецией, активизировал работу сердца и печени, чем вызывал разнообразные органические и функциональные изменения в бесчисленных клетках, тканях, кровеносных сосудах, нервных волокнах и тканях. С изумлением наблюдал я за этим явлением. С помощью светящейся материи, заполнившей мои нервы, я мог направлять внимание внутрь тела и различать очертания внутренних органов и нервных сплетений, раскинувших сеть волокон по всему телу. Казалось, что центр сознания, расположенный в мозгу, отныне был озарен светом и обрел способность проникать мысленным взором вовнутрь, где смутно различал внутренности, как глаза различают очертания предметов, озаренных тусклым, неверным светом. Иногда я отчетливо воспринимал свое тело (от макушки до пальцев ног), как столб живого огня, в котором вращались и клубились бесчисленные потоки, образуя в определенных местах водовороты и воронки; и все это вместе было частью огромного живого вечно движущегося моря света. Это не было галлюцинацией, так как переживание неоднократно повторялось. Единственным объяснением всему этому могло служить то, что мое ныне расширившееся сознание пребывало в постоянном контакте с миром праны, или космической жизненной энергии, обычно недоступной для восприятия человека, но являющейся первой нематериальной субстанцией, попадающей в поле зрения сверхсознания.

Подобно человеку, которого внезапно перенесли на далекую планету, где он приходит в полное замешательство при столкновении с совершенно фантастическим окружением, которое он даже вообразить не мог, живя на Земле, я был ошеломлен при неожиданном погружении в скрытый мир. С первого же дня я почувствовал, что территория, на которую я ступил не просто совершенно незнакомая, но и настолько странно устроенная, что мне потребовался весь самоконтроль и сила воли, чтобы осторожно продвигаться по ней, следя за каждым своим шагом. В отчаянье я оглядывался по сторонам, но везде встречал лишь недоумение.

Не упоминая о своем состоянии, я говорил с несколькими учеными и садху, осведомленными в законах тантры, пытаясь почерпнуть из их рассказов полезные сведения, но не считая нескольких заученных фраз, они не могли дать мне никакой информации, основанной на собственном опыте. Многие откровенно признавались, что испытывали трудности, разбирая тексты по Кундалини-Йоге, и не смогли уловить их смысл. Мне ничего не оставалось делать, как, оставив на время сомнения, заняться поиском объяснений своего необычного состояния.

Я перебрал в голове все известные мне источники в Индии, решая, к кому обратиться. Среди них были главы орденов, насчитывающие сотни преданных последователей; княжеские диваны, членами которых были титулованные вельможи, раджи и магнаты; молчаливые аскеты, уединившиеся в отдаленных уголках, чья слава привлекала к ним многочисленные толпы паломников. Были также и обычные садху, живущие колониями или поодиночке, кочующие с места на место, всегда небрежно одетые или почти голые, таскающие за собой какой-то странный багаж, принадлежащие к различным сектам, но неизменно приносящие с собой атмосферу тайны и загадочности, где бы они не появлялись. Я с детства общался со многими из них, как с самыми продвинутыми, так и с самыми простыми, и впечатление, которое складывалось после этого общения, не оставляло места для надежды, что они хоть в чем-то смогут мне помочь. Не на ком было остановить выбор, и единственное, что мне оставалось, — это провести самостоятельный широкомасштабный поиск. Но у меня не было ни средств, ни физической возможности путешествовать, разыскивая йогов по всему Индийскому субконтиненту с его огромным количеством монастырских орденов, духовных культов, нищенствующих монахов и святых, надеясь, что кто-то сможет дать верную оценку моему состоянию и исцелить меня с помощью своих духовных сил.

Наконец я, набравшись храбрости, написал письмо одному из самых известных святых Индии, автору многочисленных популярных книг по Йоге и, детально описав свое состояние, попросил его совета. С большим нетерпением и волнением я ждал ответа и, не дождавшись, послал ему телеграмму. Я пребывал в постоянном напряжении, пока не пришел ответ. В письме говорилось, что я, без сомнения, пробудил Кундалини тантрическим способом и что единственный путь получить помощь, — это найти йогина, который сам успешно провел Шакти к Седьмому Центру. Я был благодарен за это письмо, подтвердившее мою точку зрения, поддержавшее меня в моих надеждах и укрепившее уверенность в себе. Было ясно, что описанные мной симптомы были восприняты как характерные признаки пробуждения, что придавало моему странному опыту черты нормы. Если я и переживал аномальное состояние, это не был единичный случай или нечто, известное мне одному, а являлось необходимым условием пробуждения Кундалини. С определенными оговорками это состояние должно быть известно каждому, кто пережил подобное пробуждение. Но где мне было искать йогина, поднявшего Шакти к Седьмому Центру?

Через некоторое время я повстречал в Джамму садху, урожденного бенгальца, и описал ему свое состояние. Изучив мои симптомы, он дал мне адрес Ашрама в Восточной Бенгалии, глава которого был известен как выдающийся йогин, практикующий Кундали-ни-Йогу. Я послал письмо по этому адресу и вскоре получил ответ, который гласил, что я, безусловно, пробудил Шакти, но что человек, могущий помочь мне, отправился в паломничество. Я обращался за консультацией к прочим святым людям и искал совета везде, где возможно, но ни разу мне не встретился человек, знающий из собственного опыта, что это за состояние. Люди, держащиеся с большим достоинством и выглядящие очень мудрыми и всезнающими, как и те более простые натуры, признающиеся в своем невежестве при первой же встрече, на поверку оказывались всего лишь искателями точной информации о таинственной силе, пробудившейся во мне. Итак, в этой великой стране, породившей науку о Кундалини много столетий назад, чья земля наполнена ее ароматом, чьи религиозные доктрины полны ссылок на нее, я не нашел ни одного человека, способного помочь мне. Единственное, в чем я был твердо убежден, так это то, что в моей нервной системе развился новый тип деятельности, но я не мог определить, какие именно нервы или нервные сплетения были задействованы. Однако я отчетливо чувствовал место расположения Кундалини: возле окончания спинного мозга и вокруг анального отверстия. Безусловно, согласно описаниям йогинов, это была ее обитель, — место, где она спит в обычном человеке, свернутая в три с половиной оборота вокруг треугольного основания позвоночника и пробуждающаяся благодаря определенным упражнениям, в которых основным условием является концентрация.

Если бы я практиковал под руководством учителя, мои сомнения были бы рассеяны в первый же день или, по крайней мере, на следующий же день после того, как кризис миновал. Но не имея ни практических знаний, ни учителя, способного снабдить меня необходимыми для формирования собственного мнения теоретическими сведениями, я вынужден был теряться в догадках. Это неопределенное состояние усугублялось неустойчивым состоянием сознания, которое то расширялось, то сужалось. Но, очевидно, так было предопределено судьбой, что мои страдания, причиненные многолетним невежеством, должны были облегчить путь всем тем, в ком будет пробуждено священное пламя.

Комментарии к пятой и шестой главам



В пятой главе мы встречаемся с идеаторным контекстом переживаний автора. Трудно переоценить роль этого отрывка. Автор совершенно прав — ведь это рамки, благодаря которым переживания воспринимаются верно. В первой половине жизни он создал для себя субъективный якорь. Он практиковал Йогу, но одной лишь практики было недостаточно. Для западного человека даже большей практики Йоги было бы не достаточно. Йога основана на системе философских идей, на weltanschauung, способе видения себя и мира, и она должна сыграть роль того контекста значений, к которому прибегает человек в критический период жизни. Этот контекст значений помог Гопи Кришне осознать и таким образом полнее интегрировать все то, что с ним произошло. Мы же на Западе, лишенные адекватного контекста, разрываемся на части при прорыве бессознательного, подтверждая тем самым справедливость точки зрения психиатров. К счастью, аналитическая психология Юнга, приняв во внимание процесс индивидуации, предоставляет нам контекст, в котором данные события могут быть осознаны. К тому же Юнг как психолог изучал это ответвление Йоги. Он называл Кундалини примером инстинкта индивидуации. Поэтому сравнение ее проявлений с другими примерами процесса индивидуации (с алхимией) дает нам психологически объективное знание, без которого мы не могли бы понять (begreifen), что в действительности происходит. Вот почему в период критического психологического давления, когда подсознание бурлит, важно обеспечить пациента соответствующим психологическим знанием. Его переживания должны быть подтверждены объективным материалом, который может дать Йога, благодаря ему он увидит, что все это — органическая часть процесса. Задача аналитического психолога — подтвердить чужие переживания как своим собственным опытом, так и тем, который он приобрел, работая с другими людьми. К тому же он располагает знанием процесса, отображенного в мистицизме, ритуалах примитивных народов, мифологии, духовных дисциплинах и трудах Гопи Кришны.

Наш автор подчеркивает эволюционную значимость событий, назвав свою книгу «Эволюционной энергией в человеке». Я ни в коем случае не хочу оспаривать эту точку зрения. Ее разделяют многие, а том числе Тейар де Шарден. Однако здесь есть о чем поговорить: очевидно, существует архетипическая связь между глубокими мистическими переживаниями подобного рода, при которых сознание одного человека претерпело эволюцию и его личность развилась, и идеей, согласно которой подобные переживания доступны каждому и потому предназначены для всех людей.

Религиозный опыт подобного рода несет в себе дар или предназначение пророка и миссионера. Ощущение того, что все им пережитое имеет не только личное, но и универсальное значение, имело большую психологическую ценность для нашего автора. Переживание «Я» — универсально. Мы часто говорим об инфляции, когда «эго» не интегрирует космическую идею, а абсолютизирует ее. Возможно, она и должна быть абсолютизирована. Откуда нам знать? Нам достаточно увидеть трансцендентальную целесообразность разворачивающихся событий, а также то, что эта трансцендентальная целесообразность была традиционно истолкована автором как зов.

В тексте много упоминаний о диете. Безусловно, можно сказать, что они символизируют навязчивый интерес высокоинтуитивного человека к чувственным деталям жизни — особенно к жизни телесной. Я помню одного страдающего паранойей человека (я общался с ним в больнице), разговоры с которым сводились, с одной стороны, к обсуждению абстрактных математических теорий и фантастической поэзии, а с другой — к вопросу о том, сколько ломтиков хлеба он должен съедать во время обеда и выяснению питательной ценности помидоров. Но культ диеты нельзя свести лишь к компенсации. В популярной прессе встречаются подробные описания того, что ест тот или иной великий человек. Великие часто проявляют повышенный интерес к диете. Пища, в конце концов, символизирует мир, и гастрономические привычки человека характеризуют его мировосприятие. Гопи Кришна вынужден перестать питаться, как прежде. Этот сдвиг в отношении к пище отражает его сдвиг «жизни-в-мире» с наружного аспекта к внутреннему. В индуизме это называется сдвиг от стхула (плотного) аспекта к сукшма (тонкому) аспекту.

Вот как он это описывает: «Такое случалось со мной время от времени, словно мысль о том, что отныне мне предстоит есть не ради удовольствия и не ради утоления голода, а для того, чтобы изба вить свою перевозбужденную и сверхчувствительную нервную систему от лишнего напряжения, желала навечно запечатлеться в моем мозгу». Иными словами, самый основной, генетически заложенный инстинкт начального уровня психологической жизни (оральная стадия) также включился в развивающийся процесс.

Он относится к своей диете с большой «строгостью». Я считаю, что упоминание в данном контексте этого слова указывает на разницу между «правильной» и «неправильной» навязчивостью. Строгое отношение к деталям психической жизни (проявляется ли оно в диете и физических упражнениях или в сновидениях и фантазиях и в их выражении художественными средствами) указывает на способ преодоления навязчивого влечения — изнутри, с помощью собственного же принципа. Подобное лечит подобное. Психике родственна строгая точность — вспомните о деталях детских рассказов, примитивных ритуалов и примитивных языков и ту детальность, с которой мы выражаем все, что считаем важным. Строгая точность не есть прерогатива естественных наук и не метод, отождествляемый лишь с измерениями. Наш автор понимает, что, меняя свой жизненный стиль, он должен относиться со строгостью ко всем деталям. И он начинает подходить к своей диете с той строгостью, с которой скрипач относится к упражнениям для разработки пальцев, а боксер, желающий увеличить скорость контрудара, — к тренировкам. Он демонстрирует нам иной способ преодолеть навязчивость — не отмахиваясь от нее, но посредством тех достоинств, которыми обладает сама навязчивость. Навязчивость можно рассматривать как извращенную точность, принявшее неверное направление ритуалистическое поведение, которое требует поправки.

Изменения, происходящие в начале выздоровления, в первую очередь относятся к телу. Анализируя это состояние, мы обнаружим разнообразные симптомы, иногда очень специфичные, синхронные с динамическими изменениями аналитического процесса. Изменения в сознании не обходят стороной и тело. Насколько было бы полезнее для нас понимать эти изменения в теле так, как их понимал Гопи Кришна, видя в них подготовку к расширению сознания. Если тело является носителем сознания, в нем также должны произойти перемены. Хотя Гопи Кришна понимал это, всякая перемена, которую он ощущал, вызывала в нем страх. Казалось, это говорит глубокий животный страх, своего рода биологическая реакция на перемены, словно тело не желает сойти с проложенного предками пути. Животное, живущее в нас, боится и паникует.

Возможно, это может рассказать нам кое-что о симптомах, связанных со страхом перемен и символизирующих собой конфликт вхождения нового человека в старую телесную оболочку. Этим я не хочу сказать, что с «возрождением» все симптомы исчезнут. Я имею в виду, что симптомы, развивающиеся параллельно с психическими изменениями, как и боль, являются защитной реакцией. Они сдерживают нас сообразно с нашими медленными эволюционными паттернами тела. Без этих симптомов и страха мы бы могли легко покинуть тело в какой-то глупой самоубийственной попытке найти освобождение.

Большие перемены в теле касаются и сексуальности. Реорганизация сексуальных импульсов требуется при каждом переходе с одного плана сознания на другой. Обряды посвящения юношей, свадебные обряды, равно как и клятва безбрачия тех, кто вступает в монашеский орден, — все это указывает на значимость сексуальных перемен при изменении состояния существования. Считается, что змеиная сила Кундалини дремлет, свернувшись у основания позвоночника — в области копчика, анального отверстия и предстательной железы; относительно ее точного местоположения существуют различные мнения. Она непосредственно связана с сексуальностью, так что трансформация сексуальности посредством интернализации становится обязательным условием дисциплины. Трансформация сексуальности через ритуализацию — идея, которую можно найти в гностической, алхимической, шаманской практиках и в Йоге. Она также является фундаментальной в даосских теориях сексуальности, (см. Гулик ван Р. Сексуальная жизнь Древнего Китая; Элиаде М. Йога — безнравственность и свобода; Элиаде М. Шаманизм; а также мою статью в: .J. Analit. Psychol 1966 г.; во всех работах есть библиография). Психоанализ Фрейда также можно рассматривать как ритуализацию сексуальной жизни ради ее трансформации. Принципиальная идея проста: семя — наиболее заряженная праной жидкость в человеческом организме. Оккультная анатомия усматривает тесную связь между гениталиями и нервной системой, осуществляемую либо через мозг и позвоночник, либо через кровь. Потеря семени означает потерю жизненной субстанции, являющейся основой живого жидкого света. Поэтому семя должно течь вверх, а не наружу, поддерживая тем самым внутреннюю циркуляцию праны. Бхарати говорит о различиях между буддизмом и индуизмом в этом вопросе. Последователь первой, как и даос, удерживает семя; последователь же второй извергает семя (левый путь в тантризме), принося его в жертву. Во всех этих традициях доминирует одна идея: трансформация сознания требует трансформации сексуальности, что происходит ритуальным путем.

В тексте встречается упоминание о необычном возбуждении в области половых органов и о продуцировании большого количества семени. Это противоречит привычным представлениям о том, что Йога — дисциплина аскетическая, приводящая к снижению сексуальных импульсов. Ничего подобного! Можно понять, почему целомудрие и половое воздержание, как и другие сексуальные таинства (включал оргии и черную мессу), являются архетипической принадлежностью дисциплины «святого». Он должен быть не менее, а более сексуальным, чем остальные. (Например, среди американских индейцев Мохаве частая мастурбация у ребенка считается ранним признаком призвания к шаманизму.) «Святой», как и «великий человек», должен обладать большой сексуальностью. И потому ее трансформация вызывает ряд проблем, решение которых было найдено многочисленными эзотерическими практиками и дисциплинами как Запада, так и Востока, где целомудрие и ритуал совокупления (тантрическая майтхуна) являются двумя противоположными полюсами одной архетипической формулы.

В практике аналитика нередки случаи, когда фазы сексуальной одержимости (сексуальные сновидения, фиксация на половых органах, садомазохизм, мастурбации, ночные поллюции) определенное время занимают центральное место у пациента. Свести эти события к эдипову комплексу было бы недостаточно. Если процесс трансформации действительно происходит, он должен оказать влияние на сексуальную жизнь человека, привлекая его внимание к собственной сексуальности и к сексуальности, как таковой (наделенной мистической властью Бога и давно сформулированной в других культурах — например, в культе Лингама или культе Приапа). Основание для трансформации сексуальности — признание ее как вне-личностной силы. Майпг***а в тантрической Йоге не оставляет а этом сомнений. Это не мой секс и не мое удовольствие, и не мой оргазм. Это — сила, проходящая через меня, сила игры, радости, созидания. Отделяя от нее личное, человек может прислушиваться к ней, подчиняться ей или отвергать ее, отмечать ее флуктуации и намерения — все это означает объективное к ней отношение. Если этот шаг сделан, трансформация, на которую намекает наш автор (включая задержку семени, контроль эякуляции и другие практики, описанные Гуликом и Масперо), перестает быть темой личного подавления, подростковой битвой между добром и злом, а становится отстраненной игрой, исполненной как религиозной жертвенности, так и эротического воспитания.

В тексте встречается несколько упоминаний о трудностях с чтением, Гопи Кришна не только не мог найти нужного материала, он также был не в состоянии сконцентрироваться. Способность к интеллектуальной концентрации оставляет человека одной из первых. В аналитической работе мы называем это «sacrificium intellectus». Это относится к тому состоянию, когда человек вынужден отказаться от себя ради развивающегося процесса, подобного реке. Он не знает, куда его несет, не имеет карты, ничего не знает о будущем. Интеллект легко может возобладать над переживаниями, лишив их жизни. Вот почему во фрейдистском анализе предполагается, что пациент не должен читать психологической литературы. В анализе Юнга нет правила, когда и что читать, — это целиком зависит от ситуации. Способность читать вернулась к Гопи Кришне лишь спустя долгое время, указывая насколько крепкой может быть хватка, интеллекта и какую опасность она в себе несла в этом случае. Не забывайте, что изначально Гопи Кришна готовил себя к интеллектуальной жизни, от чего его спас провал на экзамене. Это указывает на психологическую истину: наибольшую опасность нашему истинному призванию, каким бы оно ни было, несет в себе то, что стоит (ближе всего к нему, то, что является его тенью. Человек вряд ли «Примет зеленый или белый цвет за красный — ему гораздо легче. Спутать с ним розовый, алый или бордовый. Каждый контакт с интеллектуальным текстом уводил его от цели, угрожая процессу переживаний в теле. Тело было его настоящим учителем. Его тело, подобно немому ослу святого Франциска или ослу Христа, в чьем стойле Он родился и на котором он ездил до последних дней перед распятием тела, было его постоянным спутником. Не в этом ли причина его одержимости телом? Не говорит ли оно: «Мы — животные, зубами, шерстью и внутренностями животного»? И это животное есть бог, как об этом говорят образы многих религий мира. Животные принадлежат к божествам, явившимся к нам в виде животных, являющихся животными и говорящими, что животное, живущее в нас, — свято. Даже Кундалини — это змея. Священное животное — это мудрость природы или мудрость тела, обладающего с доисторических времен тем знанием, которое мы не в силах превзойти, что бы мы ни читали. Ной спас то, что было свято: жизнь, животных; а священная книга Тора появилась позже. Животное, живущее в нас, не может читать. Сама змеиная сила требует от него послушания, не позволяя ему искать другого учителя — того, кто обладает знанием иного рода.

У Гопи Кришны не было учителя, и он был психологически не способен читать. И поэтому трудно переоценить значение письма, пришедшего от мастера, в котором подтверждалась подлинность его опыта. Задача западного аналитика сводится к тому же: подтвердить подлинность переживаний другого человека, отнестись к этому серьезно, поверить в его внутренний мир и сказать об этом. Он не должен пугаться его или называть его болезнью. Знаменитый мастер сказал, что Гопи Кришне может помочь лишь тот, кто сам пережил подобное («сам успешно провел Шакти к Седьмому Центру»). Мы, последователи юнгианского анализа, часто говорим: «Ты можешь воспринимать другого лишь настолько, насколько далеко зашел сам». Это ограничивающее утверждение, и если его принять близко к сердцу, оно может показаться обескураживающим и для ученика, и для самого аналитика. Оно также демонстрирует, что мы можем опереться лишь на немногих подлинных мастеров, ушедших далеко на своем пути. Это еще раз подчеркивает то, сколь большую работу Гопи Кришна проделал самостоятельно и какую ценность представляют его труды.

В конце шестой главы наш автор вскользь затрагивает вопрос о собственном страдании. Когда читаешь описания деяний святых и труды мистиков, в них всегда находишь описания блаженства. Именно отсутствие блаженства и красоты заставило Гопи Кришну усомниться в ценности собственных переживаний. И вновь мы не можем не выразить ему свою благодарности за правдивое описание горечи, которую он испытал и не восхищаться тем, что он не испытывал раскаяния. Страдания неизбежны. Видения, являющиеся в пустынях христианским святым, «черная ночь души» Хуана де ла Круса, жуткие страдания ветхозаветных пророков — все это свидетельства неизбежности страданий. С точки зрения психоаналитической практики, верить в иное — проявление рудиментарного детского идеализма. Для понимания неизбежности страданий при личной трансформации западный мистицизм, отобразивший в себе образы Христа и святых, мог бы помочь нашему автору больше, чем его собственная традиция. В этом отношении его работа является мостом к западному опыту, в котором расширенное или интенсифицированное сознание не расцветает, подобно лотосу над гладью озера, а страдает от невроза, пока не забрезжит рассвет. Страдание сопровождает рождение: ребенок рождается в муках.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Прежде чем продолжить рассказ о происходивших со мной событиях, необходимо сказать несколько слов о давно известном, хотя и редко находимом хранилище жизненной энергии в человеке, называемом Кундалини. Многие последователи Йоги читали или слышали о Кундалини, однако объяснения, которые даются а современных книгах, являются недостаточными и смутными, и поэтому они не могут служить действительно полезным источником достоверных сведений. Что же касается древних трактатов, то они рассматривают исключительно вопросы Кундалини-Йоги, изобилуют трудными для понимания местами и изобилуют подробностями, посвященными фантастическим, иногда даже непристойным ритуалам, связанным с бесчисленными божествами. Кроме того, они описывают чрезвычайно трудные и довольно опасные умственные и физические упражнения, предлагают использовать заклинания, называемые мантрами, и специальные позы тела (асаны). В этих трактатах содержатся также подробные инструкции о том, как контролировать и регулировать дыхание. Однако все это излагается чрезвычайно сложным языком, насыщенным мифологическим красноречием, которое вместо того, чтобы привлекать, скорее вызовет неприязнь у современного последователя Йоги. Поэтому можно утверждать, что ни в современных, ни в древних книгах нельзя найти ясного объяснения того, что же в действительности представляют собой методы, о которых мы говорим, так же как и тех психических и физических изменений, которых можно в конечном счете ожидать.

В результате это в высшей мере практическое учение, вместо того чтобы принести пользу и дать ответы на непонятные вопросы, подвергается нападкам и приобретает пло*** репутацию. При этом некоторые из практик, составляющие части единого целого и служащие средством для достижения конкретного результата (например, асаны и дыхательные упражнения), часто рассматриваются как самоценные, при этом не учитывается цель, для достижения которой эти практики изначально предназначались. Действительной же целью этой системы Йоги является раскрытие такого типа сознания, которое выходит за пределы ограничений обусловленного чувствами ума, давал возможность воплощенному сознанию достичь сверхчувственных областей. Однако, сбитые с толку властными требованиями современной цивилизации и обескураженные распространенным недоверчивым отношением к самой возможности развития человека, сегодняшние последователи Йоги часто довольствуются всего лишь несколькими позами и дыхательными упражнениями, безосновательно полагая, что они действительно практикуют Йогу для своего духовного возвышения.

Описания чакр и лотосов, сверхъестественных знаков и предзнаменований, сопровождающих успешную практику, либо рассказы о достижении сверхъестественных сил — все это приводит к тому, что и возникновение данной системы в целом, и происхождение различных ее методов оказывается сильно искаженным. Вследствие этого для непосвященного смысл учения, описанного в древних трактатах, кажется нелепым и не заслуживающим доверия. Очевидно, что на основании такой информации современному искателю трудно получить четкое и ясное представление о Кундалини, отбросив при этом все сверхъестественные и мифологические наслоения и найдя для себя прояснение собственных сомнений и трудностей. Таким образом, для современного образованного человека, стремящегося получать знание, основанное на фактах, Кундалини (если исходить из фантастических описаний, содержащихся не только в древних трактатах, но и в некоторых современных книгах) оказывается не более чем мифом и фантазией, порожденными естественным желанием людей найти легкий путь избежать ограничений, налагаемых на нас конечным миром причин и следствий. В этом отношении Кундалини напоминает миф о философском камне, возникший вследствие стремления найти короткий путь к обретению богатства, необходимого для освобождение от тех же ограничений.

В Индии, пожалуй, нет другой темы, породившей такое количество литературы, как Йога и сверхъестественное, однако в этих книгах не найти объяснения, что такое Кундалини, так же как вряд ли удастся найти человека, который мог бы рассказать нечто боль шее, чем написано в древних трактатах. В результате (за исключением нескольких адептов, совершенно недоступных для всех остальных и столь же немногочисленных, как алхимики в давние времена), во всей Индии, этой обители мудрости, вряд ли можно найти человека, способного авторитетно объяснить, что такое Кундалини.

Система сложных умственных и физических упражнений, связанных с Кундалини (обычно называемая Хатха-Йогой, чтобы отличить ее от других форм Йоги), существует в Индии с очень древних времен. Санскритское слово «хатха» состоит из двух частей — «ха», и «тха», означающих «Солнце» и «Луна», и вследствие этого само название «Хатха-Йога» обозначает форму Йоги, результат которой связан со слиянием Солнца и Луны. Образы Солнца и Луны были использованы для обозначения двух нервных потоков, идущих справа и слева от позвоночника по двум нади, или нервам, называемым «ида» и «пингала». Ида холодная и подобна лунному свету, а Пингала горячая и подобна свету Солнца. Все системы Йоги основаны на предположении, что тела живых существ являются живыми благодаря пране — чрезвычайно тонкой, нематериальной субстанции, пронизывающей всю Вселенную. Она является причиной проявлений органической жизни, управляя организмом с помощью мозга и нервной системы. При этом прана проявляет себя как некая «жизненная энергия». Прана обладает различными аспектами и благодаря этому выполняет различные функции в теле, циркулируя в нем в виде двух отдельных потоков, один из которых согревает, а другой охлаждает. Эти потоки, безусловно, ощущают йоги, находящиеся в пробужденном состоянии. Исходя из своего собственного опыта я могу с уверенностью утверждать, что существуют два типа потоков жизненной силы в теле, которые действительно обладают согревающим и охлаждающим действием. Прана и апана сосуществуют в организме в каждой ткани и клетке как два различных течения, идущие через высшие нервы и их тонкие разветвления. Эти потоки в нормальном состоянии сознания не ощущаются, так как нервная система и наше восприятие привыкли к этому потоку, текущему постоянно с самого начала жизни.

Жизненная сила по причине своей чрезвычайно тонкой природы сравнивалась авторами древних трактатов по Йоге с дыханием. Они утверждали, что вдыхаемый воздух содержит в себе и прану и апану, и что поток жизненной силы течет поочередно то через правую, то через левую ноздрю вместе с воздухом во время вдоха и выдоха.

Как известно, вдыхаемый нами воздух состоит главным образом из двух газов, кислорода и азота. Кислород выполняет главную роль в процессе сгорания, сжигая все нечистое, что есть в теле, и действуя через легкие, в то время как азот ограничивает и сдерживает это горение. Если учесть, что авторы древних тестов, посвященных Кундалини-Йоге, иногда использовали для обозначения и праны и апаны одно и то же понятие — вайю (вдыхаемый воздух), это создает повод для ошибочного отождествления праны и воздуха, хотя на самом деле это совершенно неверно. Жизнь на Земле невозможна без кислорода, и необходимо помнить, что этот химический элемент входит в состав не только воздуха, но и воды — двух основных условий для существования жизни. Это явственно указывает на то, что жизненная космическая энергия, или прана-Шакти, использует на Земле кислород как основное средство, через которое проявляется ее действие. Возможно, биохимия по мере дальнейших исследований когда-нибудь в будущем сможет принять идею связи между важной ролью кислорода во всех органических процессах и присутствием в них разумной жизненной силы, называемой праной.

Земля имеет собственные запасы праны, пронизывающей каждый атом и каждую молекулу всех ее элементов и компонентов, из которых состоит ее раскаленное ядро, скрытое под земной корой — твердым поверхностным слоем, на котором находятся горы и моря, а также атмосфера, простирающаяся до самых дальних ее пределов. Солнце, содержа в себе огромный запас жизненной энергии, постоянно излучает большое количество праны, являющейся частью его света. Возможно, поэтому суеверия, связанные с солнечными затмениями, имеют под собой долю истины, поскольку при этом пранические эманации, исходящие от Солнца или Луны, на время пол-I ностью или частично прекращаются. Изменения в погоде, а также кол****ия содержания испарений и пыли в атмосфере, оказывающие воздействие на некоторые чувствительные натуры, в действительности может становиться причиной изменений в праническом потоке.

Луна является еще одним большим источником праны для Земли. Планеты и звезды, близкие и далекие, также являются неисчерпаемыми источниками праны и наполняют Землю потоками своей

энергии, передаваемой вместе с их лучами. Пранические эманации от Солнца и Луны, от планет и далеких звезд не похожи друг на друга, и каждая из них имеет свои особенности. Подобным образом отличается свет различных небесных тел. Если после того, как он преодолел невообразимое расстояние, исследовать его на Земле, то окажется, что у света каждой звезды или планеты свой особый спектр.

Человеческому воображению даже трудно представить взаимодействия бесчисленных потоков света от миллиардов звезд, пересекающихся в столь же бесчисленных точках и наполняющих собой бесконечное пространство. Так же трудно представить себе огромный мир праны, этой жизненной энергии, как описывают его пророки, — представить его ничем не ограниченную протяженность, заполненную излучаемыми бесчисленными звездами и планетами, пересекающимися потоками праны с их бурлящими вихрями и водоворотами. Эти потоки пульсируют повсюду, среди бесконечного количества оживших миров, всплывающих из этого удивительного, разумного и тонкого океана жизненной силы подобно тому, как пена всплывает на поверхности непрерывно текущих океанских потоков.

Для объяснения феномена земной жизни нет иного способа, кроме как признать существование такой разумной жизненной силы, как прана, которая становится создателем всех органических структур жизни, используя для этого различные элементы и части материального мира. Все указывает на наличие такой разумной силы, создавшей с поразительным умением бесчисленное множество форм и уже самим этим фактом отвергающей идею о спонтанном возникновении жизни по воле случая. Однако существование такой силы не может быть доказано эмпирическим путем — человеческая изобретательность и умение оказываются бессильными при попытках обнаружить с помощью экспериментов эту тонкую энергию.

Праническому излучению, достигающему Земли, приписывалось большое значение, и поэтому некоторые древние мудрецы считали, что происхождение человеческого ума связано с Луной. Вся структура Йоги основана на идее праны как сущности, которая может быть познана сверхфизическим путем в непосредственном опыте. На протяжении тысячелетий поколения йогинов, достигших успеха, подтверждали предположение своих предшественников. Поэтому реальность праны как главного средства, ведущего к состоянию сверхсознания, называемому Самадхи, никогда не подвергалась сомнению ни одной школой Йоги, и те, кто верит в Йогу, должны прежде всего верить в прану. Необходимо учесть и тот факт, что для достижения успеха в Йоге человек должен обладать не только необычайными умственными и физическими дарованиями, но также иметь все атрибуты святости, соответствующие черты характера, честность, воздержание и высокие нравственные качества, чтобы не дискредитировать Йогу — этот дар, доставшийся ему в наследство от древних пророков. В этом случае он, следуя учению своих предшественников, за определенное время сам сможет убедиться в реальности состояния сверхсознания, являющегося результатом систематических упражнений с праной.

Согласно религиозным верованиям Индии, восходящим к доисторическим временам, существование праны как посредника мышления и передачи ощущений в живых организмах, а также как не воспринимаемой органами чувств космической субстанции, присутствующей во всех видах материи (согласно космологии индуизма — в земле, воде, воздухе, огне и эфире), является признанным фактом, подтверждаемым практикой Йоги в том случае, если ее совершает человек с соответствующими чертами характера, следующий по верному пути. В соответствии с этими верованиями прана не является ни материей, ни умом, ни сознанием, будучи неотделимой частью универсальной космической энергии — Шакти, которая присутствует во всем и является движущей силой, скрытой за всеми космическими явлениями, так же как и жизненной силой в организмах живых существ.

Прана является тем посредником, с помощью которого космический разум действует в этом огромном мире, создавая, поддерживая и разрушая гигантские шаровидные звездные скопления, мерцающие в космическом пространстве, а также самых микроскопических микробов, как полезных, так и вредных, присутствующих повсюду на Земле. Иными словами, Шакти проявляется в неорганической материи как сила, а в органической — как жизнь. Это два различных аспекта единой жизненной, творческой энергии действуют и на органическом, и на неорганическом уровнях. Для удобства, а также чтобы избежать путаницы, понятие прана, или прана-Шакти обычно применяется к тем аспектам космической энергии, которые действуют в органической сфере, будучи жизненной силой и нервными импульсами, в то время как более общее понятие Шакти применяется ко всем видам энергии, живым и неживым— к творческим и активным аспектам самой реальности.

Говоря о Кундалини, мы имеем в виду прану, или прану-Шак-ти, иногда употребляя для краткости общий термин «шакти», хотя, если быть точным, он относится к той космической энергии, которая создала всю Вселенную. Современная наука убедительно доказала, что энергия является основной сущностью в физическом мире.

Однако сомнения в существовании бессмертной жизненной силы, независимой от тела и его органов, оказываются столь же старыми, как и сама человеческая цивилизация. Причиной этих сомнений является природа физических законов, управляющих телом, неизбежность болезней и смерти, а также неуловимость жизненной силы, невозможность ее восприятия вне органических форм; неизбежность смерти для всех живых организмов и, наконец, отсутствие неопровержимых доказательств жизни после физической смерти.

Однако, согласно йогинам, существование жизненной энергии как бессмертной сущности становится субъективно совершенно очевидным в сверхсознательном состоянии Самадхи, а течение этой жизненной энергии через нервные каналы может ощущаться даже до того, как будет достигнут успех в медитации. Когда это происходит, возникает потребность в особой концентрации ума, и в ответ на это жизненная энергия, или прана, пребывающая в других частях тела, устремляется вверх, в голову. Иногда это происходит с такой силой, что другие органы (сердце, легкие и пищеварительная система) почти полностью прекращают свое функционирование, пульс и дыхание становятся незаметным, а тело кажется холодным и безжизненным.

Благодаря потоку жизненной силы, устремившейся в мозг, сознание становится более пробужденным, возвышается над телесными ощущениями, а его способность восприятия сверхфизического существования значительно возрастает. В таком состоянии основным объектом восприятия становится прана, воспринимаемая как светящаяся нематериальная субстанция, вибрирующая и в теле, и за его пределами, неограниченно распространяясь при этом во все стороны.

На образном языке Йоги прана — это жизнь, а жизнь — это прана. Однако жизнь и жизненная сила (в том смысле, который мы сейчас вкладываем в эти слова) не являются душой или искрой божественного в человеке. Прана — это просто жизненная энергия, с помощью которой божественное дает существование органической жизни, подобно тому, как оно творит и действует во Вселенной с помощью физической энергии. Прана не является реальностью, так же как солнечный свет не является самим солнцем, однако она оказывается неотъемлемой частью реальности, воплощаясь в бесчисленных формах, от простейших до самых сложных органических структур, подобно тому, как физическая энергия начинает проявляется с электронов, протонов и атомов, постепенно создавая огромную Вселенную, в которой все ее проявления управляются вечными ; законами, такими же незыблемыми и универсальными, как и законы физического мира. После создания атомов физическая энергия трансформируется в бесчисленные разновидности молекул, в результате чего возникает бесконечное множество форм, сочетание которых создает поразительно разнообразные проявления материального мира.

Так прана, начиная с протоплазмы и одноклеточных организмов, дает существование огромному количеству живых организмов, различающихся по форме и цвету. Так возникают классы, роды и виды живых существ, при создании которых используются компоненты физического мира. При этом прана действует разумно, целенаправленно, с полным знанием законов и свойств материального мира, и так возникают многочисленные живые существа. Оставаясь, в сущности, неизменной и постоянной, прана вступает в бесчисленные сочетания, выступая одновременно и в качестве творца, и в качестве создаваемого объекта. Таким образом, она существует в виде целой Вселенной, более обширной и прекрасной, чем космос, воспринимаемый нашими органами чувств. В этой Вселенной есть свои сферы и уровни, связанные со звездами и их планетами, их средой и веществами, движением и инерцией, светом и тенью, законами и свойствами. Эта Вселенная праны существует параллельно с тем миром, который мы воспринимаем физическими чувствами, переплетаясь с нашими мыслями и действиями. Она присутствует в атомах и молекулах материи, излучаясь вместе со светом, присутствуя в движении ветров и прибоя. Удивительно тонкая и подвижная, пронизывающая наше воображение и сны, она — жизненный принцип творения, вплетенный в саму ткань нашего бытия.

Мы не осознаем, какая таинственная сила оживляет клетки и органы тела, становясь для владельца этого тела причиной физических и химических реакций. Даже наиболее разумные из людей не знают ничего о том, что происходит внутри них самих, и не подозревают о той разумной силе, которая регулирует механизмы тела, создавая его в материнской утробе, предохраняя от болезней и опасностей, исцеляя тело при повреждениях, заботясь о нем в то время, когда оно спит или находится в бессознательном состоянии, а также создает в теле стремления, приводящие его в движение, подобно тому, как ветер колеблет тростник.

При этом наиболее поразительным является то что, несмотря на участие праны во всем вышеперечисленном, присутствия в каждом дыхании и каждой мысли, из-за ее совершенно непостижимой для человеческого ума природы она всегда остается за пределами восприятия, за пределами поверхностного уровня сознания, подобно тому, как пламя в светильнике на самом деле порождается маслом. Так она, прана-Шакти, живое проявление космической энергии, полностью невидимая и неосознаваемая, оказывается подлинной хозяйкой организма всех живых существ.

Создатели Кундалини-Йоги (признавая существование праны, как конкретной реальной сущности, проявляющейся и в индивидуальном, и в космическом аспекте) на основании экспериментов, проводившихся многими поколениями мудрецов, сделали открытие, что существует возможность произвольно контролировать нервную систему и направлять поток праны в мозг, в результате чего существенно возрастает его активность. Поэтому они использовали все известные им методы контроля тела и умственной дисциплины для достижения этой конечной цели. Всего этого они добивались с помощью концентрации — краеугольного камня любой системы Йоги, приспосабливая ее к методам, предписанным природой для ускорения человеческой эволюции. Так они обнаружили, что благодаря достижению определенного уровня совершенства в контролировании ума и концентрации они способны в некоторых благоприятных случаях поднимать через канал в позвоночном столбе яркую, сверкающую и быстро движущуюся энергию в мозг. Вначале это удается сделать только на краткое время, однако по мере практики длительность этих периодов возрастает, что дает уму возможность устремляться в сферы высочайшего великолепия, пребывающие за пределами всего, что может переживаться в грубом материальном мире.

Древние мудрецы называли этот канал Сушумной и считали, что когда отчетливо ощущается, как поток сияющей энергии начинает подниматься от основания Сушумны вверх, пробуждается богиня Кундалини, обитель которой находится у основания позвоночника, где она обычно спит, подобно свернувшейся змее, закрывая своим ртом вход в канал Сушумны. Два нерва, расположенных справа и слева от Сушумны и называющихся Ида и Пингала, также принимают участие в движении пылающего жара, так как по ним течет часть жизненной энергии.

Вследствие недостаточного количества информации об этом, доступной современной науке, она долгое время не признавала существование этих каналов, так же как и высших состояний сознания, подтверждающих наличие тонких уровней бытия, пронизывающих материальный космос и существующих в нем. А древние трактаты, посвященные Хатха-Йоге, содержат упоминания о прана-Шакти — жизненной энергии, и системе проводящих ее каналов в зашифрованной форме, что не так уже редко становилось источником замешательства для начинающих.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Я прекрасно понимаю, что невозможно точно передать или сделать понятным для обычного читателя то особое психическое состояние, которое я описываю как «расширение и сужение сознания». Однако только этими словами мне удается, хотя бы приблизительно, передать это чисто субъективное переживание, которое нечасто выпадает на долю обычного человека. Насколько мне известно, странные явления, возникающие вследствие пробуждения Кундалини, никогда еще не были предметом аналитического изучения. Предмет этот оставался окутанным покровами тайны не только в силу его исключительной редкости и поразительных проявлений, но и в силу того, что его основные черты непосредственно связаны с интимной жизнью и определенными частями тела индивида, испытывающего данные переживания. Признания, сделанные в этой работе, могут показаться ошеломляющими, даже невероятными, так как эта тема впервые за многие века обсуждается открыто.

Нам удается более-менее адекватно воспринимать значение слов (сколь трудными они бы ни были), описывающих известные всем нам психические состояния, интеллектуальные проблемы и абстрактные идеи, основанные на общем опыте и знании. Но явление, которое я пытаюсь разъяснить на этих страницах, настолько необычное, редкое и так далеко отстоит от обыденных дел, что, думаю, лишь немногим читателям моего труда доводилось хотя бы слышать о чем-то подобном. Мастера Кундалини-Йоги, столь редкие в древности, в наши дни практически не встречаются, а. случаи спонтанного пробуждения Кундалини чаще всего заканчиваются психическими расстройствами, делающими невозможным вразумительное описание этого переживания. Учитывая данные обстоятельства, невозможность найти детальное изложение этого опыта не кажется чем-то удивительным.

Однако, несмотря на вышеизложенное, мой опыт не является чем-то уникальным и исключительным. Существует достаточно сведений, позволяющих предположить, что с незапамятных времен, возможно, с зарождения цивилизации, если не раньше, отмечались редкие случаи пробуждения Кундалини — иногда спонтанные, иногда — как результат специальных упражнений. Если пробуждение имело благополучный исход (как, например, у прирожденных мистиков), то симптомы были мягкими и развивались постепенно. Но в большинстве случаев, похожих на мой, когда пробуждение сопровождалось болезненными симптомами, попытку передать эти переживания люди воспринимали как бред. Если же пробуждение происходило в результате волевых усилий за стенами монастырей, в уединенных местах или центрах Йоги, необычайные проявления, сопровождающие его, не выносились на критическое обозрение, а если и выносились, то рассматривались либо как неизбежный противоестественный побочный продукт практики, либо как священное переживание, не подлежащее огласке.

Несмотря на трудности описания этого странного явления, я намерен сделать все от меня зависящее, чтобы передать свой опыт тем, кто сумеет зажечь в себе змеиный огонь без предварительной подготовки. Следуя этому плану, я ограничусь тем, что скажу, что, несмотря на неизменность психического состояния, в последующие дни мое физическое самочувствие значительно улучшилось.

Государственные служащие обычно в мае переезжали из Джамму в летнюю столицу штата, Сринагар. Но я, чувствуя, что не в силах перенести изнуряющую жару, переехал еще в апреле. Перемена места пошла мне на пользу. Цветущая долина и прохладный весенний воздух оказали на мой организм живительный эффект. Движение лучистой энергии в моей голове не прекращалось и носило все тот же характер, что и прежде. Казалось, оно даже активизировалось. Но мой окрепший организм сейчас легче переносил его, и я вновь обрел способность участвовать в оживленных беседах с людьми. Что особенно важно, глубокое чувство любви к семье, которое казалось давно угасшим, вновь ожило в моем сердце. Через несколько недель после переезда, я оказался в состоянии совершать продолжительные прогулки и заниматься обычными делами, не требующими особого напряжения сил. Но все же я не мог читать книги с достаточным вниманием и испытывал страх перед сверхъестественным. Поэтому я старался избегать мыслей к разговоров на эту тему.

Мой аппетит восстановился, и я мог есть, не опасаясь, что несколько лишних кусков или глотков вызовут бурю в моем организме. Мне даже удалось увеличить (хотя и ненамного) интервалы между принятием пищи, не испытывая при этом никакого дискомфорта. Ко времени переезда нашего офиса в Сринагар, мои силы восстановились настолько, что я был готов исполнять свои обязанности без риска ухудшения состояния здоровья и не боялся показаться смешным, делая элементарные ошибки в работе или допуская странности в поведении. Пересматривая бумаги на столе, я обнаружил, что память моя не ослабела, а страшные переживания последних месяцев не нанесли вред моим способностям.

И все же я легко уставал и становился беспокойным, поработав несколько часов подряд. После относительно продолжительной умственной работы я замечал, что стоило мне закрыть глаза и круг света, неизменно предстающий перед моим внутренним взором, расширялся, а шум в ушах усиливался. Это служило предупреждением о том, что я все еще не могу поддерживать свое внимание на нужном уровне достаточно долгое время и что мне следует с осторожностью выбирать нагрузку, дабы избежать возобновления болезненных симптомов. Я решил, что будет разумно делать перерывы в работе — иногда беседовать с коллегами, а иногда прогуливаться по улице, где всегда можно встретить множество вещей, обычно отвлекающих внимание.

Я до сих пор не понимаю, как в период измененного состояния сознания, при столкновении с трудными задачами и неожиданными ситуациями, я находил правильные решения. Пророни я тогда хоть слово окружающим относительно моего состояния, которое теперь стало для меня совершенно обычным, меня тут же окрестили бы сумасшедшим и сделали соответствующие выводы. Вряд ли я мог бы рассчитывать на сострадание — скорее на насмешки. Если бы я попытался извлечь из этого выгоду и заявил бы о своих оккультных знаниях (которыми в действительности не обладал), меня бы, возможно, объявили святым и стали осаждать толпы ищущих чуда, желающих уйти от повседневных трудностей жизни людей. Если не считать отдельных фраз, сказанных одним из моих родственников, и консультаций со знатоками Йоги, я хранил полное молчание относительно своего измененного состояния даже в общении с самыми близкими друзьями, хотя страх перед безумием никогда не оставлял меня окончательно.

Представление о риске, которому подвергается человек, у которого произошло внезапное пробуждение Кундалини, можно составить по тому факту, что одновременно с высвобождением новой энергии происходят значительные изменения в структуре нервной системы. Они развиваются с такой скоростью и безудержностью, что могут привести к повреждению рассудка, если организм не обладает достаточной силой и энергией, чтобы приспособиться к новым нагрузкам. Собственно говоря, в большинстве случаев дело этим и заканчивается. Поэтому среди пациентов психиатрических клиник встречаются и те, чье состояние связано с преждевременной активизацией Кундалини.

После того как моя работоспособность восстановилась и разум обрел прежнюю ясность, я начал размышлять о сдоем состоянии. Я читал все, что мог найти о Кундалини и Йоге, но нигде не обнаружил описания подобного феномена. Проходящие сквозь тела потоки тепла и холода, странные звуки, сияние, появляющееся перед внутренним взором, приступы ужаса — асе это упоминалось в литературе, но при этом я не замечал за собой ни малейших способностей к ясновиденью или общению с развоплощенными духами, ни каких либо иных оккультных способностей, которые с давнейших времен считались неотъемлемым признаком пробужденной Кундалини.

Нередко во тьме и безмолвии ночи, лежа на кровати в своей комнате, я со страхом вглядывался в жутко искаженные лица и обезображенные, искривленные фигуры, то появляющиеся рядом со мной, то исчезающие в причудливом неземном свечении. Все это заставляло меня дрожать от страха и мучиться от невозможности найти объяснение. По временам (хотя подобное происходило редко) сквозь светящийся туман я начинал различать сияющую сферу и в ней едва заметные лицо и фигуру. Это видение наполняло мою душу радостью и божественным покоем, разливающимися по всем фибрам моего существа. Как ни странно, воспоминание о моем первом видении, вызванном внезапным пробуждением Кундалини, с особой яркостью приходило ко мне в такие моменты, словно судьба стремилась открыть мне то особое состояние, к которому она меня неутолимо влекла.



Тогда я не знал, открывалось ли в такие минуты передо мной новое пространство или это были фантастические картины, порожденные болезненным воображением. Я не знал, почему я ощущал и осознавал свечение, словно моя собственная психика подверглась метаморфозе и превратилась в лучезарную субстанцию, преображающую все окружающее по своему подобию.

Я продолжал ходить на службу и заниматься домашними делами, с каждым днем набираясь сил. Прошло еще несколько недель, и я вновь обрел способность сосредоточенно работать на протяжении нескольких часов, не чувствуя тревожных симптомов. Но никаких значительных перемен не произошло ни с моими способностями, ни в моем внешнем виде — в целом, я был все тем же человеком, что и прежде. По мере того как моя выносливость возрастала, а приступы страха становились все более редкими, я начал смиряться со своим не вполне нормальным состоянием. Сейчас я, как никогда, четко ощущал потоки жизненной энергии в области позвоночника и спинного мозга.

Со временем прохождение энергии через сеть нервных волокон стало менее ощутимым, и часто я вообще не замечал его. Я мог погрузиться с головой в работу на несколько часов. Сравнивая свое нынешнее состояние с тем, что я пережил на первых этапах после пробуждения Кундалини, я пришел к выводу, что чудом избежал безумия и обязан этим исходом отнюдь не себе, а доброй воле самой пробудившейся энергии. Первоначально, в предкризисный период, по определенным причинам поток жизненной энергии вел себя непредсказуемо и хаотично, словно бурная, вышедшая из берегов река, сносящая на своем пути все преграды, прокладывала себе новое русло. Лишь много лет спустя я стал догадываться, что происходило тогда со мной на самом деле. Я осознал, какая чудесная сила, скрытая в человеческом теле, ждет подходящего момента для пробуждения, чтобы при благоприятных обстоятельствах начать прокладывать свой путь через его плоть, нервную систему и мозг, наделяя счастливца невероятными психическими и духовными возможностями.

Шесть летних месяцев, которые я провел в Кашмире, прошли без каких-либо примечательных событий или заметных перемен в моем состоянии. Казалось, моего болезненного состояния никто не заметил. Однако скоро по городу прошел слух, что моя болезнь была вызвана занятиями Йогой и непосредственно связана с Кундалини. Любопытствующие заглядывали ко мне под тем или иным предлогом, пытаясь выудить побольше информации и втайне надеясь, что я стану демонстрировать чудеса как доказательство того, что рубеж, отделяющий обычного человека от богоподобного существа, мной преодолен. Для большинства из них сам факт пробуждения змеиной силы означал неизбежное погружение в мир сверхъестественного. Я не осуждал их. Большинство людей считают, что от общечеловеческого до космического сознания всего один шаг и шаг этот можно сделать сразу же, заручившись поддержкой опытного наставника или проделав ряд упражнений — словно переступаешь через порог, отделяющий маленькую комнату от большой.

Эту ложную идею всячески подогревают в умах доверчивых людей недобросовестные «наставники» и «учителя» Йоги, претендующие на глубокие познания в этом предмете и обещающие своим ученикам быстрые успехи. Похоже, они сами не сознают того, что Йога как прогрессивная наука перестала существовать уже несколько столетий назад и, кроме нескольких бессмысленно заученных цитат из трудов мастеров древности, они знают о ней ровным счетом столько же, сколько и те, кого они собираются обучать. В древности адепты трезво оценивали всю серьезность и трудность задачи и делали все необходимое, чтобы подготовить себя к любым невзгодам, ожидающим их на пути.

Чувствуя, что это праздные вопросы, я пропускал их мимо ушей. Не сумев удовлетворить своего любопытства и не заметив каких-либо существенных перемен во мне, посетители утратили интерес к истории о моем духовном приключении и стали расценивать ее как миф. Некоторые даже начали потешаться надо мной, заявляя, что я спутал психическое расстройство с божественным откровением.

К концу лета я почти полностью восстановил силы. Если не считать движения светящихся потоков и сияния в моей голове, я чувствовал себя практически так же, как и до этих знаменательных событий. Однако к вечеру движение потоков становилось более ощутимым и появлялось неприятное чувство в голове. В такие часы я испытывал определенные затруднения при попытке сосредоточиться на любой работе и отдавал предпочтение прогулкам на открытом воздухе. Иногда в подобных случаях я ощущал давление в области сердца и особенно печени — словно усиленный поток лучистой энергии направлялся к этим органам, повышая их активность. Больше никаких намеков на необычайные перемены в своем организме я не замечал. Я хорошо ел, отлично спал и, чтобы избавиться от последствий вынужденного бездействия, длившегося несколько месяцев, начал регулярно делать упражнения, знакомые мне еще с детства. После многих часов, проведенных в офисе, я не чувствовал никакого желания почитать книгу, как это было прежде. Восприняв это как команду не нагружать свой мозг, я сразу же по возвращении со службы уединялся в своей комнате и предавался отдыху.

В конце октября 1939 г. я сделал все необходимые приготовления для переезда в Джамму вместе с офисом. Я чувствовал такую уверенность в собственных силах, что оставил в Кашмире свою жену — единственного неизменного товарища и спутника во всех жизненных невзгодах. И все же это был большой риск — в то время я не осознавал, что безудержная сила, высвободившаяся в моем теле, не потеряла активности, и хотя я не понимал этого, напряжение, в котором находились мои жизненно важные органы, было таким же значительным, как и прежде. Я никогда не забывал о том, что мое состояние продолжало оставаться измененным — свечение в голове постоянно напоминало об этом. Но поскольку в течение длительного времени драматических перемен не происходило, я стал привыкать к этому состоянию, воспринимая его как нечто совершенно обычное.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Учитывая то огромное значение процесса регенерации и трансформации, который происходил в моем организме, особенно во время сна, и привел к развитию особых психических способностей, проявившихся в возрасте сорока шести лет, — способностей, которыми я никогда прежде не обладал, — необходимо более детально рассмотреть самую важную фазу моего необычного опыта. Не только в древних трактатах по Йоге, но и в других индийских духовных текстах часто упоминается о чудодейственной силе Шакти, или женской космической энергии, способной трансформировать ее адепта. Знаменитая Мантра Гайатри, которую обязательно должен произносить каждый брамин после утреннего омовения, является не чем иным, как обращением к Кундалини с просьбой даровать выход за пределы обыденного. Священный шнур индусов, состоящая из трех или шести отдельных нитей, связанных узлом, является символом трех известных энергий — Иды, Пингалы и Сушумны, проходящих через центр и по обеим сторонам спинного мозга. Прядь волос, украшающая темя многих мужчин, указывает местонахождение бездействующего центра сознания, раскрывающегося, подобно цветущему лотосу, когда его орошает поток амброзии, поднимающийся по Сушумне и становящийся центром сверхчувственного восприятия, шестым чувством или третьим глазом счастливца, одаренного милостью Кундалини.

Недвусмысленные упоминания о творческом и трансформирующем потенциале богини, звучащие в многочисленных гимнах, сочиненных знаменитыми мудрецами и великими духовными учителями в ее честь, нельзя приписывать одной лишь поэтической фантазии, лишенной всякого обоснования. Принимая также во внимание тот факт, что результаты, достигнутые мастерами, становились предметом экспериментирования их учеников, проверяющих таким образом их достоверность, эти заявления нельзя расценивать ни как пустые метафоры, ни как откровенное преувеличение заурядных достижений. В любом случае именно благодаря приятию этой универсальной истины, содержащейся в представлениях древних индийцев о мире и лежащей в основе систем Йоги и ведической религии, она стала неотделимой частью любого религиозного акта и обряда в индуизме. Таким образом, обычный поклонник Кали, Дурги, Шивы или Вишну, простираясь перед изображениями своего божества, с полными слез глазами и дрожащими от переполняющих душу эмоций губами, просит не только о мирских радостях, но и о способности постигать то, что лежит за иллюзорными оболочками материального мира,

В исторических хрониках более чем трехтысячелетней давности, вошедших в Веды и другие духовные тексты, есть свидетельства, что древнее индоарийское общество знало немало случаев преображения с помощью духовной и йогической практики, проявляющееся в том, что обычные люди становились провидцами, наделенными невероятными способностями в результате контакта с незримой силой, которой они поклонялись и посвящали разнообразные обряды и церемонии. Одна из основных доктрин индуизма и Йоги учит, что при направленном усилии человек способен завершить эволюционный цикл земного существования за одну жизнь и стать преображенным адептом, находящимся на одной волне с бесконечной Реальностью, простирающейся за пределами мира явлений, и навсегда избавиться от цепи смертей и перерождений.

Кроме случаев спонтанного преображения (как внезапного, так и постепенного) мистиков и святых Востока и Запада, подтвержденных многочисленными свидетельствами, однако противоречащих современным научным представлениям, существуют также бесспорные примеры того, как в результате сознательно направленных усилий у людей развивались сверхъестественные психические способности.

Какая тайна кроется за этим феноменом? Какая сила (духовная, физическая или психическая), приведенная в движение автоматически или благодаря волевому усилию, производит некое таинственное действие и приводит к вполне определенной трансформации, отличающей мистиков и провидцев разных эпох и страны?

Не только в Индии, но и почти во всех странах мира верили в молитву, обряды и иные религиозные практики как в средство индицирования особых психических состояний, необходимых для восприятия божественной милости. Однако не следует забывать, что привычка объяснять любые редкие, не доступные интеллектуальному анализу явления вмешательством сверхъестественных сил была всегда свойственна человеческому мышлению и что сейчас (особенно в низших слоях общества) она наблюдается отнюдь не реже, чем в глубокой древности. Она жива в наши дни, хотя научные объяснения большинства некогда непонятных естественных явлений несколько ограничили ее размах.

Однако для зрелого интеллекта использовать представление о божественном промысле, чья безграничная власть над вселенной безоговорочно признается, при истолковании отдельных явлений — непростительная слабость. Если смотреть на мир с этой точки зрения, без божественного соизволения не может упасть с дерева ни один лист, не может пролиться на землю ни одна капля дождя или сдвинуться с места хоть один атом. Противоречие здесь заключено в самой попытке найти рациональное объяснение некоторых проблем и обратиться к сверхъестественным силам при решении различных вопросов.

К сожалению, человечество всегда грешило этим как в вопросах мирских, так и в делах духовных. Следует понимать, что материя и дух — совершенно различные, если не противоположные понятия; соответственно, что является истиной для одного, не будет таковой для другого. Все это может служить основанием лишь для того, чтобы искать различные подходы к решению этих вопросов, но не для того, чтобы отрицать что-то одно, соглашаясь с чем-то другим, тогда как оба принципа берут начало в вечности. Вряд ли стоит объяснять божественным вмешательством силу интеллектуальных талантов одних людей, так же как и более скромное проявление этих талантов у других. То же относится и к наличию особых психических способностей у отдельных индивидов и полное их отсутствие у большинства. Что же касается материальных феноменов, то наблюдаемое здесь разнообразие должно служить стимулом для интеллектуального анализа как выдающихся достижений гениальных личностей, так и поразительных способностей провидцев.

Исходя из этих принципов, исследователь должен определить степень взаимозависимости ума и тела — насколько состояние первого определяет деятельность последнего, и наоборот. Даже мимолетной мысли неразвитого интеллекта достаточно, чтобы осознать, что тело и ум изначально связаны между собой и оказывают друг на друга прямое воздействие от рождения до смерти. Эти связи настолько тесны, что исследователи разделились на два противоположных лагеря, пытаясь решить вопрос, является ли сознание продуктом биохимических реакций, протекающих в организме, или же последние порождены процессом идеации в уме. Никакие блистательные и изощренные доказательства, предъявляемые каждой из сторон, не в состоянии убедить другую в своей правоте. Нам же достаточно сознавать, что тело и ум взаимосвязаны до такой степени, что ни моргание глаза, ни сокращение мышцы, ни пульсирование артерии не может происходить без участия мозга. С другой стороны, ни воспоминание, ни мысль не могут возникнуть в мозгу без соответствующей реакции организма. Стоит ли еще раз говорить о том, какое воздействие на мозг оказывают различные медицинские препараты, яды и наркотики и, с другой стороны, как влияют на организм страхи, страсти и прочие чувства и эмоции? Эту тесную связь можно сравнить с зеркалом и отражающимся в нем объектом. Малейшая перемена, происходящая с объектом, тут же отражается в зеркале, а перемена в отражении указывает на то, что с объектом что-то произошло.

В повседневных делах взаимосвязь между физическим телом и умом признается всеми, не вызывая вопросов, но, как ни странно, когда речь заходит о вопросах духовности, это, казалось бы, неизменное правило почему-то теряет свою силу. Даже наиболее выдающиеся ученые при обсуждении самых невероятных психических феноменов расходятся во мнениях относительно того, почему физическое тело, следуя этому закону, во время совместного путешествия на психический план никак себя на нем не проявляет. Биографии знаменитых святых, мистиков и пророков, упоминая обо всех сотворенных ими чудесах и не поддавая их никакому сомнению, все же свидетельствуют, что сами они становились жертвами старческой немощи и болезней столь же легко, как и обычные люди того времени. Ни один из них не прожил на земле намного дольше, чем средний человек, чтобы продемонстрировать торжество духа над плотью. Безусловно, большинство из них проявляли редкую силу духа, стойкость, героизм и приверженность к истине, но история знает немало других примеров удивительного упорства, преданности и доблести, который демонстрировали обычные люди на политическом поприще, в бою, в науке и даже в преступной деятельности, а также в других сферах человеческой жизни.

В истории любой нации найдется немало примеров того, как сильный дух доминирует над хрупкой плотью. Однако было бы заблуждением считать, что духовность в обычном значении этого слова одна способна изменить биологические законы, регулирующие взаимосвязь между телом и умом. Если даже мимолетная мысль или эмоция оказывает на организм весьма ощутимое действие, могут ли аномальные или особые состояния сознания, ассоциируемые с духовными явлениями (такими как ощущение постороннего присутствия, слышание голосов, созерцание видений), не вызывать соответствующих реакций в теле?

Было замечено, что психические проявления или физические явления, происходящие с мистиками и медиумами, нередко сопровождались потерей сознания, конвульсивными движениями и потерей восприятия окружающего мира. Уже сам этот факт является достаточным доказательством неправоты как тех, кто считает подобные проявления чистым плодом умственной деятельности, не влияющим на физическую сферу, так и тех, кто отрицает само их существование. Однако отчетливо наблюдается тенденция оставлять тело без внимания при исследовании психических проявлений и относиться к ним как к аномальным явлениям, не следующим никаким биологическим законам.

По всей вероятности, существует принципиальное заблуждение, возникшее из-за неверного толкования религиозной доктрины, наделяющее познавательную способность человека автономным статусом, когда речь заходит о сверхчувственной деятельности. Эти заблуждения оказывают сильное влияние даже на очень эрудированных людей, заставляя их наделять человеческий ум неограниченными возможностями и способностями к постижению бесконечной действительности, находящейся вне границ видимой вселенной. Однако, если учесть размеры вселенной, то сама идея Создателя становится столь грандиозной, что постичь ее умом просто невозможно. Даже развитое сознание человека, переживающего экстаз и являющее собой неразрушимую субстанцию, вознесшуюся над интеллектом, не в состоянии постичь истинную природу собственных истоков.

Поэтому из описаний состояний, которые переживали самые выдающиеся мистики во времена их наивысших взлетов, трудно заключить, постигали ли они подлинную действительность или просто до них доходило более интенсивное, чем обычно, излучение Солнца сознания, находящегося все так же на огромном удалении от них, так как приближение к нему грозит мгновенно уничтожить такой хрупкий инструмент, как человеческий организм.

Выражаясь яснее, трансцендентальное состояние, вероятно, является не чем иным, как возможностью мельком увидеть фрагмент мира сверхсознания, озаренного лучами невообразимого солнца, подобно тому, как своим физическим зрением мы воспринимаем лишь малую часть безграничной вселенной, окружающей нас. Поскольку тело является лишь инструментом, а ум — продуктом излучения, профильтрованного сквозь него и оживляющего бесчисленные клетки, подобно живому электрическому току, весь этот аппарат может обладать лишь ограниченной степенью сознания, зависящей от возможностей мозга и эффективности различных органов и составляющих частей.

Из-за крайней ограниченности своей психической сферы обычный человек, никогда не входивший в соприкосновение с сознанием, стоящим на гораздо более высокой ступени, чем его собственное, совершенно не способен представить себе бессмертную невоплощенную сознательную Энергию, обладающую бесконечной мощью, проникающей способностью и подвижностью, приводящей в действие миллиарды живых существ в зримой вселенной, которой он всецело обязан самим своим существованием. Основным камнем преткновения здесь является косность и неподвижность человеческой психики, не дающая возможности каждому индивиду подняться на более высокую ступень сознания.

Нам предстоит дать ответ на вопрос; может ли осуществиться переход из одной сферы сознания в другую и наблюдался ли этот переход в последнее время? Ответом на первую часть вопроса может быть однозначное «да". Любая ветвь каждой из систем Йоги, любая оккультная вера и доктрина эзотерической религии являют собой этот путь. Однако для научного ума кажется абсурдной сама мысль о том, что человеческий ум может получить доступ к сверхчувственным сферам без соответствующих изменений во всем организме. Почти все методы, использовавшиеся с этой целью с незапамятных времен (такие как концентрация, дыхательные упражнения, позы, молитва, пост, аскетизм и т.п.), оказывали воздействие как на органическую структуру, так и на ум. Поэтому вполне резонно предположить, что любая перемена в умственной сфере, вызванная с их помощью, будет сопровождаться изменениями и биохимических процессов в организме.

Древние последователи Йоги, зная о той важной роли, которую играло физическое тело в развитии сверхчувственных каналов восприятия, и в совершенстве владея методами управления его энергией, куда больше интересовались духовной, а не физической стороной науки. Поглощенные теми изменениями, которые наблюдаются в психической сфере, они уделяли мало внимания тому, что происходит с плотью. Общее состояние науки тех дней и тенденции времени также препятствовали проведению каких-либо исследований в этом направлении. Даже приверженцы Кундалини-Йоги, практикующие дисциплину и очищение внутренних органов, не смогли придать физическому телу статус единственного канала, ведущего к трансцендентальному знанию.

Сама природа упражнений наглядно демонстрирует то, что фокусом всей системы являлся живой организм, который следовало привести в соответствующее состояние. Ученики отдавали многие годы своей жизни овладению разнообразными сложными позами, очищению дыхательных путей и желудочно-кишечного тракта, практике дыхания и другим трудным и даже опасным упражнениям. В свете изложенного нетрудно понять, что все это предназначалось не только для того, чтобы научиться регулировать систему и очистить ее, но и для того, чтобы подготовить тело к ожидаемому шоку перегрузки, когда через него начинают протекать бурные потоки высвободившейся энергии, производя в нем драматические изменения. Безусловно, все эти упражнения были направлены на то, чтобы научиться управлять системой органического контроля над телом посредством неких таинственных приемов, непонятных в наши дни в еще большей мере, чем в древности.

Комментарии к седьмой, восьмой и девятой главам

В седьмой главе речь вновь заходит о пране, но на этот раз носит более метафизический характер. В восьмой главе мы сталкиваемся с другой традиционной проблемой, связанной с мистическими переживаниями и вопросом о тайности. Автор принял решение никому не говорить о своем опыте, включая жену. Как известно, подобная скрытность характерна для людей, страдающих паранойей. Открыть секрет в какой-то мере означает пройти «испытание действительностью». Если над нами начнут смеяться, оспаривать подлинность переживаний, ставить диагноз психического расстройства, весь мир рухнет.

Однако в самой природе мистических переживаний заключено нечто, требующее тайности, — как будто некий архетип, стоящий за этими событиями, требует для своего исполнения определенного напряжения. Алхимики усматривали тайну в образе своего закрытого сосуда. Во многих волшебных сказках герою или героине дается приказ хранить тайну, пока задача не будет выполнена. В религиозных мистериях Древней Греции участникам грозила смерть в случае, если они проговорятся о том, что с ними происходило. Обряды посвящения также были окутаны покровом тайны.

Тайность усиливает то «нечто», которое должно созреть в полном безмолвии, чтобы затем явить себя миру в нужный момент. Тайность — основа всех откровений, именно благодаря ей откровение возможно. То, что происходит за кулисами, создает драму, когда занавес поднимается и сцена озаряется светом. Поэтому свидетелю необычайного стремление сохранить тайну просто необходимо. Что скрыть, что и когда рассказать — все эти вопросы находятся на грани, проходящей между параноидной изолированностью и личной силой, между личным эзотеризмом и обычным молчаливым одиночеством. Поэтому именно соблюдение тайны обеспечивает индивидуальность — то, что знает каждый, больше не является индивидуальным. Без своих личных секретов мы всего лишь статистические цифры.

В восьмой главе автор пишет о том, как во тьме и безмолвии ночи, лежа на кровати в своей комнате, он со страхом вглядывался в жутко искаженные лики и обезображенные, искривленные фигуры, то появляющиеся рядом с ним, то исчезающие... Все это заставляло его дрожать от страха и мучиться от невозможности найти объяснение. Встреча с обезображенными человеческими лицами и фигурами в ночном мире является обязательной. Очевидно, Гомер, Вергилий и Данте не случайно описывали подобные явления, когда их герои опускались в Царство Теней. Это — часть их путешествия. Параллели мы находим и в психоанализе. После того как произошла определенная интеграция, иногда во сне приходят видения больничной палаты с больными и изувеченными пациентами; а иногда — большой фотографии, на которой запечатлены члены семьи или школьные соученики. Эти тени также ожидают трансформации; это части того, от чего не произошло избавления, несмотря на интеграцию сознательной личности и «эго». В Царстве Теней особым мукам подвергаются непогребенные мертвые — не отпущенные, но подавленные и вытесненные из сферы осознания формы, замешкавшиеся на пороге. Появление этих «жутких фигур» напоминает сознанию героя, что, несмотря на то что он увидел свет, в пещере есть еще тени. Психика расщепляется — даже если «я» ушло, какая-то часть «меня» еще осталась мучиться в аду. Древнегреческая мысль рассматривала души в Царстве Теней как влагу — элемент, порождающий жизнь. Автор описывает вращение и кружение фигур — так говорят о движении воды. Очевидно, эти части не прошли еще сквозь приготовление, не испарились, а потому могут возвещать новое нисхождение к адским осушающим огням.

На этот раз автор отмечает, что «поток» устремился к печени. Печень всегда являлась важным символом в оккультной философии. Как самый крупный орган, содержащий в себе наибольший объем крови, печень всегда считалась наиболее темным предметом человеческого организма. Считалось, что она содержит в себе секрет судьбы, поэтому ее и использовали при прорицании. Платон и более поздние философы связывали с печенью самые темные и кровавые страсти — ярость, ревность, алчность, — побуждающие человека к действию. Печень символизировала импульсивную привязанность к жизни. Если смотреть с этой точки зрения, фиксация автора на печени могла означать начало возобновления общей активности.

Но если поток, направляющийся к печени (а также к сердцу), указывал на эмоциональную активность, что же тогда означало притяжение к аду? Две эти тенденции (вниз — к искаженному ночному миру и наружу — к деятельности) на самом деле не столь противоречивы, как это может показаться на первый взгляд. В неоплатонизме влага душ — именно то начало, которое определяет рождение, жизненный цикл. Души в Царстве Теней жаждут крови и едят красную пищу — они испытывают голод, который может утолить лишь жизнь. Таким образом, активизацию печени можно рассматривать как стремление накормить изуродованные фрагменты неживой жизни, стремящейся жить. В свете индийских духовных практик это должно быть связано с единственной целью — чистым познанием.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В Джамму я возвратился в радостном расположении духа, с почти полностью восстановившимся психическим и физическим здоровьем. Страх перед сверхъестественным и враждебное отношение к религии, проснувшиеся во мне в первые месяцы, отчасти исчезли. Я не мог найти объяснение своего отвращения к глубоко коренящемуся в моем сердце чувству и даже в худшие свои дни удивлялся этой перемене. Это нельзя было объяснить лишь тем, что из-за желания обрести религиозный опыт я оказался в столь тяжелом положении. Нет, в глубине моего существа произошла необъяснимая перемена.

Будучи прежде религиозным и богобоязненным человеком, я вдруг потерял всякую любовь и почтение к божественному и святому, утратил интерес к священному и сокровенному. Всякая мысль о сверхъестественном вызывала во мне отвращение, и я не позволял себе задумываться об этом ни на секунду. Из набожного человека я превратился в богоборца и испытывал откровенную враждебность ко всем тем, кто шел поклоняться Богу. Во мне произошла разительная перемена — я превратился в воинствующего атеиста, яростного еретика, врага всего, что связано с религией и духовностью.

На ранних стадиях, когда за мной по пятам гнались смерть, с одной стороны, и безумие, с другой, у меня не было времени и сил задуматься об этом внезапном исчезновении мощного импульса, доминирующего над моими мыслями с ранней юности. По мере того как мой ум прояснялся, я все больше и больше дивился этой неожиданной перемене. Когда мое здоровье стало приходить в норму и любовь к родным и близким вновь проснулась в моей душе, я стал испытывать дискомфорт из-за отсутствия даже намека на религиозное чувство и особенно от мысли, что это совпало с пробуждением Кундалини, почитавшейся как неиссякаемый источник божествен ной любви и духовности. Возможно, какая-то иная, темная сила овладела мной?

В такие минуты я вспоминал слова брамина-садху, с которым советовался зимой. Он сказал тогда, медленно и отчетливо произнося каждое слово, чтобы оно оставило глубокий след в моем возбужденном сознании, что симптомы, о которых я говорил, не могут быть отнесены к пробуждению Кундалини, которая являет собой океан блаженства и потому ни в коем случае не может быть связана с болью и страданием. Поэтому я скорее всего одержим каким-то злым элементарным духом. Эти слова, сказанные человеку, отчаянно борющемуся с безумием, привели меня в ужас и часто приходили мне на ум впоследствии, когда я терял веру в свои силы. Даже когда мое психическое состояние восстановилось, но перемены, произошедшие со мной, были явно заметны, эта мысль продолжала преследовать меня.

Вскоре после возвращения в Джамму я ощутил слабые признаки жизни со стороны, казалось бы, угасшего импульса. Обычно это отмечалось в ранние утренние часы, сразу же после пробуждения, словно восстановившаяся ясность ума открывала возможность на какое-то время проявиться почти забытому чувству. В такие моменты мне на ум приходили истории из жизней некоторых мистиков, чьи вдохновенные песни находили живой отклик в моей душе. Я почти полностью забыл их из-за событий последних месяцев, а когда случайно вспоминал, воспоминания эти не вызывали во мне никаких теплых чувств. Обычно я пытался не думать о них. Но сейчас воспоминания обрели прежнюю силу и ясность. Однако сладость этих минут была приправлена горечью, так как они и словом не обмолвились о тех страшных испытаниях, сквозь которые также должны были пройти, ничего не упомянули о камнях и ямах, встречающихся на пути любого, кто направляется к этой открытой для всех цели. Но если они действительно пережили все то или хотя бы долю того, что пережил я, и при этом сохранили силы писать вдохновенные гимны, посвященные своему опыту, они заслуживают величайшего уважения.

Через несколько недель после возвращения в Джамму я стал замечать, что мои религиозные идеи и чувства возрождаются, а воспоминания возвращаются. Я вновь почувствовал тягу к обретению религиозного опыта и всепоглощающий интерес ко всему сверхъестественному и мистическому. Я вновь мог подолгу сидеть в одиночестве, раздумывая над неразрешимой загадкой бытия и своей собственной жизни или слушать религиозные песнопения и жадно внимать строкам мистической поэзии, не проявляя при этом ни малейших признаков усталости и не ощущая предвестников приступов страха. Когда это происходило, я чувствовал, как тяжелая туча отчаяния, столь долго висевшая надо мной и отравлявшая мое существование, тает, и испытывал горячую благодарность той таинственной силе, которая совершала работу во мне. Лишь сейчас я вновь стал узнавать в себе того человека, который некогда сидел, скрестив ноги на полу, пытающегося постичь сверхчувственное, не подозревая даже, что тело обычного современного человека насколько ослаблено издержками цивилизации и не может выдержать величие и мощь видений, прежде открывавшихся тем, кто годами готовил себя к этому.

До моего сознания начало медленно доходить, что муки, которые я претерпел сначала, были следствием того, что высвобожденная энергия стала проходить не по тому каналу и устремилась вместо Сушумны в Пингалу. Обжигающий вихрь, пронесшийся сквозь клетки и нервы моего организма, неминуемо повлек бы за собой смерть, если бы не чудесное вмешательство, спасшее меня в последнюю минуту. Последующими своими страданиями я был обязан: во-первых, удару, нанесенному моей нервной системе; во-вторых, тому, что совершенно не был посвящен в тайну и, в-третьих, тому, что, хотя мышечной силой я и превосходил среднего человека, мое тело не было достаточно подготовлено для того, чтобы безболезненно выдержать прохождение через него огромного потока жизненной энергии. Я многое пережил, чтобы осознать, что эта энергия, высвободившись, уже ничем не может быть остановлена, вознося сознание человека, являющегося всего лишь ее инструментом, на высший уровень. Мне казалось, что пробуждение Кундалини порождает в человеческом организме исключительно большую нервную силу благодаря тому, что постоянно сублимирует его семя.

Так я размышлял тогда, хотя не был уверен в верности своих предположений. Такие переживания редко выпадают на долю человека, но как мог я знать, что не стал жертвой какого-то патологического состояния? Как мог я знать, что не страдал продолжительными галлюцинациями, вызванными моими мистическими поисками?

Если бы в то время я мог бы где-нибудь найти рассказ о переживании, хотя бы отдаленно напоминавшем мое собственное, или рядом со мной оказался бы учитель, способный помочь мне, моя жизнь могла бы пойти иным путем и я был бы избавлен от нового периода агонии, подобного тому, через который только что прошел.

Поскольку во мне не проявился никакой новый талант или необычайная способность, я продолжал сомневаться в истинной природе того аномального состояния, жертвой которого я стал. Потоки лучистой энергии, постоянно циркулировавшие в моем теле, имели мало общего с видениями, которые описывали йоги и мистики. Кроме венца света, постоянно ощущаемого над головой, и расширенности сознания, я не чувствовал и не видел ничего необычного и во всех практических аспектах жизни оставался прежним человеком. Единственное отличие состояло в том, что сейчас я видел мир, отраженный в большем ментальном зеркале. Мне очень трудно объяснить, какие изменения произошли в моем познавательном аппарате. Единственное, что я могу сказать, так это то, что сейчас в моем мозгу формировалась большая, чем прежде, картина мира, но не увеличенная, словно под микроскопом, а воспринимаемая расширенной поверхностью сознания. Иными словами, степень осознания собственного «я» стала значительно большей.

Эту перемену я заметил еще на ранних этапах моего аномального состояния. В то время я не смог серьезно задуматься над ней и решил, что она вызвана светящимся туманом, вливающимся в мой мозг. Как я уже говорил, светящийся туман постоянно менялся в размерах, вызывая то расширение, то сужение сознания. Эти стремительные перемены, происходящие с зеркалом моего восприятия, неизменно сопровождались приступами ужаса и были доминирующей чертой этого странного переживания. Со временем расширение сознания становилось все более заметным, а сужение происходило все реже, так что даже в моменты самого суженного восприятия мое сознание оставалось более широким, чем раньше. Эти перемены были столь внезапными, что их невозможно было не заметить. Если бы переход от одного состояния сознания к другому совершался постепенно, не сопровождаясь прохождением потоков энергии вдоль позвоночника и другими необычными ощущениями, делающими это явление столь особенным и странным, я, возможно, его даже не заметил бы, как один человек не замечает происходящих день за днем перемен в облике другого, перемен, которые явственно бросаются в глаза после продолжительной разлуки.

Изменения в состоянии сознания являются главной чертой, на которую я хочу обратить внимание читателя, так как они имели очень важные отдаленные последствия, однако необходимо рассказать и еще об одной перемене, которую я долгое время считал всего лишь обманом чувств. Экзальтированное состояние расширившегося сознания, сопровождающееся ощущением счастья, которое я испытал при пробуждении змеиного огня, носило чисто субъективный характер и не поддавалось ни исследованию, ни точному описанию. Единица сознания, в которой доминировало «эго» и к которой я привык с детства, внезапно расширилась до сияющего круга сознания, который все рос и рос, пока не достиг своего максимального размера, где мое прежнее «я», утратив границы, оказалось в центре сияющей сферы сознания огромных размеров. Иными словами, из крошечного свечения мое осознание разрослось в лучистое озеро света, в котором тонуло мое «я», полностью постигая при этом блаженную мощь сознания — близкого и, в то же время, далекого. Точнее, наряду с расширенным полем осознания существовало и сознание «эго» — отдельно друг от друга, и в то же время составляя одно целое.

Это замечательное явление, оставившее неизгладимый след в моей памяти, не повторялось долгое время. То, что мне пришлось испытать на протяжении последующих недель и месяцев ни в малейшей степени не походило на первоначальное переживание, за исключением того, что я продолжал осознавать, что в зоне моего сознания произошло расширение, чередующееся с временными сужениями.

Ко времени возвращения в Джамму я восстановил душевное равновесие и стал тем же человеком, каким был всегда, со всеми особенностями своего характера. Однако перемены в моих когнитивных способностях остались не менее заметными, чем прежде, и напоминали о себе каждый раз, когда я рассматривал внешний объект или созерцал внутренний ментальный образ. С течением времени светящийся ореол в моей голове расширялся все больше и больше в соответствии с изменениями в сознании. Я знал, что сейчас воспринимаю вселенную посредством гораздо большей ментальной поверхности, чем когда-либо прежде. Зона моего периферического сознания, несомненно, увеличилась — я не мог ошибаться в том, что постоянно видел перед собой в течение всего периода бодрствования.

Явление было столь странным и неординарным, что я счел бесполезным искать описание чего-либо подобного, даже если эта необычная трансформация произошла благодаря активизации Кундалини, а не была вызвана уникальной болезнью, поразившей только меня. Осознавая, насколько бесполезно открывать правду о то, что со мной произошло, другим, я хранил тайну даже от самых близких людей. Поскольку мое физическое и психическое состояние не доставляло мне никаких беспокойств, со временем я перестал тревожиться по этому поводу.

Как я уже упоминал в первых главах, на начальных этапах этого переживания я воспринимал мир своим умственным взором, словно сквозь туман, или, точнее, мне казалось, что все предметы отделены от меня пеленой мелкой пыли. Это не был оптический дефект (мое зрение было таким же острым, как и прежде), и туман, казалось, окутывал не орган чувствования, а орган постижения. Слой пыли лежал на самом зеркале сознания, отражающем мир. Казалось, объекты воспринимались через слой беловатой пыли, словно были присыпаны мелким меловым порошком, не изменявшим ни их контуры, ни присущий им цвет. Пелена висела между мной и небом, листвой деревьев, зеленой травой, мостовой, лицами людей, придавая всей картине какой-то белесый, меловый оттенок. Казалось, центр сознания, интерпретирующий чувственные впечатления, находился в белой среде и требовал чистки и настройки, чтобы восстановить полную прозрачность.

Как и в случае с увеличением визуального восприятия, я не мог найти удовлетворительного объяснения этой белесоватости воспринимаемых мной объектов. Ни время суток, ни перемены погоды или места не оказывали никакого воздействия на эту особенность восприятия. Она была очевидной и при свете солнца, и при свете лампы; как в сумерках, так и при ясном свете утра. Безусловно, эта перемена была внутренней и потому не была подвержена влиянию внешних факторов.

Недоумевая по поводу происходящего со мной и по-прежнему храня молчание, я продолжал исполнять свои обязанности в Джамму, как и остальные мои коллеги. Единственное правдоподобное объяснение изменению моих когнитивных способностей состояло в том, что жизненный принцип моего организма сейчас действовал через измененную среду. Все это привело к перемене характера нервных импульсов, регулирующих функцию органов, а также повлияло на восприятие и интерпретацию образов. Все, что произошло и продолжало происходить, было столь беспрецедентным и невероятным, что я предпочитал думать о нем как об аномалии, а не как о естественном развитии, управляемом законами природы.

Дни, полные внутреннего дискомфорта и сомнений, продолжали течь, пока в один прекрасный день по дороге на службу я не взглянул на фасад Дворца Раджгарх, в котором располагалось местное правительство. Вначале я просто бросил взгляд на верхние этажи и крышу дворца, но тут же застыл на месте, не в силах оторвать глаз от удивительного зрелища. Передо мной открылась неземная картина — ничем не примечательный фасад старинного здания, так хорошо известный мне, и купол неба над ним сейчас были озарены серебристым светом. Игра светотени была столь замечательной, что у меня нет слов, чтобы хоть отдаленно передать ее прелесть. Ошеломленный, я огляделся вокруг и был очарован серебристым сиянием, преображающим все вокруг. Безусловно, это была новая фаза моей трансформации: сияние, озарившее все вокруг, было проекцией моего внутреннего свечения.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Поглощенный этим волшебным зрелищем, я совершенно забыл о том, что стою, как статуя, посреди улицы и вокруг меня снуют торопящиеся по делам люди. Собравшись с мыслями, я все же отвел глаза от очаровавшей меня картины и огляделся. Со всех сторон на меня были направлены взгляды людей, явно удивленных моей внезапной и ничем не объяснимой неподвижностью. Взяв себя в руки, я неторопливо направился к офису, продолжая смотреть на здание и на небо над ним. Застигнутый врасплох, я никак не мог поверить в то, что зрелище, открывшееся моему взору, было реальностью, а не галлюцинацией, возникшей в результате активизации ореола, постоянно ощущаемого мной вокруг головы. Я посмотрел вперед, а затем вновь огляделся, потер глаза руками, чтобы удостовериться, что все это был не сон. Нет, я определенно находился в центре сквера Секретариата, окруженный толпой людей, движущихся во всех направлениях. Я был таким же, как и они во всех отношениях, если не считать того, что видел мир иначе.

Возвратившись в свою комнату, я вместо того, чтобы сесть за стол, как это делал обычно, вышел на веранду, чтобы подышать свежим воздухом и полюбоваться открывающимся оттуда видом. Передо мной стоял ряд домов, упирающийся в крутой, поросший лесом склон, который вел к берегу реки Тави, чьи воды в обрамлении валунов сверкали под солнцем. С другой стороны реки виднелся холм со средневековой крепостью на вершине. Я смотрел на этот пейзаж чуть ли не каждый день на протяжении нескольких лет, и вид из окна отпечатался в моей памяти. В последние месяцы я, глядя на нее, отмечал что, как и все прочие объекты, картина обрела иные пропорции и тот же белесоватый меловый оттенок. 8 этот памятный день, пытаясь охватить взглядом всю панораму и сравнить ее с тем, что видел обычно, я изумился неожиданной метаморфозе.

Увеличенные размеры и слегка белесоватый оттенок все еще присутствовали в картине, но дымка полностью исчезла и перед моим взором предстала невероятно яркая и богатая комбинация цвета и светотени, а серебристое свечение придавало пейзажу неописуемую прелесть.

От волнения у меня перехватило дыхание и, переводя взгляд с объекта на объект, я пытался понять, произошла ли эта метаморфоза со всем миром или то была иллюзия, вызванная ярким солнечным светом. Я с восхищением разглядывал все вокруг, позволяя взгляду задержаться то тут, то там, асе больше убеждаясь в том, что не стал жертвой какого-то оптического обмана, а действительно видел перед собой прекрасный пейзаж, пронизанный молочно-белым, неведомым мне прежде светом. Глубокие чувства переполнили мою грудь, и слезы сами собой полились из глаз, когда я осознал происшедшую со мной метаморфозу. Но и сейчас, когда мой взор застилали слезы, я мог различать игру серебристых лучей перед глазами, делающих картину такой прекрасной. Мне было нетрудно понять, что в познавательном центре моего мозга произошла перемена, не зависящая от моей воли, и чарующий свет, окружающий ныне каждый объект, не был ни плодом моей фантазии, ни свойством объекта, а являлся проекцией моего собственного внутреннего света.

Дни и недели проходили, не принося заметных перемен. Яркий серебристый ореол, окружающий каждый объект, уже воспринимался мной как нечто само собой разумеющееся. Лазурный небесный склон, когда бы я на него ни смотрел, излучал неописуемо прекрасный чистый свет. Обладай я подобной способностью к восприятию с детства, мне бы казалось, что так должен видеть мир любой человек, но трансформация, происшедшая со мной, была настолько внезапной и очевидной, что я не переставал ей удивляться. Изучая себя более пристально в поисках новых перемен, я обнаружил, что метаморфоза произошла и с моим слухом — звуки воспринимались более отчетливо, что придавало музыкальным мелодиям особую прелесть, а шум казался более неприятным, чем прежде. Однако эта перемена до последних лет ни в чем не была столь заметной, как в сфере зрительного восприятия. Что же касается обоняния, вкуса и осязания, можно сказать, что эти чувства также обострились, но эти перемены не могли сравниться с тем, что произошло со зрением. Я мог наблюдать этот феномен и в темное время суток. Ночью лампы светились с особой яркостью, а освещаемые объекты озарялись особым светом, а не просто отражали лучи ламп.

Через насколько недель эти перемены перестали вызывать у меня удивление и я стал принимать их как должное. Куда бы я ни шел и что бы ни делал, я постоянно осознавал свечение в себе и сияние снаружи. Старое «я» уступало место новой личности — я изменялся. Мое восприятие стало более тонким и художественным — в моем организме происходил какой-то странный процесс трансформации на клеточном уровне.

В середине апреля этого года, прежде чем переехать в Сринагар, я, взяв прах своей матери, которую потерял за год до того памятного переживания, отправился Хардвар. Я уже как-то посещал Хардвар с аналогичной миссией после смерти отца. Во время железнодорожного переезда и пребывания в Хардваре я ни на минуту не мог забыть о происшедших во мне чудесных переменах. Я ехал тем же путем, останавливался на тех же станциях, ходил по тем же улочкам и видел те же здания, все тот же Ганг нес передо мной свои воды, и в них совершали омовения все те же паломники. Все было таким же, как и в тот раз, но воспринимал я эти картины совершенно иначе: теперь каждый объект являл собой часть невероятно расширившегося поля зрения и вся воспринимаемая мной картина была озарена ярким светом, словно свежевыпавший снег под лучами солнца. Совершив священные обряды, я возвратился в Джамму, убежденный в том, что со мной произошла метаморфоза. Вскоре я, как обычно, переехал в Сринагар вместе с офисом.

Шли годы. Мое здоровье и жизненные силы полностью восстановились. Я мог непрерывно читать на протяжении продолжительного времени и подолгу предаваться своему любимому занятию — игре в шахматы. Для этого требовалось часами напрягать внимание. Прием пищи почти ничем не отличался от обычного и единственное, что напоминало мне о пережитом, — это чашка молока по утрам и еще одна с ломтиком хлеба на полдник. Однако я не мог выдерживать длительного поста, и если пытался сделать это, тут же следовала расплата. Несмотря на все это, я уже не был тем человеком, что прежде. Свечение внутри меня и вокруг становилось все более ощутимым. Внутренним взором я мог отчетливо различать прохождение светящихся потоков по нервам моего тела. Живое серебристое пламя с золотистым оттенком я отчетливо различал в области лобных долей мозга. Мои умозрительные образы отличались необычайной яркостью, и каждый всплывающий в памяти объект был таким же сверкающим, как и при его непосредственном восприятии.

Моя реакция на инфекции и болезни была не совсем обычной. Даже если симптомы заболевания проявлялись, то в гораздо более мягкой форме, а температура, как правило, не повышалась. Пульс учащался, но такое случалось редко, и это учащение не сопровождалось жаром. Эту особенность я наблюдаю за собой и сейчас. Единственное объяснение, которое я мог найти, состояло в том, что организм, нервы которого находятся в возбужденном состоянии, чтобы уберечь от вредного влияния высокочувствительный механизм мозга, не допускает прилива горячей крови к мозгу и освобождается от инфекции другими способами. Я не мог ни принимать лекарства во время болезни, ни соблюдать пост. Единственное, что мне оставалось, — это соблюдать диету.

Я уже немало рассказал о работе моего мыслительного аппарата во время бодрствования, но ничего не сказал о его поведении в часы сна. В первый раз я узнал о тех переменах, которые произошли с моим сознанием во время сна в период кризиса в феврале 1938 г., когда я впервые заснул после многодневной бессонницы. Тогда я погрузился в сон, окутанный светящейся мантией, присутствие которой ощущал и во сне. С этого дня меня стали посещать необыкновенно яркие сновидения. Сияющее свечение в голове, неизменно сопровождавшее меня во время бодрствования, присутствовало и во сне; более того, в ночные часы оно казалось более интенсивным, чем днем. В ту секунду, когда я клал голову на подушку и закрывал глаза в ожидании сна, я тут же начинал видеть это яркое свечение, исходящее из моей головы, пребывающее в постоянном движении, расширяющееся кверху и сужающееся книзу, подобно водовороту играющему под лучами солнца. Вначале мне казалось, что у основания моего позвоночника работает какой-то поршень, выбрасывающий вверх струи светящейся жидкости. Неощутимый, но отчетливо видимый, он работал с такой силой, что я чувствовал, как в ответ на очередной выброс сотрясалось все мое тело, а кровать то и дело поскрипывала.

Сновидения были чудесными, и картины всегда разворачивались на сияющем фоне, что придавало образам фосфоресцирующий оттенок. Каждую ночь во сне я переносился в волшебную страну и там, окутанный сиянием, легкий как перышко, перелетал с место на место. Перед моим взором разворачивались фантастические сцены. Как обычно это бывает во сне, они были бессвязными и прерывистыми, но всегда прекрасными и величественными. Во сне я всегда чувствовал себя защищенным и счастливым и никогда не упускал возможности окунуться на десять часов в этот мир, чтобы отдохнуть от сомнений и тревог дня. Прежде мне никогда не снились столь яркие сны. Они естественным образом повторяли рисунок моей новой личности и были сотканы из того же светоносного материала, что и мои дневные мысли и фантазии. Я отчетливо осознавал, что свет не только пропитал мое поверхностное сознание, но и глубоко проник в самые потаенные уголки подсознания.

Со временем в моем сознании начала укрепляться мысль, что поток лучистой энергии во время сна каким-то необъяснимым образом укреплял мой дремлющий мозг, нервные структуры, готовя их к воздействию недавно высвобожденной могучей жизненной силы. Но долгие годы я никак не мог осознать, что происходило внутри меня. В каком-то древнем трактате по Кундалини-Йоге я наткнулся на туманную фразу, намекающую на преображающую способность божественной энергии. Намеки эти были такими расплывчатыми и недетализированными, что я никак не мог понять, как человеческий организм, появившийся на свет в результате миллионнолетней эволюции, со всей совокупностью генетических факторов, определяющих его развитие, может быть перестроен изнутри так, что его мозг начнет функционировать на совершенно новом уровне. Учитывая органические перемены, влияющие как на состояние тканей тела, так и на исключительно деликатные структуры мозга, задача по трансформации приобретает столь невероятные масштабы, что кажется почти невозможной.

Что-то совершенно необъяснимое происходило в теле, особенно во время сна, когда моя дремлющая воля была не в состоянии вмешаться в измененные анаболические и катаболические процессы организма. То, что весь мой организм функционирует иначе, чем раньше, что процесс обмена веществ перешел на новый уровень под влиянием светоносной жизненной энергии, протекающей по моим нервам, я понял сразу же после кризиса. Я не мог ошибиться в том, что частота пульса и сила сердечных сокращений увеличивалась в первую половину ночи, как и в том, что пищеварительная и выделительная функции также претерпели изменения. Я не мог не доверять собственным ощущениям и свидетельствам тех, кто знал меня на протяжении многих лет. К тому же я не считаю, что обязан собирать все свидетельства в пользу своих заявлений. Это сделало бы данный труд слишком громоздким и специализированным. Любой человек, обладающий хотя бы начальными познаниями в физиологии, может наблюдать в себе те же перемены, после того как в нем возгорится змеиный огонь.

Мой план не позволяет детально остановиться на всех физиологических реакциях и изменениях, наблюдаемых мною изо дня день, убедительно демонстрирующих, что мой организм проходит сквозь мощный процесс очищения и омоложения. Иначе, чем еще можно объяснить ту бурную, подчас лихорадочную деятельность, беспрерывно происходящую в моих внутренних органах днем и ночью, как не тем, что сам организм как единое целое реагировал на новую ситуацию, приспосабливая себя к изменениям во внутренней среде? Безусловно, все это было связано с прохождением светоносной жизненной энергии по клеткам тела.

Любой искусственный механизм (пусть даже в сотни раз менее чувствительный, чем организм человека) тут же сгорает под воздействием тока большей силы, чем та, на которую он рассчитан. Однако благодаря определенным защитным механизмам, выработанным у человека в ходе эволюционного развития, внезапное высвобождение змеиной силы при благоприятных обстоятельствах и отличном здоровье не приводит его к гибели. Но и в таких случаях человеку следует соблюдать крайнюю осторожность, чтобы сохранить физические силы и психическое равновесие на протяжении всего последующего сурового испытания.

Мне трудно судить, в какой мере моя конституция подходила для этого, но будучи полным невеждой в данной науке, я многие годы провел в замешательстве относительно всего происходящего — отчасти из-за отсутствия необходимых знаний, отчасти из-за стремительности трансформации.

В первый и самый тяжелый период испытаний я видел во сне лучшее средство исцеления от физических и психических страданий. С момента засыпания до пробуждения, я отмечал признаки аномальной деятельности в области обычного местонахождения Кундалини и мне было ясно, что благодаря какому-то таинственному процессу секрет моих половых желез, просачиваясь по тончайшим каналам, попадал в специальные нервы, где преобразовывался в тонкую субстанцию, которая затем проникала в мозг и жизненно важные органы. Отсос секрета происходил с такой силой, что иногда вызывал боль в соответствующих органах. В такие минуты брожение, происходящее в моем организме, напоминало лихорадочную деятельность человека, пытающегося спасти свою жизнь любой ценой, и я наблюдал за всем этим, словно свидетель, бессильный чем-либо помочь. Было нетрудно понять, что цель этой новой и неожиданной деятельности — направить сублимированное семя к голове и другим жизненно важным органам, если происходило нарушение их деятельности или развивался процесс, препятствующий трансформации.

Даже на первых стадиях процесса, когда мое психическое состояние оставляло желать лучшего, я не мог не заметить эту удивительную трансформацию в области половых органов, которые прежде функционировали самым обычным образом. Эта область ныне находилась в беспрерывном возбуждении, в изобилии продуцируя живительную жидкость, необходимую для удовлетворения возросших требований долей мозга и нервной системы. После нескольких дней наблюдения мне в голову пришла мысль, что благодаря продолжительной практике концентрации в моем мозгу открылся какой-то недостаточно развитый центр и что игра потоков жизненной энергии, которая явственно ощущалась, представляла собой не что иное, как попытку организма контролировать возникшую ситуацию. Мне также было понятно, что в данном случае организм использует самый мощный источник жизненной энергии — той субстанции, которая всегда находится в области, управляемой Кундалини.

Нет сомнения в том, что долгие годы, пока бурный поток нес меня, моя жизнь висела на волоске. И лишь благодаря тому, что всеми моими движениями управляла чья-то незримая рука, я не разбился об острые камни, лежавшие на пути этого потока. Часто в ожидании сна я чувствовал, как поток мощной жизненной энергии проносится через живот и грудь, врывается с оглушительным шумом в мозг, где проливается сверкающим дождем, вызывая при этом ощущение лихорадочного движения в области половых органов и основания позвоночника.

В подобные минуты я инстинктивно чувствовал, что во мне происходит борьба между жизнью и смертью, в которой сам хозяин тела остается лишь безучастным свидетелем, бессильным что-либо предпринять. Ничто лучше не передает моего состояния, чем картина, написанная древним художником, на которой изображены Шива и Шакти. Шива лежит неподвижно на спине, а Шакти беспощадно топчет его безжизненное тело в своем танце. Так и я, сознательный свидетель и владелец собственной плоти, был отодвинут на задний план и отдан на милость ужасающей великой силе, которая делала с моим телом все, что хотела, не считая нужным хоть каким-то образом уведомить меня о своих действиях. Поэтому у меня были все основания полагать, что ситуация, которую отразил автор этой символической картины, сходна с моей.

Полная беспомощность адепта при пробуждении Кундалини и его зависимость от милости Шакти — космической жизненной энергии, была постоянной темой гимнов выдающихся йогинов древности. Только Шакти как высшая властительница тела способна одарить своих достойных поклонников (тех, кто поклоняется ей с подлинной преданностью, посвящая ей все помыслы и действия) трансцендентальным знанием и необычайными силами. Все эти тексты отводят Кундалини место царицы и зодчего живого организма, обладающего властью лепить его, преображать и даже разрушить по своей воле. Но каким образом это осуществляется в соответствии с биологическими законами, управляющими человеческим телом, никто даже и не пытался объяснить. Безусловно, это не может произойти мгновенно, словно по мановению волшебной палочки, нарушая причинно-следственную зависимость. Я считаю, что даже в тех случаях, когда наблюдается, казалось бы, внезапная духовная трансформация, в тканях и клетках организма достаточно долгий период времени происходят постепенные изменения.

Комментарии к десятой и одиннадцатой главам

После того как переживания стали менее острыми и его жизнь возвратилась в привычную колею, наш автор отмечает две основные проблемы: он не может сосредоточенно читать и «продолжает испытывать страх перед сверхъестественным». В десятой главе он затрагивает религиозные вопросы.

С чисто психодинамической точки зрения, этот страх перед сверхъестественным — результат подавления. Беспокойство является проявленным в сознании страха перед возвращением подавленного (в нашем случае) самого бессознательного. Кроме того, мы можем сказать, что страх есть естественная реакция на травму — ребенок, обжегшись, боится огня. То, что этот страх фокусируется именно на сверхъестественном, свидетельствует о новом осознании бессознательного, о новом отношении к нему, об изменившейся ориентации сознания по отношению ко всему, что находится за пределами его кругозора. Как современные читатели мы отождествляем себя с автором. До этого переживания автор, обладая религиозным настроем, не боялся богов или мира иного. Он стремился к нему всей душой и делал все, чтобы достичь его. Отношение Гопи Кришны к религии созвучно с коллективной верой западного человека, заставляющей его ходить в церковь. Но сейчас, почувствовав вкус иного мира, он дрожит от страха при мысли о нем. Более того, его раздражают всякие проявления религиозности (люди, возвращающиеся с мест поклонения, обычная религиозная литература и т.д.). Он чувствует, что «лишен всякого религиозного чувства» и не может понять причины этих перемен, происшедших в «самих глубинах личности». Он переживает слова «Бог умер».

Для того, кто имеет опыт работы с людьми Запада, вовлеченными в практику обрядов государственной религии, подобный оборот кажется вполне обычным. Встреча с непостижимым опрокидывает все старые представления. Удивительно, что иногда психоанализ открывает, как подлинно религиозное переживание у священника может скорее разрушить всю его прежнюю систему религиозных взглядов, чем укрепить ее. Ортодоксальная церковь, давно распознав это явление, догматично протестует против индивидуального религиозного опыта посредством видений и снов. Мистик — непрошеный гость в церкви, и первый акт Христа (изгнание менял из храма) был совершен в ярости. Моисей, придя в негодование, раз-, бил скрижали, а пророки (с коллективной точки зрения) могли считаться людьми, «лишенными религиозного чувства», «отъявленными атеистами», «неистовыми еретиками». Вновь мы сталкиваемся с психологическим парадоксом: главную опасность составляет не противоречие истине, а ее подобие. Слащавая религиозная сентиментальность угрожает настоящей вере гораздо больше, чем любое; ее прямое отрицание.

Измененное отношение к религии и страх перед сверхъестественным заключают в себе для автора два урока. Во-первых, это пересмотр ценностей этого мира (семья, чувства, связи, работа и коллеги, здоровье и другие простые вещи); во-вторых, то, что страх перед Богом — начало мудрости. Иными словами, страх перед сверхъестественным указал ему на его собственные природные ограничения. Иной мир оказался в угрожающей, пугающей близости, стал экспериментально реален; он узнал его силу — не из книг, а на собственном опыте. Так через этот страх, являющийся первичным религиозным чувством благоговейного ужаса, он стал «homo religiosus».

Сейчас он может с полным правом говорить, что переход к миру иному не совершить одним скачком — это не переход из меньшей комнаты в большую. В этом состоит древний спор духовных дисциплин. Как достичь просветления — шаг за шагом, как паломник, взбирающийся на гору, или же одним прыжком, через озарение? Согласно сторонникам последнего взгляда, вечное не достигается посредством процесса, растянувшегося во времени. Однако Гопи Кришна склоняется к первой точке зрения, утверждая, что просветление носит характер процесса.

Затем автор переходит к описанию своей первой величайшей трансформации: расширению сознания. Первое время это воспринималось как нимб или светящаяся сфера вокруг головы, вначале как бы запыленная, а затем проясняющаяся. Интересно, что Онианс в своем труде «Происхождение европейской мысли» говорит, как вначале присутствие «гения» (или «даймона») воспринималось как сияние вокруг головы, и провидцы различали это в другом человеке. Святого обычно изображали с нимбом вокруг головы, это подразумевало, что святость связана с озарением и измененным сознанием.

Автор дает ясное описание этой перемены — его «я» и сознание больше не отождествляются друг с другом. Единица сознания, в которой доминировало его «эго», «внезапно расширилась в сияющий круг сознания, который все рос и рос, пока не достиг своего максимального размера». Он испытывает затруднения, подыскивая формулировки, сравнения или метафоры — общие трудности в описании феномена, где формулирующее «эго» не в состоянии охватить событие целиком, «...наряду с расширенным полем осознания, существовало и сознание «эго» — отдельно друг от друга, и в то же время составляя одно целое».

Эта формулировка представляет большую ценность для современной глубинной психологии. В своей терапевтической работе мы нацелены на «эго»-развитие, предполагая, что развитие «эго» и развитие сознание — одно и то же. Юнг продемонстрировал, что окончательное развитие «эго» является его подчинением или даже погружением в поле сознания большего масштаба, в котором есть много своих архетипических полюсов, подобно тому, как Гопи Кришна описывает погружение своего «я» в озеро света.

Проблема современной глубинной философии состоит в следующем: как можно сочетать идею расширения и развития «эго» с идеей расширения и развития сознания? Иными словами, если «эго» и сознание не есть одно и то же, могут ли они развиваться независимо друг от друга?

Думаю, что здесь мы подходим к вопросу о главном различии между юнгианским анализом и всеми остальными формами психотерапии, а также о главном сходстве между юнгианским анализом и восточными учениями. Цель такого анализа, ориентированного на то, что Юнг называл индивидуацией, — развитие сознания. В этом процессе «эго» отведена всего лишь одна из ролей, а осознание иных архетипических компонентов (анимы, тени, образа отца и матери, «самости») также является целью работы. В отличие от других систем психотерапии, юнгианский анализ может привести к расширению сознания без обычных видимых признаков «эго»-развития.

Баланс здесь очень тонок: с одной стороны, слишком малое «эго» в котором нет наблюдателя, нет центра; а с другой — слишком малое поле сознания вне «эго» и поле наблюдения вне субъективности, в котором мало внеличностной чувствительности и сострадания. Для западного аналитика провести разделение между эго и сознанием означает пересмотреть современные цели психологии, особенно те, которые имеют отношение к «эго»-психологии».

Алхимия предоставляет нам материал для понимания природы белизны. «Серебристое свечение», «белесоватая среда», «молочно-белое сияние», «свежевыпавший снег» — все эти термины можно легко найти в алхимических текстах, описывающих чудесное «явление белой фазы». В алхимии все это происходит в сосуде, и язык описания — химический. Алхимики описывают, как субстанция, с которой долго работали, начинает белеть. (Первое проявление белой фазы, или фазы анимы, произошло, как мы помним, во время лихорадки, описанной в четвертой главе. Тогда он ловит на себе взгляд своей маленькой дочери, Рагины, лежащей в своей кровати, и видит себя ее глазами. И он решает не применять наружного средства — поливать себя водой из ведра, — а перенести «внутреннюю агонию», что приводит к активизации канала Иды и последующему «охлаждению» изнутри. Вместо огня «серебристый поток в зигзагообразном движении устремился вверх по спинному мозгу — в точности, как извивающаяся белая змея, стремительно убегающая прочь». Затем он съедает ломтик хлеба, запивая его молоком.)

Эта фаза уже подготовлена психологически перемещением от Пингалы к Иде, от мужского канала к женскому, а также активизацией бессознательного женского аспекта личности или архетипа анимы. Гопи Кришна признает в Кундалини женское начало, используя изображение Шакти, пляшущей на лежащем Шиве (который на многих картинах представлен пассивным, если не считать его открытых глаз и эрекции пениса). Смещение от Пингалы к Иде, которое наш автор воспринимает лишь как физиологический феномен, в психологическом плане означает, что женская энергия Шакти не может быть подчинена мужскому началу. Богиня не может быть активизирована, чтобы служить мужчине, но женская сила, или анима, должна обладать собственным каналом активности, а мужчина — лишь инструмент, посредством которого сила проявляет себя.

Именно поэтому художники и писатели отдают себя во власть женщине-музе, «белой богине», которая, будучи расположенной к автору, демонстрирует себя во всей своей красоте. Когда мужчина влюбляется в Богиню, поддавшись ее чарам (наиболее часто встречающийся опыт, относящийся к архетипу анимы), вещи предстают перед ним «в новом свете», «чувства обостряются» и толчки энергии в Пингале кажутся неуместными.

Кундалини как женская сила в данном случае требует для себя женского канала (даже когда ее предполагаемый подъем осуществляется через Сушумну). В тантрической традиции этот женский канал для женской силы имеет широкий спектр значений, подобно тому, который имеет в нашем понимании архетип анимы. Бхарати в «Тантрической традиции» описал разнообразные значения левой артерии, или канала Иды. Любопытно, что одним из значений является «сила пищеварения». Возможно, своим религиозным отношением к приему пищи Гопи Кришна выражал почтение аниме. Это согласуется с нашими представлениями о том, что анима тесно связана с нейровегетативной системой. Согласно Бхарати, женское начало может включать в себя и «разврат», и «природу», и «интуитивную мудрость», и даже «небытие». Эти аспекты женственности персонифицированы в греческих богинях, где небытие Персефоны является составляющей частью образа ее матери Деметры, богини природы. Там же находят свое место и развратное непостоянство Афродиты, и интуитивная мудрость Афины. К сожалению, такая дифференциация женского начала отсутствует в иудейско-христи-анской традиции, дающей лишь мелкие и второстепенные примеры анимы как души.

В психологической практике белая фаза соответствует периоду доминирования в сознании женского принципа. Сновидения становятся более яркими, возникает больше фантазий, целенаправленная деятельность снижается, появляется холодная отстраненность. Длительный период страданий, депрессии и печали уплывает куда-то в мир лунного света, где все искуплено и достаточно иметь лишь спокойную и мудрую улыбку на лице. В жизнь входит новая форма любви, вначале романтичная и заключающая в себе лишь саму себя. Но главное, происходящее в белой фазе, — узнавание регрессивных девственных аспектов — обещает принести плодотворные семена.

В алхимии также можно найти параллели улучшению состояния здоровья. Белая фаза является одним из прообразов окончательного Камня и, следовательно, прообразом эликсира здоровья. Хотя наш автор и не полностью защищен от болезней, однако он пишет, что «...симптомы заболевания проявлялись... в гораздо более мягкой форме, а температура, как правило, не повышалась».

Идея о том, что Богиня в той или иной форме насылает и забирает назад болезни, широко распространена в Индии. На Западе многие отправляются к гробнице девы Марии, чтобы исцелиться. Здесь срабатывает идея о том, что развитые отношения с анимой являются основным условием здоровья. Сам женский аспект считается основным принципом жизни и природы, с которым нам не удастся установить адекватные отношения, пока мы не интегрируем женскую часть в себе. Гопи Кришна делает на этом акцент, с самого начала признавая, что Кундалини — это Богиня.
Карма 147
20.06.2006
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ



Наблюдая каждый день за своим организмом, я имел все основания полагать, что с ним происходил процесс трансформации. Но цель этой трансформации оставалась для меня неясной. Единственное, что я мог предположить, это то, что мой мозг и нервная система постепенно переходят в состояние, которое дает возможность достичь расширения сознания, свойственного йогам и мистикам, находящимся в трансе. Мое сознание и без того претерпело расширение с момента пробуждения Кундалини (о чем я ни на минуту не забывал и что явилось причиной моих невероятных мучений). Однако нынешний процесс расширения ума возвещал собой переход на новую ступень, где узы, связывающие тело и дух, полностью исчезают, предоставляя последнему возможность свободного полета в пространствах нефизического мира, чтобы потом вернуться к обычному состоянию обновленным и окрепшим.

Таково было мое представление о сверхчувственном опыте, почерпнутое из книг, рассказывающих о духовных людях и описывающих экстатические переживания. Но если не считать того блаженного видения собственной измененной личности, которое явилось мне дважды в самом начале, между мной (привязанным к земле и зависящим от всевозможных страстей, желаний, физических потребностей, голода, холода и болезней) и теми исполненными счастья, не знающими страха, защищенными от боли счастливцами, пребывающими в экстазе, не было ничего общего. В умственном и моральном отношении я был все тем же существом, что и раньше, — обычным человеком, неспособным сравниться с теми гигантами духа, о которых я читал.

Я никогда не упускал возможности детально изучить свои симптомы. Никаких иных перемен в себе, кроме изменчивых нервных потоков и сияния, которое я ощущал как внутри, так и снаружи, мне заметить не удалось. Свечение, воспринимаемое мной в последнее время везде, где бы я ни находился, оказало на меня ободряющее воздействие. Это придавало моему странному опыту оттенок возвышенности. Со мной, безусловно, происходила некая трансформация, это свойство каким-то образом приближало меня к избранным, хотя во всех остальных отношениях я ничем не отличался от обычного человека. И все же я не мог закрыть глаза на то, что страдания, выпавшие на мою долю, намного превосходят по масштабам достигнутые результаты. Этому не было никакого разумного объяснения, кроме того, что в силу каких-то физических или психических недостатков процесс очищения, через который я проходил, внезапно оборвался, что сделало меня кандидатом в «Йоги Брихста» человека, попытавшегося достичь высших ступеней в Йоге, но казавшегося к этому неспособным.

Годы шли, я не замечал в себе никаких новых признаков духовного раскрытия или морального и интеллектуального роста, что должно быть характерно для тех, в ком Кундалини зажигает священный огонь. Поэтому я все больше склонялся к той неутешительной мысли, что мне недостает необходимых умственных и физических данных. Но поскольку активность светящейся силы не ослабевала, во мне все же теплилась надежда, что в один прекрасный день я буду одарен если не высшей, то хотя бы какой-нибудь заметной благодатью.

Физически я стал почти таким же, как прежде, — крепким и выносливым, способным стойко переносить голод, жару, холод, изнуряющую умственную и физическую работу, а также беспокойство и дискомфорт. Единственное, что я плохо переносил, — это недосыпание. Недостаток сна всегда приводил к подавленному настроению, и это состояние могло продолжаться несколько дней, пока мне не удавалось отоспаться. В такие дни я чувствовал, что мой мозг недополучает энергии, необходимой для поддержания расширившегося пространства сознания.

Снижения активности лучистых потоков жизненной энергии во время сна не наблюдалось. Сновидения были настолько живыми и яркими, что во сне я жил в сияющем мире, где каждый предмет ослепительно сверкал на невероятно прекрасном фоне, и мне казалось, что я витаю в небесах, населенных небожителями. Последнее, что я обычно видел перед пробуждением, был неземной пейзаж или фигура, окутанная ослепительным светом. Видения были столь яркими, что окружающий мир, в котором я оказывался после пробуждения, казался мне кромешной тьмой. Картины этих прекрасных сновидений хорошо запоминались и стояли перед моим внутренним взором весь день, наполняя душу теплым чувством. Каждая следующая ночь несла с собой продолжение этих снов.

Эффект сияния, столь выраженный во сне, присутствовал и в бодрствующем состоянии, однако в менее выраженной форме, в то время как чувство экзальтации полностью отсутствовало. Я отчетливо ощущал, как опускаюсь с высшего плана на низший и отмечал сужение окружающего пространства, словно попадал с необъятных просторов в маленькую комнату.

Совершенно очевидно, что трансформация личности, происходящая во сне, осуществлялась благодаря определенному физиологическому процессу, воздействующему на каждую часть организма. Во время сна частота пульса у меня была значительно выше, чем днем. Я проверял это, прижимая пальцы к пульсирующей артерии каждый раз, когда пробуждался ночью. Иногда пульс был настолько частым, что я начинал беспокоиться. Наполненные и частые удары, бесспорно, указывали на активизацию метаболизма и процессов, происходящих в кровяном русле и клетках организма, — все это было следствием воздействия потоков жизненной энергии, струящихся по всему телу.

Отсутствие познаний в физиологии не давало возможности адептам древности связать психологические и физиологические реакции, вызванные активизацией Кундалини. Я также испытывал нехватку знаний, но благодаря тому, что поверхностные сведения в любой области науки в наши дни раздобыть нетрудно, а кроме того, наблюдая за своим состоянием день за днем в течение многих лет, я сумел сделать определенные выводы и критически оценить последствия неожиданной трансформации своего организма.

Я пришел к выводу, что необычная активность нервной системы и мозга характерна для всех случаев сверхъестественного духовного и психического развития. Она проявляется в несколько меньшей мере у гениев и еще менее выражена у людей, одаренных выдающимися интеллектуальными способностями. Внезапная же активизация не того нерва может окончиться помешательством, неврозом или иным трудно диагностируемым и трудно излечимым психическим расстройством. Кундалини, как это явствует из описаний древних авторов, знаменует собой развитие (иногда спонтанное, а еще реже — возникающее в результате специальных психофизиологических упражнений) необычайных духовных и психических сил, ассоциируемых с религией и сверхъестественным. У меня не было ни малейшего сомнения в том, что постоянно ощущаемое быстрое движение у основания позвоночника, оказывающее влияние на нервные сплетения всей этой области, указывало на то, что там начал функционировать скрытый орган. Контролируемый невидимым механизмом, он перерабатывал семя в жидкость, наделенную особой силой, которая, проходя по нервам, поступала в спинной и головной мозг. Долгое время я находился во власти представления, что свечение в моей голове, как и мощные потоки нервной энергии, проходящие через все тело, были порождены сублимированным семенем. Но со временем я изменил свое мнение. Активизация в области репродуктивных органов была не единственной трансформацией, через которую я проходил. В мозгу и других нервных центрах происходили соответствующие изменения. После кризиса движение светоносных потоков перестало носить хаотический характер, в нем стала заметна определенная цель, это свидетельствовало о том, что весь организм претерпел радикальную перестройку и его низшие части тоже включились в процесс.

На основании этих фактов я постепенно пришел к выводу, что в человеческом организме происходит эволюционный процесс, выражающийся в развитии мощного высокочувствительного центра сознания в теменной области мозга. Расположение этого центра позволяет ему управлять всеми частями мозга и нервной системы, осуществляя прямую связь с репродуктивными органами через спинномозговой канал. В организме обычного человека этот зарождающийся центр употребляет для своего питания семя в таком ничтожном количестве, что не оказывает никакого влияния на функцию репродуктивных органов. Сформировавшийся центр индивидов, стоящих на высокой ступени эволюционного развития, использует для своей жизнедеятельности это топливо в значительно большем объеме, экстрагируя его через нервные волокна из тканей организма. Если же этот центр начинает действовать слишком рано, когда сеть нервных волокон еще не достигла нужного развития, а нежные клетки мозга не приспособились к новым условиям, результаты могут оказаться катастрофическими. Тонкие ткани организма могут быть повреждены, что проявляется в необъяснимых болезнях, безумии и смерти. Единственный способ в таких случаях избежать катастрофы — использовать нектар, содержащийся в семени, для питания мозга и основных жизненных органов. Благодаря этому поврежденные и умирающие клетки восстанавливаются.

При этом весь организм функционирует удивительным образом, что не может не вселить страх даже в самое отважное сердце. Оказавшись между старым и новым (еще не полностью развившимся) центром сознания, субъект, неподготовленный к этому, теряет контроль над своими мыслями и действиями. Оказавшись лицом к лицу с собственным взбунтовавшимся умом, неуправляемыми чувствами и нарушенной работой органов, он чувствует, что весь мир перевернулся с ног на голову, а само его существование может сравниться разве что с самым фантастическим сном. Именно поэтому древние мастера Кундалини-Йоги настаивали, чтобы ученики обладали исключительно крепким телосложением, умели контролировать чувства и желания, могли управлять работой внутренних органов, а главное, отличались исключительной целеустремленностью и волей, необходимыми для пробуждения Шакти. В современном мире достичь безукоризненного состояния ума и тела очень сложно, но и абсолютно необходимо для того, чтобы защитить мозг от непомерной нагрузки. Неудивительно, что в древности каждого, кто брался за опасное задание преждевременного пробуждения Кундалини, называли «Вира», что означает «герой», а сама практика носила имя «Вира Садхана», или «героическая задача», вызывавшая почтение даже у аскетов, безразличных к физическим мучениям и смерти.

Ни в коем случае не следует думать, что изменение психических процессов и состояния нервной системы, вызвав ошеломительный эффект и потрясение всего организма, продлится лишь короткое время с тем, чтобы человек, овладев открывшимися в нем способностями, вновь вернулся к обычной жизни. После пробуждения Кундалини адепт оказывается в полном ее подчинении и переносится в новый мир, который так же далек от этого, как сон — от реальности. Сверхчувствительное состояние нервной системы и мозга, вызванное деятельностью силы, готовящей их к состоянию высшего восприятия, а также постоянными процессами исцеления поврежденных невероятной нагрузкой тканей, может длиться, не ослабевая, долгие годы. Однако со временем человек все больше привыкает к происходящим в его организме процессам и учится приспосабливать свои привычки к требованиям этой новой силы.

Сон, когда ум отдыхает, а тело бездействует, является лучшим временем для целительных и восстановительных процессов, требующих дополнительной энергии, рассеивающейся в период активной деятельности. Это проявляется в приливе к мозгу большего объема лучистой жизненной энергии и сказывается на содержании сновидений. Все вещество мозга получает энергию, питаясь тонкой субстанцией, производимой репродуктивными органами, что дает возможность тканям поддерживать необходимую для работы вновь открывшегося центра высшего сознания степень активности. Саморегулирующийся механизм, отчаянно пытаясь приспособиться к неожиданной метаморфозе, пользуется любой возможностью, чтобы внести в организм необходимые изменения, несмотря на сопротивление со стороны «эго»-сознания, которое чередующиеся сон и бодрствование бросают то вверх, то вниз, словно волны бушующего моря.

Вот почему я придаю своим сновидениям особое значение и считаю, что с момента пробуждения Кундалини до сегодняшнего дня они были самой замечательной чертой моего существования.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Если не считать необычайности, а возможно, даже анормальности психических появлений, пробуждение Кундалини — совершенно естественное, хотя и редкое биологическое явление, демонстрирующее способность здорового человеческого организма достичь новой ступени эволюционного совершенствования. Единственное, что придает данному феномену странный, даже невероятный характер — это биологический процесс, который, начавшись в организме, приводит к появлению неординарных, чуть ли не сверхъестественных свойств. Людям, обладающим обширными знаниями о царстве животных, должны быть известны случаи странного поведения многих животных, необъяснимого с точки зрения известных биологических законов. Однако те, кто принимают как должное подобные проявления среди низших форм жизни, относятся с большой подозрительностью к аналогичным фактам, когда речь заходит о гораздо более сложно устроенном человеческом мозге.

Отрицать способность человеческого организма претерпевать органические процессы, ведущие к развитию сверхчувственного типа сознания, значит, автоматически отрицать некоторые фундаментальные концепции религии, вдохновенную деятельность пророков и всевозможные духовные явления. Если человеческий организм не способен к развитию мозга и нервной деятельности, соответствующей высшим формам сознания, то он в такой же мере не способен и к проявлению необычайных умственных способностей и духовных качеств по той простой причине, что все существующие на земле формы жизни неизменно демонстрируют прямую зависимость между своим органическим устройством и уровнем сознании. Так что было бы ненаучно предположить, что человек являет собой единственное исключение и что невероятное развитие его психических возможностей не сопровождается обязательным развитием соответствующего биологического аппарата.

Первый, совершенно законно возникающий вопрос: каким образом могут происходить развитие и трансформация человеческого мозга в свете того, что за последние тысячелетия человеческий скелет и, в частности, череп как вместилище мозга не претерпел никаких заметных изменений? На это можно ответить, что в данном случае, развитие не коснулось объема и формы мозга, но затронуло лишь качество и организацию отдельных его частей и связей, а также очень тонких элементов, присутствующих в каждой клетке организма. Нежелание многих умных (в других отношениях) людей признать реальность психических явлений и ценность духовного опыта кроется в неспособности эмпирической науки постичь или проанализировать истинную природу жизненного принципа клеток организма — основной единицы всех живых структур. На нынешнем этапе знаний пробуждение Кундалини открывает единственно возможный путь к изучению тонкого биохимического вещества, благодаря которому организм определенных людей способен работать гораздо эффективнее при тех же размерах головы и мозга, что и у остальных.

Ошибочно считать человека конечным и завершенным продуктом эволюции, неспособным выйти за пределы, определяемые его конституцией. Между современным человеком и человекообразной обезьяной, от которой, как утверждают ученые, он практически не отличался еще несколько сотен тысячелетий назад, лежит пропасть. И все же, переступив через границы умственного развития, непреодолимые для других членов этого семейства, он достиг нового этапа развития. Причина этого перехода должна быть внутренней, так как никакие внешние обстоятельства не могут произвести радикальных изменений его умственных способностей.

Согласно распространенным индийским представлениям, Кундалини обладает чудесными атрибутами. Она — Парашакти, высшая энергия, которая в качестве иллюзорной силы Майи завлекает воплощенную душу (Дживу) в сеть преходящих проявлений, тем самым привязывая ее к вечно вращающемуся колесу жизни и смерти. Поэтому она, Шакти, оказывается соблазнительницей, заманившей Дживу на ложе наслаждений, что неминуемо влечет за собой размножение и боль. В то же время она и сострадательная мать, вызывающая жажду знаний и тягу к сверхчувственному опыту. И в конце концов, именно она наделяет человека духовным прозрением, ведущим к осознанию собственной небесной природы.

Известны удивительные истории о том, как некоторые выдающиеся люди Индии, чьи имена на устах у каждого, благодаря ее милости чуть ли не мгновенно превратились в гениев. Они стали великими поэтами, писателями, драматургами или философами, не обращаясь к помощи учителей, часто не имея даже начального образования. Существует также немало рассказов о том, какими чудесными дарами она осыпала своих прежде никому неизвестных, но преданных поклонников, по ее милости развивших такие способности, что они смогли бросить вызов, казалось бы, нерушимым законам природы.

Однако я, как ни старался, не смог заметить в себе и намека на подобную трансформацию и по прошествии года, не принесшего с собой видимых перемен, пришел к выводу, что пережитое мной — это и есть все то сверхъестественное, что суждено мне было увидеть в жизни. Ужасное испытание и неослабевающий ни на минуту страх, преследовавший меня долгое время, несколько умерили мою страсть к экспериментам со сверхъестественным. Грань, отделяющая обыденный мир от сверхъестественного, так хорошо защищена, что даже самый умный человек не застрахован от постоянных падений в многочисленные ямы, лежащие на его пути, если каждый его шаг не направляет высший разум. Существование этого сверхразумного наблюдателя признавалось многими выдающимися людьми как древности, так и наших дней, и этот наблюдатель есть не что иное, как мистическая личность, развившаяся в них благодаря активизации Кундалини.

После происшествий, описанных в предыдущих главах, я жил почти обычной жизнью — во всех отношениях ничем не отличающейся от жизни прочих людей, если не считать часов сна. Выраженная активизация метаболических процессов в ночные часы, проявляющаяся усилением сердечной деятельности и сопровождающаяся чувством усталости по утрам, а также динамизм сновидений безошибочно указывали на то, что мой организм претерпевает метаморфозу. Мне самому казалось, что я напоминал ребенка, совершенно не сознающего великих перемен, происходящих в его маленьком теле, направленных на то, чтобы он как можно скорее стал взрослым мужчиной. Это сходство усиливалось еще и моим способом питания, ускоренными обменными процессами, более продолжительным сном, учащенным пульсом и смягчением, если не отсутствием, симптомов болезней. Мой организм функционировал совершенно не так, как прежде, в виду определенных причин, в то время скрытых от меня.

Мое тело стало мишенью для каких-то незримых, но сверхразумных жизненных сил, которые, пользуясь дополнительной энергией, образующейся в результате большего потребления и лучшего усвоения пищи, умеренности и длительных периодов полного полового воздержания, перековывали и перестраивали изнутри мой организм, готовя его к возможности функционировать на ином энергетическом уровне. Постоянство симптомов и сам механизм функционирования организма под влиянием потоков новой жизненной энергии свидетельствовали о том, что даже в этом измененном состоянии жизнедеятельность всех моих органов подчинялась определенному отчетливому ритму — неизменному атрибуту жизни в любой ее форме. Для человека в моей ситуации, подвергавшегося каждую ночь приступам необъяснимой деятельности внутри своего тела, было большим утешением осознавать, что организм отвечает на это упорядоченным, систематическим образом. Этого бы не происходило, если бы верх одержали хаотические силы.

В самом начале я ошибочно счел нормальное действие жизненной силы расстройством нервной системы, сопровождающимся непредсказуемым поведением энергетических потоков. В древних эзотерических трактатах Кундалини описывалась в образе богини, в образе струящейся лучистой энергии, подобной нектару амброзии. Будучи пробужденной силой концентрации и пранаямы, она может постепенно подняться до высшей точки, расположенной в области темени, благодаря чему бог Шива, обитающий в сознании йога, вкусит истинное блаженство. Как утверждали тексты, в процессе восхождения от своей обители у основания позвоночника до темени она орошает нектаром шесть лотосов, соответствующих наиболее важным центрам нервной системы, пока не достигнет тысячелепесткового лотоса, расположенного в теменной области и не сольется в экстазе со своим небесным супругом. Тогда воплощенное сознание, освобожденное от оков, удерживающих его в земном мире, воспаряет к невероятным высотам самоосознания, где ему открывается истина относительно собственного бессмертия.

Спускаясь обратно, Кундалини вновь проходит через лотосы, опускающих свои лепестки после ее ухода. И наконец, она возвращается к своему изначальному состоянию у основания позвоночника, увлекая за собой временно освобожденное сознание. Йог, узревший неописуемую красоту, вновь пробуждается в обыденном мире, унося с собой краткое, но потрясающее воспоминание о полете в Бесконечность. В текстах по Хатха-Йоге содержатся описания этих лотосов, где указано месторасположение каждого, число лепестков, имя покровительствующего божества и буквы санскритского алфавита, ассоциируемые с ними. Ученики медитируют на них, начиная с самого нижнего, муладхары чакры, расположенного рядом с обителью Кундалини.

Центры, в которых расположены лотосы, называются чакрами. Пять из них принято считать центрами жизненной энергии, связанными с мощными нервными сплетениями, располагающимися на разных уровнях в области спинного мозга. Шестой расположен в мозгу, в точке, соответствующей соединению проекций бровей и основания носа. Седьмая же расположена в теменной области мозга.

С точки зрения биологической эволюции, тело и мозг современного здорового человека должны служить обителью для более высокой формы сознания. Его мозг, нервная система и основные жизненные органы должны были бы соответствовать более высокому эволюционному стандарту, давая возможность развиться более богатой личности, но подчинение диктату цивилизации привело к замедлению развития этого сложнейшего в мире механизма. В этом и заключается основная причина, почему человеческий организм вместо того, чтобы содействовать процессу, активно сопротивляется переходу на иной энергетический уровень, что является необходимым условием развития более высокой личности. Науке не известны какие-либо способы очищения и перестройки организма, чтобы сделать его способным проводить через себя эту силу. Все же все системы Йоги, несмотря на различие в подходах, направлены именно на это. Кундалини представляет собой тот механизм, благодаря которому биологическая перестройка и настройка осуществляются наиболее эффективным путем.

Пробуждение Кундалини — редкое, но естественное биологическое явление. Что же касается о реальности лотосов, на которых древние авторы акцентировали внимание, я считаю, что обсуждать это — пустое занятие. Лично я не обнаружил никакого признака их присутствия ни в одной их частей центральной нервной системы. На современном уровне развития физиологии говорить о них всерьез — значит, наносить оскорбление разуму. - Скорее всего, их изображение служило для учеников указанием, где следует концентрировать внимание и где располагаются наиболее чувствительные центры мозга и нервной системы. Кроме того, лотос, растущий в прозрачной воде, всегда считался символом невинности и чистоты. Отрицая существование лотосов и всего, что с ними ассоциируется, я ни в коем случае не хочу принизить значение огромной работы, проделанной древними авторами. Их достижения в этой опасной и трудной сфере можно без преувеличения назвать чудесными.

Идея лотосов, или чакр, была навеяна древним учителям тем сходством, которое приобретают нервные сплетения в пробужденном состоянии с вращающимися дисками, усеянными огнями или с полностью распустившимся цветком лотоса, сверкающим под лучами солнца. Сияющий круг над головой, окрашивающийся всеми цветами радуги и опирающийся на лучи света, проходящие вверх через спинномозговой канал, несомненно напоминает лотос, получающий питание из воды через тонкий длинный стебель. При отсутствии адекватной информации по физиологии древние авторы не нашли ничего лучшего, чем изобразить ярко озаренные лотосы в местах нервных сплетений, чтобы подготовить непосвященного ученика к тому, что его ждет.

Я остановился на этом вопросе лишь для того, чтобы читатель, знакомый с текстами, описывающими Кундалини, не удивлялся тому, что я ничего не упоминаю о чакрах и лотосах, которым посвящена огромное количество литературы. Я никогда не практиковал тантрическую Йогу, главными чертами которой являются праная-ма, медитация на нервных центрах и особые позы. Если бы я стал делать это с твердой верой в существование чакр, то, весьма вероятно, принял бы сияющие формации и светящиеся диски, возникающие у различных нервных сплетений, располагающихся вдоль позвоночника, за лотосы, и мое возбужденное воображение вполне могло начать рисовать на них буквы и божеств. Однако по воле провидения я был удостоен видеть уникальное явление, встречавшееся, безусловно, в прошлом, но не изученное в деталях и никогда не описанное просто и понятно, без туманных слов и метафор. Каким бы поразительным это ни казалось, но я убежден, что именно испытанные мной страдания позволили мне проследить за биологическими процессами, стоящими за этим явлением.

Мне было суждено наблюдать за собственной трансформацией, которая, хотя и не может сравниться с великими метаморфозами, случавшимися с древними мистиками, или достижениями великих гениев, все же являлась подлинной трансформацией, сопряженной с огромными страданиями. Но то, что я наблюдал в себе и до сих пор наблюдаю, настолько противоречит общепринятым научным представлениям, что, если оно будет подтверждено эмпирически, произойдет революционный переворот во всех сферах человеческой жизни и деятельности.

Я осознал факт (подтвержденный провидцами многих стран, в основном Индии, и не вызывающий у меня ни малейших сомнений), что в человеческом организме, в области половых органов, располагается очень тонкий и сложный механизм, который, будучи активным у обычных людей, ведет к развитию более высокой личности от поколения к поколению. Внезапное пробуждение этого механизма вызывает бурную трансформацию нервной системы и мозга, что ведет к развитию сознания высшего типа. Этот механизм называется «Кундалини» и является истинной причиной духовных феноменов, биологической основой эволюции и развития личности, а также тайным истоком всех эзотерических и оккультных доктрин.

Комментарии к двенадцатой и тринадцатой главам

К сожалению, мы не знаем содержания сновидений автора. Нам рассказывают лишь об их возвышенной красоте, яркости, напряженности и сопутствующем повышении физиологической активности, особенно половой. Как уже говорилось, оживленность воображения характерна для белой фазы, для активизации анимы. Любопытно наблюдать, насколько процесс у автора отличается от того, что происходит при психоанализе с людьми на Западе. Для нас недостаточно иметь прекрасные сновидения — они должны быть записаны, проанализированы, интегрированы. А Гопи Кришне хватает того, что он их видит, чувствует, переживает. Тут мы приходим к одному из путей, на котором «эго» и сознание могут быть разделены. Поскольку в ходе анализа сновидение прорабатывается, чтобы быть интегрированным, мы расширяем «эго» и отождествляем его расширение с расширением сознания. Наш автор пошел иным путем: он позволил своему «эго» ускользнуть в мир сновидений и наблюдал за тем, что происходит, доверясь (как это обычно происходит в белой положительной фазе анимы) процессу трансформации. Вместо того чтобы позволить своему «эго» интегрировать иной сияющий мир, он позволил иному миру интегрировать его. Его подход к великому осознанию — полная противоположность западному подходу. Мы работаем с ним очень активно, а Гопи Кришна спал, но в нужное время и нужным образом. Сравните его сон со сном св. Бер-нара, «живым и бдительным сном, проясняющим внутренние чувства».

Очевидно, существует гораздо более глубокая взаимная связь между сновидениями и сексуальным возбуждением, чем мы привыкли считать. Фрейд первый увидел связь между миром снов и сексуальностью. Свое прозрение он заключил в тесные рамки механистической системы, чем почти полностью уничтожил его ценность. Но, дав ему, возможность расправить крылья, мы можем рассуждать о наблюдениях нашего автора.

Принимая вместе с Юнгом и Гопи Кришной то, что Кундалини есть инстинкт индивидуации, следует полагать, что этот инстинкт обладает сильным сексуальным компонентом, если не эротической основой. Также принимая вместе с Юнгом и Гопи Кришной то, чтосны играют в этом процессе основную роль (предваряя уровень осознания), можно предположить, что все, что происходит во сне, будет подвержено влиянию сексуальности, а также отражаться на ней. Фрейд, конечно, об этом говорил, но не увидел здесь целенаправленного процесса индивидуации. Но что еще хуже, он свел сновидение до рамок сексуальности, тогда как Гопи Кришна считает, что сексуальность служит сновидению. Последние исследовании в области сна обнаружили синхронность эрекций и сновидений. Обычно в период сна со сновидениями происходит эрекция, а в период сна без сновидений она спадает. Экспериментаторы делают вывод, что за оба вида деятельности отвечает один и тот же биологический механизм. Мы бы назвали этот механизм «психоидным уровнем», Гопи Кришна называет его «Кундалини». Фантазии и сексуальное возбуждение могут быть двумя сторонами одного и того же процесса. Фрейдистский психоанализ сводит фантазию к ее сексуальным корням, так что сексуальность может служить лишь своей окончательной экстравертной биологической цели. В Кундалини-Йоге сексуальность преобразуется, чтобы служить своим инт-ровертным биологическим целям. Юнгианский психоанализ, можно сказать, занимает промежуточное положение: с одной стороны сексуальность проявляется главным образом в действии, с другой же — преимущественно в образах. Но во всех случаях сексуальная наполненность подсознания безоговорочно признается.

Прямая связь между яичками и мозгом, осуществляемая через позвоночник, — аксиома индийской, китайской, арабской и древнегреческой медицины. Мы не располагаем никакими научными данными, подтверждающими эту связь. Но вместо того, чтобы отмести данную идею как суеверие, мы можем истолковать ее как психологическую истину: между двумя продуктивными органами мужчины существует явная взаимосвязь, а позвоночный столб, поддерживающий его в вертикальном положении, символизирует собой связь между двумя противоположными полюсами его силы.

Сексуальное единство между головой и гениталиями, психологически выраженное нашим автором, в алхимии рассматривается как соединение противоположных начал — мужского и женского (Король и Королева, Солнце и Луна, красное и белое и т.д.). Нередко употребляется метафора о кровосмесительной связи брата и сестры. В психологическом аспекте это единение означает союз с самим собой — самооплодотворение, самосотворение. Интенсивная пролонгированная интроверсия либидо, самоотверженная любовь, которой человек щедро одаривает собственную психическую жизнь, радостное признание всех биологических желаний и сексуального возбуждения, как естественного психического процесса, представление о том, что твои гениталии освящены Богом, — все это подразумевает единство темени и семени. Момент внутреннего соединения, судя по всему, можно сравнить с оргазмом (см. четырнадцатую главу). Из этого появляется божественное дитя — второе рождение нового человека.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что наш автор воспринимал себя как «растущего ребенка». И эти переживания мы опять-таки находим не в сновидениях о рождении и младенчестве (как это часто бывает при анализе), а во внутренних органических ощущениях. Он наивно (в лучшем смысле этого слова) проходит через архетипические переживания — просто и естественно.

Как упоминает автор, в трактатах по Кундалини-Йоге, Хатха-Йоге, а также китайской Йоге описываются чакры — центры, распложенные в теле, каждый из которых имеет свой цвет, номер, имя соответствующего божества, органа и системы, а также множество иных сложных характеристик. Гопи Кришна не ощутил в себе присутствия этих центров и потому объясняет, как человек, может принять светящиеся круги за чакры, или лотосы, реальность которых он не признает. Он вновь вспоминает о страдании, однако органические ощущения, переживаемые им, соответствуют психологической реальности этих систем Йоги и изменениям, происходящим в центрах при пробуждении Кундалини.

Встает вопрос: действительно ли все это происходило в его теле, клетках, органах? Или все это происходило в йогическом теле? Бхарати пишет: «Физическое и йогическое тело относятся к двум разным логическим уровням». Система чакр не имеет никакого отношения к физическому пространству. И все же психика настаивает на этом языке тела и этих телесных переживаниях, так что логически невозможное становится не только возможным психологически, но и является психологической истиной. Но для Гопи Кришны этот вопрос не встает. Он переживает все это физически — его тело объято пламенем, его органы страдают, его привычки питания изменяются. Прана объединяет два этих уровня, которые являются единым целым, но разделены нашей психикой на два логических мира. Физиологи могут исследовать изменения в физическом теле во время Самадхи и прослеживать изменения, происходящие в нем в результате изменений в йогическом теле. Но психологов больше интересуют данные, содержащиеся в описаниях своего состояния Гопи Кришной: его физическое тело являлось материальным субстратом для проекций нематериальных событий, которые здесь, в теле, воспринимались чувствами как «реальность».

Безусловно, должно быть какое-то материальное место для психических изменений: произведение искусства, алхимические материалы, физическое тело. В западной традиции мы далеко продвинулись в изучении физического тела, но пребываем в сравнительном неведении относительно тела воображения. Мы не знаем, какое влияние оказывает тело воображения на нашу физиологию, не только на психосоматические симптомы, но и на все болезни и их лечение. Рассказ нашего автора наглядно демонстрирует, как тесно связаны между собой оба этих «логических уровня».

Его книга не повторяет традиционных трактатов о прохождении через чакры, и это делает ее особенно ценной. Алхимики тоже жаловались на то, что книги слишком туманны и бесполезны: все равно никто не знает, как сделать философский камень, и каждый должен работать самостоятельно. Так же и в психоанализе — не существует двух идентичных процессов. Они продуцируют различные паттерны, символы, мотивы и эмоциональные переживания, и поэтому каждый случай уникален. И отношения, складывающиеся между аналитиком и субъектом анализа, тоже имеют неповторимый характер — это всегда творческий процесс. Каждый должен идти собственным путем, поскольку архетип индивидуации всегда один, но его проявления разнообразны.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Мне повезло с моими друзьями и близкими, благодаря любви и. преданности которых мне все же удалось пройти этот нелегкий путь- Обе мои сестры, их мужья, отец и братья моей жены, а также мои, хотя немногочисленные, но искренние друзья, окружили меня любовью и заботой. Моя мать умерла за полтора года до происшествия, но все же та любовь, с которой она воспитывала меня в детстве, равно как и беспримерная преданность моей жены, помогли мне выжить. Для меня они были двумя ангелами-хранителями, перед которыми я на всю жизнь останусь в долгу. Мне посчастливилось иметь мать, чья сердечная доброта, благородство характера, чувство долга и нравственная чистота заслуживают лишь высшей похвалы и чья любовь отразилась на всей моей жизни.

Оглядываясь назад, я могу с твердостью заявить, что если бы не крепкая конституция, унаследованная от родителей, и определенные черты характера, воспитанные ими, мне бы ни за что не удалось пройти через это суровое испытание. И хотя на протяжении многих лет моей изменившейся жизни я не мог свободно вздохнуть, как подобает уверенному в себе человеку, я сумел приспособиться к новым условиям отчасти благодаря тому, что в результате воспитания, полученного в детстве, я умел сохранить спокойствие и не испытывал страха перед смертью в самых серьезных ситуациях. Они часто возникали из-за пренебрежения к правилам поведения, которые мне следовало неукоснительно соблюдать, поскольку каждая ошибка сопровождалась мучительными ощущениями в теле.

Будучи самым обыкновенным человеком, занимающим весьма скромное общественное положение, я никогда не мнил себя кем-то иным и сейчас, когда со мной произошла эта метаморфоза, продолжаю считать себя все тем же человеком, С другой стороны, моя полная беззащитность перед силой, проявившейся во мне, уничтожила даже те ничтожные остатки гордости, которыми я когда-то обладал. Я продолжал заниматься всеми делами точно так же, как и прежде. Единственное, что напоминало мне о пережитом, это необходимость соблюдать строгую диету и придерживаться особого режима с целью уменьшить сопротивление работе мощной энергии, проснувшейся во мне.

Внешне моя жизнь протекала совершенно обыкновенно, и я не позволял никому, кроме жены, даже мельком заглянуть в мою тайну. Каждый год я переезжал со своим офисом в Джамму зимой и в Кашмир летом, чтобы избежать лютого холода и изнуряющей жары, способных оказать разрушительное воздействие на сверхчувствительные ткани моего перестраивающегося организма. Постепенно мое тело достаточно окрепло, чтобы легко переносить трудности пути, продолжительные посты, невзгоды и перенапряжение.

Я стал почти тем же человеком, которым был прежде, но более смиренным в результате пережитого, с менее выраженным «эго» и с гораздо большей верой в Незримого Судию над человеческими судьбами. Единственное, в чем я был уверен, так это в неизменно расширяющемся поле сознания и увеличении яркости восприятия объектов как наружных, так и внутренних. Все это укрепляло меня в мысли о том, что, несмотря на внешнее сходство со всеми остальными, внутри я отличался от них, живя в особом сияющем мире.

Упоминая малейшие детали, я руководствуюсь тем, что не должен упустить ни одного факта. Трансформация личности чревата риском и требует очень внимательного отношения к каждой из фаз. Хотя все то, о чем я говорю, было известно еще несколько столетий назад, эти знания нуждаются в систематизации, чтобы помочь врачам вырвать многих людей из когтей безумия.

По прошествии приблизительно трех лет после пережитого эпизода я почувствовал потребность в более обстоятельной и питательной диете, чем та, к которой я приучил себя со времени пробуждения Кундалини. Желание было более сильным зимой, когда я находился в Джамму, чем летом, которое я проводил в Кашмире. Накануне Второй мировой войны цены на продукты возросли непомерно. Не понимая причин возникновения этой потребности, я решил удерживать свои аппетиты в рамках, так как считал недопустимыми дополнительные траты в столь тяжелое для всех время. Несмотря на скромные ресурсы, наша диета была достаточно питательной и сбалансированной. Она включала в себя и животную пищу, против которой кашмирские брамины не имели никаких возражений. Но возникшая потребность имела под собой веские причины, и мне пришлось жестоко расплатиться за свое решение подавлять желания.

Вскоре после нашего обычного переезда в Джамму в ноябре 1943 г. я получил приглашение от своих родственников из Мултана погостить у них несколько дней. Я хотел повидаться с кузенами, которых я давно не видел, и принял решение отправиться туда на Рождество. В этом году, чувствуя себя как никогда здоровым и крепким, я решил оставить жену в Сринагаре и одному отправиться в Джамму, где меня ждал ее брат, муниципальный инженер. Он снимал дом в пригороде Джамму, в мое распоряжение предоставлялась комната, где я чувствовал себя как дома. Я был рад этой перемене обстановки и никоим образом не предполагал, что мое прекрасное настроение вскоре поглотит новое страшное испытание.

Я радовался восстановившемуся здоровью, а избыточная энергия требовала выхода. С начала ноября я начал каждое утро выполнять легкие физические упражнения, после чего принимал холодную ванну и удалялся в свою комнату отдохнуть перед началом рабочего дня. Не знаю, как это произошло, но через несколько недель желание делать упражнения исчезло, и я ощутил сильную потребность возобновить медитации. Я был готов поддаться импульсу и вновь испытать судьбу, чувствуя уверенность, что при нынешнем физическом состоянии и отличном самочувствии мне, возможно, удастся достигнуть прекрасных результатов без плачевных последствий, как это было в прошлый раз. Каким же я был глупцом, что не послушался голоса разума и вновь открылся для страшных ударов, раны от которых я до сих пор ношу в своем сердце.

Несмотря все разумные доводы, которые я сам себе приводил, несмотря на свежие воспоминания о страданиях, которые мне пришлось перенести, несмотря ни на что, я восстановил медитации. Я начинал рано утром, на заре и просиживал, забыв обо всем, охваченный видением внутреннего света, пока солнце не поднималось высоко в небе, указывая на то, что пришло время отправляться на службу. Я стал практиковать медитацию в начале декабря и в дополнение к расширению личности и восхитительного внутреннего света, увиденного мной в первый день пробуждения, ко мне пришло ощущение такой внутренней силы, для описания которого мне не хватает слов. Оно длилось весь день и присутствовало в сновидениях, а утром я вновь восполнял его во время медитации.

Пораженный результатами, я приступал к медитации как можно раньше, чтобы подольше побыть в этом невероятно прекрасном мире, в отрыве от тяжелой и горькой действительности, окружающей меня. Это было поистине чудесное переживание, и я чувствовал, как волосы на голове буквально поднимались дыбом, когда передо мной открывался новый, особенно прекрасный аспект экстатического видения. В такие минуты мне казалось, что незримый познающий элемент моего «я», оставляя спокойную гавань плоти, отдавался на волю могучих волн сияющего сознания, влекущих его навстречу столь невероятному в своем великолепии миру, что ничто на земле не могло с ним сравниться. В этом мире не существовало никаких ограничений, и я терялся в удивительном нематериальном пространстве, столь возвышенном и непостижимом в своем величии, что человеческое начало, остающееся во мне при любом взлете, трепетало в благоговейном ужасе от представшего перед моим внутренним взором видения. Меня переполняла радость от осознания своего достижения. Не было никаких сомнений в том, что я стал счастливым обладателем пробужденной Кундалини. Лишь теперь я смог постичь причину того, почему в древности успех в этом начинании считался высочайшим достижением, ради которого можно было идти на любые жертвы, высшей наградой, обретаемой в конце пути. Вот почему йоги, достигшие высот в практике, всегда пользовались таким уважением в Индии, и адепты, умершие давным-давно, по сей день почитаются превыше великих правителей. Мне поистине достался великий дар судьбы.

Но, увы, мое счастье было таким недолгим! Через пару недель я стал замечать, что возбуждение, вызванное в мозгу этим невероятным переживанием, было столь сильным, что я почти потерял сон и поднимался с постели задолго до часа, отведенного для медитации, чтобы вновь как можно скорее испытать это блаженство. Впечатления последних трех дней, завершающих период моих посещений иного мира, закрытого для обычного человека, навсегда отпечатались в моей памяти. Прежде чем полностью потеряться в созерцании безграничной сияющей пустоты сознания, я испытывал блаженное ощущение, разливающееся по всем нервам, начиная от кончиков пальцев и других частей туловища и заканчивая позвоночным столбом, где оно, сконцентрировавшись и усилившись, направлялось к мозгу и вливалось в него экстатическим потоком. Не в состоянии придумать ничего лучшего, я называю это «нектаром», так же как его называли и древние мудрецы. Все авторитетные источники по Кундалини-Йоге сходятся в том, что поток нектара, орошающий расположенный в мозгу Седьмой Центр, в момент слияния Шакти и Шивы (сверхсознательного принципа воплощенного «я»), попадая в этот Центр или в один из низших центров позвоночного столба, вызывает ни с чем не сравнимое чувство блаженства, многократно превышающее по своей интенсивности все известные телесные ощущения, в том числе и оргазм.

Последнюю ночь этого уникального переживания я провел без сна. Мой мозг был взбудоражен, и я испытывал радость и подъем, будучи не в состоянии поверить выпавшей на мою долю удаче. Я поднялся с постели в обычное время и, порадовав свой внутренний взор картинами невероятной красоты и величия (которые уже стали моей реальностью), поспешил на базар, чтобы сделать кое-какие покупки. Я возвратился домой в час пополудни в непривычном для меня состоянии, чувствуя упадок сил. Это удивило меня, но я приписал свое чувство слабости тому, что отправился в город, не позавтракав. На следующий день, двадцать пятого декабря, я должен был сесть на поезд, направляющийся в Мултан, чтобы посетить своих родственников. До самого вечера я провозился, готовясь к путешествию, а затем лег, как обычно, рано в постель. Только сейчас, лежа в постели, я осознал, что допустил роковую ошибку. Моя голова кружилась, в ушах стоял неприятный шум, а на месте обычного прекрасного свечения, заполнявшего мой внутренний взор, поднимался столб красного пламени, выбрасывающий во все стороны длинные, раздвоенные языки. Трясясь от ужаса, я наблюдал это жуткое зрелище. Слишком поздно я понял, что произошло. Я чересчур много практиковал медитацию и подвел свою и без того напряженную нервную систему к опасной черте.

Думаю, не стоит перечислять все детали страданий, которым я подвергался на протяжении трех месяцев. Достаточно сказать, что утром, после бессонной ночи я почувствовал, что не способен предпринять путешествие в Мултан. Отказавшись от медитаций, я вновь стал уделять пристальное внимание своей диете. Через несколько дней я ощутил незначительное облегчение, но бессонница не отступала, и я слабел с каждым днем.

Обеспокоенный моим состоянием шурин решил написать письмо моей жене и пригласить ее в Джамму. Это происходило в середине января, и извилистые горные дороги, ведущие из Сринагара в Джамму, были покрыты снегом, что делало путешествие крайне сложным и даже опасным. Учитывая все эти обстоятельства, а также надеясь, что тревожные симптомы скоро пройдут, я отсоветовал ему писать моей жене.

Однако однажды утром, не найдя в себе сил подняться с постели, я внял увещеваниям шурина и согласился отправить телеграмму жене. Она тут же приехала, невероятно встревоженная, в сопровождении своего отца и нашего младшего сына. Дни и ночи напролет она просиживала у изголовья моей кровати, пытаясь изо всех сил хоть как-то облегчить мою агонию, глубину которой она не могла постичь, но признаки которой ясно читались на моем лице. Мой тесть, чья родительская любовь ко мне заставила его совершить столь трудное в его возрасте путешествие из Сринагара в Джамму, был вне себя от горя, видя мое плачевное состояние, но, удерживаемый мистическим ужасом, который чувствовали все окружающие, не решался высказывать какие-либо предположения или давать советы.

Не на шутку встревоженные, они в тайне от меня решили обратиться за советом к опытным садху и факирам. Но все они, пытаясь помочь мне, лишь могли расписаться в собственном бессилии. Один из них, прославленный святой, убеленный сединами старец, к которому при вести о его прибытии в Джамму стекались многотысячные толпы людей, выслушав мой рассказ, лишь покачал головой и заявил, что в жизни не слышал ничего подобного. В конце своего визита он посоветовал мне обратиться за помощью к учителю, порекомендовавшему мне эту практику.

Отчаявшись чем-либо помочь мне, мои близкие решили отправиться к кашмирскому садху, который остановился в те дни в Лахоре, и упросить его приехать ко мне в Джамму. Он провел в нашем доме несколько дней, внимательно изучая мое состояние. Я очень отощал и обессилел. Ноги и руки высохли, как палки, ребра торчали из под кожи, а глаза горели так, что моя жена вздрагивала каждый раз, когда ее взгляд падал на мое лицо. Я голодал на протяжении месяца, с трудом заставляя себя съедать немного варёного риса и выпивать по чашке молока два или три раза в день. Мои истерзанные нервы не могли регулировать работу кишечника, и я чувствовал ужас при самой мысли о еде, зная, что любой прием пищи может повлечь за собой крайне неприятные последствия. Однако, сознавая, что полный отказ от еды означает неминуемую смерть, я заставлял себя съедать хоть немного пищи, несмотря на спазмы в желудке и позывы к рвоте.

Будучи не в состоянии определить причину моей болезни, ученый садху, отнеся мое отвращение к еде к капризу, попросил меня поесть в его присутствии и распорядился, чтобы мне дали полную порцию — столько же пищи, сколько я съедал прежде. По его настоянию я через силу съел несколько больше, чем обычно, запив все водой. Как только я покончил с трапезой, невыносимая боль, пронзив живот и область крестцового сплетения, заставила меня упасть навзничь. Все мое тело извивалось от адских мук, а в моем взгляде садху мог явственно прочесть упрек за свой неуместный совет. Краски его лица сменила мертвенная бледность, и он поспешно покинул комнату. Ночью его поразила странная болезнь, которая не давала ему ни на минуту закрыть глаза, и рано утром он оставил наш дом, решив, что причина его недомогания крылась в силе, овладевшей мной.

Вскоре острый приступ миновал без заметных последствий, однако он явственно дал понять мне и моей жене, что ни один человек не в силах помочь мне. Через несколько дней после этого эпизода ко мне в комнату вошел мой маленький сын, держа в своих ручонках тарелку с едой. Был полдень, и я к тому времени уже съел свою обычную порцию — несколько чайных ложек отварного риса. Малыш уселся перед моей кроватью и принялся за еду, с удовольствием облизывая губы после каждой ложки, как это всегда делают дети, если им нравится пища. Я наблюдал за ним и впервые за долгое время не почувствовал отвращения при виде пищи. Более того, во мне зашевелилось нечто напоминающее чувство голода. Вместо обычной горечи во рту я ощутил вкус пищи. Мне показалось, что я смог бы слегка перекусить, но опасаясь последствий нарушения диеты, я не стал попросить жену принести мне дополнительную порцию. Через несколько минут это чувство исчезло, и я вновь возвратился в прежнее болезненное состояние.

Изумленный случившимся, я стал напряженно думать над причиной этой, казалось бы, пустяковой (но впоследствии оказавшейся очень важной) перемены в моем состоянии. Могло ли такое быть, спрашивал я себя, что интервалы между приемом пищи были слишком длинными с учетом моего нынешнего состояния? На следующий день я стал уделять еде самое пристальное внимание — съедал несколько ложечек риса и запивал его небольшим количеством молока каждые три часа. Делал я это против своего желания, и каждый раз мое сердце сжимал страх. Но л упорствовал в соблюдении этого режима, несмотря на отсутствие заметных результатов. Прошло несколько дней, и мое психическое состояние явно ухудшилось — конечности совершали неуправляемые конвульсивные движения, что сопровождалось жгучей болью, распространяющейся вдоль нервных путей. Мне казалось, что я иду ко дну, а воля к жизни почти полностью исчезла. Мое тело словно плыло по течению, готовое безропотно принять то, что уготовано ему судьбой.

Через несколько дней я к своему ужасу обнаружил, что время от времени начинаю бредить. У меня хватило здравого смысла понять: если мое состояние будет продолжать ухудшаться, я обречен. Я напрягал все свои мыслительные способности, надеясь найти решение, но задача казалась невыполнимой. Наконец, отчаявшись найти выход, я приготовился принять смерть, прежде чем безумие полностью охватит меня. Парализованный ужасом, я почти утратил способность рационально мыслить, так же как и волю сопротивляться этому ужасному импульсу. Тем вечером, прежде чем отправиться в постель, я обессиленными руками обнял свою жену, долго глядел на ее изможденное лицо и со слезами на глазах попрощался с ней, думая о неминуемой и уже близящейся разлуке. Подозвав к себе обоих сыновей, я также прижал их к груди и мысленно перепоручил заботу о них Богу. С болью в сердце я подумал о том, что так и не смогу бросить последний взгляд на любимую дочь, оставшуюся в Сринагаре. Мысленно также препоручив ее Богу и, увидев ее своим внутреннем взором, упал на кровать, не в силах сдерживать рыданий, теснившихся в моей груди.

Мне потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя после того, как я (мне тогда так казалось) сказал последнее «прощай» своей жене и детям и приготовиться к встрече с неизбежным. Затем я серьезно задумался о своей болезни. Было наивностью думать, что болезнь, принявшая такое течение, может благополучно пройти. Смерти, безусловно, будет предшествовать период буйного помешательства, которого я хотел любой ценой избежать. Думая об этом, я перебирал в уме всевозможные способы покончить счеты с жизнью и никак не мог остановиться на самом простом и безболезненном. Я взвешивал все возможности, время от времени начиная бредить и беспрестанно переворачиваясь с боку на бок, не в состоянии выбраться из объятий бессонницы. Прошло несколько часов, а мой истерзанный мозг так и не смог принять окончательного решения. Не знаю, как это случилось, но к рассвету впервые за долгое время я забылся сном и увидел себя сидящим за столом напротив тарелки с отварным рисом и мясом — типичным кашмирским блюдом, которое всегда так нравилось мне.

Я тут же проснулся. Свечение, присутствовавшее в сновидении, некоторое время стояло перед моим взором и наяву. Неожиданная мысль пронзила мой почти помрачившийся ум. Я подозвал жену и попросил ее приносить мне пищу каждые два часа, добавляя к обычному рациону несколько унций хорошо проваренного мяса. Следуя моим инструкциям, жена тут же приступила к приготовлению пищи и приносила мне ее в указанное время с точностью до минуты. Я ел механически, мои руки дрожали, поднося еду ко рту, — явное свидетельство того, что я все еще пребывал в бреду. В этот день мне было особенно трудно разжевывать и проглатывать еду, но все же я умудрялся это делать, запивая твердую пищу большими глотками молока. Покончив с последней порцией в девять часов вечера, я почувствовал некоторое облегчение. Напряжение спало, и я продолжал ощущать лишь крайнюю усталость, сменившуюся глубокой сонливостью. С радостным чувством, от которого слезы навернулись на глаза, я вдруг ощутил, что на меня накатила волна благословенного сна. Я крепко проспал до утра, как обычно, окутанный покровом света.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Так неожиданно под влиянием сияющего потока мои пищеварительные способности значительно возросли, причем без всяких нежелательных последствий. Начался очередной период нового опыта, к которому подтолкнуло необычное функционирование моего организма. Трудно было поверить, что пищеварительные органы могут настолько активизировать свою деятельность, превратив меня из человека, всегда питавшегося очень умеренно, в настоящего обжору. Мой желудок, стимулируемый деятельностью внутреннего огня, начал поглощать огромное количество пищи, которая как будто сгорала, не вызывая при этом у меня никакого отвращения. Я читал и слышал о йогах, которые настолько научились контролировать работу органов пищеварения, что могли поглощать пищу в невероятных объемах в целях ее преобразования в светоносную энергию, однако я не испытывал особого доверия к этим историям. Но сейчас то, во что я никогда не верил, я мог наблюдать в самом себе, еще раз поражаясь силам и возможностям, скрытым в нашем теле.

Я был не столько встревожен силой своего аппетита, сколько поражен способностями моего желудка. По самым скромным подсчетам я поглощал пищи примерно в четыре раза больше, чем до начала всех этих событий, а на протяжении первой недели это количество в шесть раз превышало нормальное. Пища исчезала в желудке, как будто испарялась — без сомнения, ее с жадностью высасывали голодные клетки моего тела. Независимо от времени суток, у меня могло возникать внезапное желание есть, при этом я не чувствовал вкус пищи. Это желание временами переходило в чувство тошноты и отвращения к любой еде. Мой опыт научил меня, что такие симптомы являются признаком отравленных нервов и нежелательным последствием, возникающим в первое время после пробуждения Кундалини. Я не знаю против этого иного противоядия, кроме правильного питания, несмотря на отвращение, — состав пищи определяется привычками и состоянием организма. Единственное, о чем следует позаботиться: пища должна легко перевариваться, быть полностью натуральной и принимать ее надо в приемлемом количестве, с регулярными интервалами между едой, как правило, не более трех часов. Доступность питательной для желудка диеты принципиально важна, поскольку таким образом дает возможность нервной системе избавиться от нечистот.

В настоящее время мы ничего не знаем о природе той тонкой органической субстанции в теле, которая служить питанием для перевозбужденных нервов и постоянно поддерживает течение нервной и мыслительной энергии. На первых стадиях пробуждения Кундалини, пока вся система тела не приспособится к течению потока этой энергии, единственным способом сохранить свою жизнь и душевное здоровье является диета, правильная по количеству пищи, сочетанию продуктов и соблюдению интервалов между едой. Все учение о Кундалини основано прежде всего на предположении, что человек способен пробудить спящую в теле силу с целью получить свободу от власти чувств над воплощенным духом, дать ему возможность сбросить оковы и достичь небесного состояния. Идея о возможности пробуждения такой силы, если взглянуть на нее с точки зрения современного знания, может означать возникновение и развитие нового типа витальности, новой жизненной энергии, которая позволяет совершить такое преобразование нервной системы, которое невозможно без длительной биологической эволюции.

И на начальной стадии, и позднее обильное питание (в соответствии с аппетитом и конституцией тела) воспринимается как жертвоприношение внутренней силе, при этом отвращение к пище является обычным признаком внезапного пробуждения Кундалини. Спонтанное высвобождение этой силы и ее стремительное движение через нервную систему приводит к острым расстройствам в системе питания и выделения. Именно поэтому в такой критический момент столь важно присутствие учителя, поскольку ученика иногда необходимо кормить принудительно, чтобы сохранить ему жизнь. Полностью обессиленный непонятными внутренними событиями, он часто утрачивает контроль над собой и не обладает достаточной силой воли для того, чтобы заставить себя есть, несмотря на тошноту и внутренний хаос. Чтобы предотвратить в таких условиях непредсказуемое поведение органов питания и выделения, последователь Хатха-Йоги посвящает много лет приобретению способности опустошать желудок и прямую кишку по своему желанию, чтобы подготовиться к тем опасностям, которые раньше или позже возникнут. Кроме этого, не существует иного смысла (разве что дешевая демонстрация гимнастических способностей) в этой тщательно разработанной и чрезвычайно трудной системе физического контроля над телом, которую все представители этой формы Йоги считают важным условием посвящения в финальную эзотерическую практику. Поэтому тот, кто хочет стать последователем этого направления Йоги, должен достичь совершенства во всех предварительных упражнениях и методах контроля над телом, прежде чем начнется высший, но в то же время и опасный процесс пробуждения змеи.

В начале апреля 1944 г. мы отправились в Сринагар. Благодаря усилиям моей жены и ее отца мы запаслись всем необходимым для двухдневного путешествия в горах, и я смог добраться до Сринагара без происшествий, несмотря на свое ослабленное состояние. Там, окруженный родственниками и друзьями, а также заботой жены и дочери, я быстро поправился и через несколько месяцев уже мог вернуться к выполнению своих обязанностей на работе. На протяжении года я полностью восстановил силы и мог переносить напряжение и утомительную деятельность, но так и не смог преодолеть склонность моего организма к расстройствам пищеварения, возникающим из-за нерегулярности питания или необычного его состава. Я вернулся к своей прежней привычке есть два раза в день, выпивая чашку молока с кусочком хлеба утром и вечером. К концу года мой аппетит пришел в норму, количество еды также стало умеренным, и она обязательно включала небольшой кусочек мяса.

Яркость восприятия внешних объектов, которые казались сверкающими (так же, как и внутренних образов и сновидений), за время наиболее тяжелого периода моего последнего расстройства настолько усилилась, что каждый раз, когда я смотрел на прекрасный солнечный пейзаж, мне казалось, что небесный рай опустился на землю, озаренный танцующими бликами света, похожими на капли расплавленного серебра. Эта удивительная субъективная способность моего сознания, позволяющая воспринимать весь мир прозрачным, сверкающим и пронизанным силой, не изменялась не покидала меня, благодаря чему мне и сегодня все вещи кажутся Пронизанными невыразимым сиянием.

В последующие годы я не замечал в себе никаких внешних изменений. Все происходившее было где-то внутри, за пределами моего знания и восприятия. Поскольку я не мог отметить в себе никаких других изменений, кроме того безбрежного моря сияния, в котором жил, я решил отказаться от попыток снова вызывать сверхъестественную силу, сурово предупрежденный последним пугающим эпизодом, и полностью погрузился в повседневные дела и заботы, пытаясь вести нормальную жизнь.

В 1946 г. вместе с несколькими друзьями и коллегами я начал активно участвовать в движении за экономические реформы, затрагивающие все основные социальные функции нашего общества. Я остро осознавал то бремя нищеты и отсутствия гражданских прав, которое каждая малообеспеченная семья была вынуждена нести всю жизнь, до самого погребального костра, — и все это ради преходящего удовольствия превзойти своих соседей в пышной показухе; в том, кто богаче накроет стол или даст большее приданое невесте, и во всех остальных подобных социальных ритуалах. Поэтому мне хотелось попытаться создать условия, которые позволили бы человеку с небольшими доходами избежать презрительного к себе отношения. Мы пытаемся что-то изменить, наживая больше врагов, чем друзей, получая больше порицания, чем похвалы, и встречая больше сопротивления, чем поддержки, — а потом жизнь заканчивается...

Летом 1947 г. моя дочь вышла замуж. Свадьба была скромной, в соответствии с идеей наших реформ, доверием к которой проникся ее будущий муж, молодой энергичный юрист. В раннем детстве он остался без родителей и средств к существованию, поэтому отказался от соблазна искать богатую невесту и женился на дочери небогатого человека без приданого. Предложение было сделано в то время, когда я был в штате Джамму, и все, что от меня требовалось, — дать свое разрешение. С учетом моих личных особенностей и склонности к скромной жизни для меня было важен поступок моего будущего зятя, так как он пренебрег устоявшимся обычаем жениться на невесте с приданым и согласился на материальную неопределенность в будущей семейной жизни.

Осенью того же года мирная долина Кашмира подверглась на падению воинственных племен, которых направляли хорошо подготовленные и обученные лидеры. Они напали на мирных кашмирцев, грабя, насилуя и убивая без разбора, захватив почти всю северную часть долины. После нескольких стычек с индийскими войсками нападавшие обратились в бегство, а наша небольшая группа энтузиастов была готова направить всю свою энергию на благородное дело помощи жертвам нападения.

Той зимой из-за плохой погоды многие официальные учреждения не переехали в Джамму из пограничных районов штата, подвергшихся массовой резне. Я также продолжал выполнять свои служебные обязанности в Сринагаре, полностью посвятив себя делу помощи пострадавшим. Поглощенный этим занятием, я не мог покинуть Кашмир зимой 1948 г., в то время как наша собственная судьба висела на волоске. Тогда же произошли резкие изменения и в политике руководства штата. Наследственные правители отреклись от престола, освободив место для народного правительства, и этот переворот в верхах повлек за собой множество других перемен, вследствие чего появились новые ценности вместо старых, а также новый образ мышления и действия. Старый порядок разрушился, ничего не изменив к лучшему (как обычно и бывает) в природе людей, которые, быстро позабыв уроки революции, действовали так же, как и раньше, что сделало неизбежным новый переворот.

В ноябре 1949 г. я снова поехал в Джамму вместе со своим офисом, а моя жена решила остаться в Сринагаре, чтобы присматривать за домом и детьми. Она уже не так сильно беспокоилась о моем здоровье и стала больше доверять моей способности позаботиться о себе, учитывая ту выносливость, которую я проявил во время событий последних двух лет. Моя пищеварительная система функционировала вполне регулярно, не давая ни малейшего повода для беспокойства. С другой стороны, я стал получать удовольствие от того, что помогал подняться на ноги сотням пострадавших семей, особенно людям без средств к существованию и без влияния в обществе. Я жил в Джамму вместе со своим старым другом, который был настолько любезен, что предоставил мне комнату. Это предложение, сделанное с искренней любовью и заботой, я принял с радостью, прежде всего потому, что это давало мне возможность бывать одному, поглощенному созерцанием сияния внутри меня, которое начало усиливаться, напоминая мне видения в первые дни после пробуждения Кундалини.

Обеспокоенный страшным опытом, через который я прошел, я полностью отказался от попыток продолжать медитацию. Сейчас я делал совершенно иное — без всяких усилий, иногда даже не осознавая этого, я все глубже и глубже уходил в себя, поглощаясь светящимися волнами сознания, которые становились все больше и больше по мере такого, как я позволял себе без сопротивления погружаться в этот океан, в котором растворялось мое «я».

После примерно двенадцати лет любопытные изменения произошли и в светящемся круге осознавания вокруг моей головы — того осознавания, которое позволяло мне постоянно воспринимать тонкий мир вездесущей жизни, присутствующий повсюду. В нем я дышал, ходил и действовал, никак не затрагивая его однородную субстанцию, которая в то же время не влияла на мои повседневные взаимоотношения с миром. Иными словами, это выглядело так, как будто я дышал, двигался и действовал, окруженный чрезвычайно тонкой, невидимой и сознательной пустотой, подобно тому, как мы окружены радиоволнами, но с тем отличием, что я не воспринимал и не чувствовал существование этих волн и вынужден был признать их существование на основании логики определенных фактов. Я осознавал, как мое собственное ограниченное сознание превзошло свое ограничение и находилось теперь в прямом контакте со своей сущностью и первоистоком, подобно тому, как осознающая капля росы плавала в океане чистого бытия, не исчезая и не растворяясь в массе окружающей ее воды.

На протяжении последнего месяца было несколько случаев, когда я отмечал тенденцию моего сознания обращаться вовнутрь, не встречая при этом никаких преград, подобно тому, как капля масла расплывается на поверхности воды. Так могло продолжаться до тех пор, пока я не предпринимал усилия, чтобы вернуться в нормальное состояние, казавшееся теперь тоже более расширенным, чем обычное поле сознания, которое было у меня до пробуждения. Однако я не придавал особого значения этой стадии, считая все это попытками ума погрузиться в мечты, которые по причине своей светоносности создавали видимость дальнейшего внутреннего расширения, не требуя никакого дополнительного изменения в моем уже и без того необычном состоянии сознания.

Примерно через месяц после моего прибытия в Джамму я отметил, что эта склонность к погружению в себя стала проявляться чаще и более явно, а также что это каждодневное погружение в светоносные глубины моего собственного бытия стали для меня источником силы и чувства счастья. Однако события развивались настолько постепенно, а изменения были настолько непредсказуемыми, что это привело меня к убеждению, что все происходившее было следствием общего улучшения моего здоровья из-за более благоприятного климата, чем каких-то внутренних факторов, действующих во мне.

Ближе к третьей неделе декабря я отметил, что после возвращения из этого длительного погружения в себя, которое теперь стало ежедневным в те часы, когда я мог оставаться наедине, мой ум обычно задерживается на строках любимых поэтов-мистиков. Не переоценивая свои поэтические способности, которых у меня совершенно не было в обычном, не самоуглубленном состоянии, я решил попробовать написать что-то свое, взяв за образец строки этих поэтов. Если не считать того, что я хранил в памяти несколько дюжин санскритских стихов из древних трактатов и высказываний различных мистиков, я не знал о поэзии ничего. После нескольких дней любительских попыток я вдруг почувствовал волнение и готовность первый раз в жизни написать стихи. Не придавая особого значения тому, что, как я считал, было лишь преходящим порывом, я написал несколько строк, и в дальнейшем я каждый день посвящал этому занятию несколько часов.

Я писал на кашмирском языке, но через две недели ежедневных трудов понял, что не могу достичь того, чего мне хотелось. Однако бесплодность моих попыток написать стихи вместо того, чтобы ослабить мой дух, подтолкнула меня к еще более настойчивым попыткам, и я посвящал все больше и больше времени тому, что скоро стало для меня регулярным и очаровывающим увлечением. Высокий уровень требований, которые я предъявлял к своему творчество, приводил к тому, что я мог несколько часов пытаться написать одну строку, а потом еще столько же подбирать к ней вторую. Я никогда не пытался увязать эту новую склонность с действием таинственной силы моего тела. Однако на самом деле все эти неудачные попытки написать стихи были лишь прелюдией к событиям, которые произошли позже. Так, благодаря своим внутренним упражнениям я открыл в себе новый талант, о существовании которого раньше даже не подозревал, а мои грубые и неумелые попытки были первым признаком ученичества.

В эти дни одна из наиболее активных участниц нашей небольшой группы энтузиастов в Кашмире приехала в Джамму. Она довольно часто заходила ко мне, обычно для того, чтобы узнать новости о нашей работе в Сринагаре, которые я регулярно получал от секретаря или казначея. Однажды, когда она собиралась уходить, я предложил проводить ее домой, надеясь, что такая длительная прогулка развеет легкую депрессию, которую я в то время испытывал.

Мы шли не торопясь, обсуждая нашу работу, и внезапно, проходя по мосту через реку Тави, я почувствовал настолько глубокое погружение в себя, что почти утратил связь с окружающим. Я перестал слышать голос моей спутницы — казалось, она находится на большом расстоянии от меня, хотя в действительности она шла рядом. Я внезапно ощутил, подобно вспышке ослепительного света, присутствие какой-то сознательной силы, возникшей из ниоткуда и заполнившей меня, заслонив все окружающее. А потом я увидел две строки прекрасных стихов на кашмирском языке, которые в виде светящейся надписи появились в воздухе, а затем исчезли так же внезапно, как возникли.

Когда я пришел в себя, то понял, что девушка в изумлении смотрит на меня, озадаченная тем, что я вдруг замолчал с выражением полной отрешенности у меня на лице. Не рассказывая ей всего, что со мной произошло, я лишь прочел ей стихи, сказав, что они как озарение возникли у меня в уме помимо моей воли и что именно поэтому я замолчал. Она слушала стихи, пораженная их красотой, оценивая каждое слово, и потом сказала, что ее больше всего удивляет, как я, будучи человеком, никогда раньше не писавший стихов, смог с первой попытки создать такие прекрасные сроки. Я молча слушал ее, думая о глубине переживания, которое я испытал. До этого мгновения весь мой опыт, связанный со сверхсознанием, был чисто то субъективным. Однако сейчас я в первый раз имел вещественное доказательство того изменения, которое произошло во мне неосознанно и независимо от моего обычного повседневного сознания.

Комментарии к четырнадцатой и пятнадцатой главам

В своем описании экстатического переживания Самадхи автор отмечает, что он «жил в сверкающем мире ярких красок». Необычный визуальный опыт восприятия цвета и фактуры предметов, о котором пишут и Хаксли во «Вратах восприятия» (говоря о тех, кто переживал видения под действием ЛСД), и Зенер в книге «Мистицизм — сакральный и профанный», и Саммерс в «Физических феноменах мистицизма», подтверждает, что описанные здесь переживания носят такой же характер. Однако есть существенное отличие между «сакральным» мистицизмом Гопи Кришны и «профанным», под которым вслед за Зенером я понимаю химические средства получения необычного опыта.

Возможно, современная жажда визуального опыта (осмотр достопримечательностей, телевидение, подводные съемки, фотография, интерес к обнаженному телу, воздействие на сознание с помощью ЛСД и мескалина) является отражением потребности души в истинном восприятии. Об этом стремлении к истинному видению и готовности платить за него говорят и цены на произведения искусства. Сегодня наш жадный взор желает прекрасных видений — мы хотим увидеть лик Бога, пусть даже с помощью химического экстаза.

Сакральный мистицизм признает возможность трансформации восприятия. Это касается не только отдельно взятого визуального восприятия, связанного с удовольствием или возбуждением, а и (как результат) — всего состояния бытия. В алхимии это состояние сравнивается с образом павлиньего хвоста, перья которого украшены многочисленными «глазами», окрашенными в самые яркие цвета из тех, что встречаются в природе. Алхимический камень называют также эликсиром, который окрашивает все, с чем соприкасается. Возвращение ярких красок наступает за белой стадией, и психологически это означает возвращение здоровья и жизненной силы, радости жизни, любви к самому процессу существования, освобождение чувств и их выход за пределы того, что нас окружает в каждое мгновение. Так духовный мир выходит из своего погруженного в тень бытия, где он был всего лишь феноменом ума, и обретает яркие краски живой реальности.

Но даже в алхимии за этой стадией следует стадия умерщвления и дезинтеграции. Трудно сказать, почему это должно происходить в алхимии; однако здесь нам дается некий инсайт. Гопи Кришна, честно рассказывая о своем опыте, пишет: «Меня переполняла радость от осознания своего достижения. Не было никаких сомнений в том, что я стал счастливым обладателем пробужденной Кундалини. Лишь теперь я смог постичь причину того, почему в древности успех в этом начинании считался высочайшим достижением, высшей наградой, обретаемой в конце пути». Он ставит достигшего цели йога «превыше великих правителей», говоря о «великом даре судьбы», который достался ему.

Следующий абзац начинается словами: «Но, увы, мое счастье было таким недолгим!». Если обратить внимание на выделенные слова, становится ясно, почему так произошло. После первой вспышки ему показалось, что он стал обладателем пламени. Поэтому неизбежным стал процесс еще более сурового очищения, процесс умирания для всего. (Приходится еще раз отметить, насколько неизбежным является страдание!)

Недаром в алхимии павлин — символ гордости и тщеславия; оказывается, алхимический эликсир может окрашивать собой и «эго», отравляя его заразой вновь ожившего субъективизма и верой в то, что воспринимаемый мир якобы является моим, дарованным мне в награду.

Особое состояние, которое можно назвать переживанием смерти, сопровождаемое приступами неконтролируемых судорожных телодвижений, описывается в некоторых средневековых трактатах, в которых эти движения приписываются одержимости дьяволом. Это переживание является разновидностью расчленения, дезинтеграции, рассматриваемой шаманами как архетипическое событие в их процессе индивидуации (см. книгу Мирче Элиаде «Шаманизм — архаические техники экстаза»).

Психологически основной механизм воли, в центре которого находится «эго», распадается на отдельные комплексы. Так человек перестает контролировать себя, и нервная система начинает функционировать автономно, преобладая над совокупностью привычек, обычно идентифицируемых с сознательной волей. Индивид становится жертвой бессознательных энергетических центров, а их дьявольские комплексы, выпущенные на свободу, подталкивают его каждый в свою сторону.

Сильное впечатление производит физическая реальность опыта смерти, пережитого Гопи Кришной. Он подтверждает то, о чем я уже пытался писать в книге «Самоубийство и душа», — только в том случае, если опыт смерти является убедительным, полностью «реальным», за ним может последовать действительно реальное возрождение. События должны быть на самом деле угрожающими, иначе опыт смерти и возрождения не будет подлинным.

На меня произвело сильное впечатление то, что автора спас сон, причем настолько простой — он увидел тарелку с мясом. Когда Гопи Кришну впервые посетило желание есть мясо, он нарушил законы своих бессознательных установок, заключавшихся в том, что единственно верной является его весьма умеренная диета и что его аппетит — признак жадности (хотя его действительная «жадность» имела духовную природу, как показывают выделенные нами выше словами).

Нечто подобное довольно часто происходит и в ходе психоанализа: бессознательное стремится совершить некий шаг, направленный на улучшение здоровья, который сознательная личность (использующая свою ограниченность для поддержания невроза) не способна предпринять. Однако реальный шаг вперед не будет сделан, пока не пришло для него время.

Что означает в данном случае мясная пища? Не является ли она символом возвращения к человеческой природе в ее животной реальности, к зову крови, к инстинктам охоты, борьбы, убийства? Мясо — это еда охотника, воина, вождя. В алхимии оно принадлежит к символам красного короля, олицетворяющего мужскую эмоциональную силу. Оно также является финальной интеграцией материнского комплекса.

Начав принимать мясную пищу, Гопи Кришна вернулся к миру действия, в качестве «вождя» он организовал группу, занимающуюся социальной работой. Он был глубоко вовлечен в эту работу — не только с помощью чернил и бумаги, как во время работы в правительственном учреждении. Теперь он принимал в этом участие на уровне повседневного страдания — война, вдовы, беженцы... Время возвращения в мир людей традиционно является наиболее критическим. Как вернуться к повседневной жизни после пережитого «великого освобождения»? Как после обретения такого глубокого опыта перенести чувство любви, красоты и значимости мира в повседневную жизнь? И можно ли вообще как-то заполнить эту пропасть между различными уровнями бытия? Если труден переход в иной, освобождающий мир, то насколько труднее является возвращение в этот привычный, хорошо известный мир со всеми его мелочами и банальными страданиями. Создается впечатление, что для Гопи Кришны это возвращение осуществляется совершенно естественно (хотя этому способствовало то, что он, так сказать, одной ногой уверенно стоял в этом мире, — работа, семья, питание). «Как мне вернуться обратно в общество, в мир моих собратьев, чтобы принести им тот дар, который я обрел?» — вот в чем вопрос. Завершение его кризиса символизирует пища. Когда он начал есть, к нему «вернулся» аппетит и вместе с этим он сам вернулся в мир.

Естественное возвращение в мир, в социальную реальность, использования своих сил для того, чтобы устанавливать социальные связи и смягчать боль других — все это тоже напоминает последние стадии алхимии, в частности, получение «масла». Интересно, что Гопи Кришна описывает этап возращения к повседневной жизни, сравнивая свое сознание, расширяющееся и распространяющееся в мир, с каплей масла, расплывающейся на поверхности воды.

В алхимии принято считать, что алхимический камень имеет масляную природу. Он легко растворяется, но его нельзя потом выпарить и он окрашивает (как настойка) все, с чем соприкасается. Гопи Кришна пишет, что развитие событий было постепенным, а изменения почти незаметны, связывая это с общим улучшением здоровья, а не с каким-то новым принципом функционирования организма. Это медленное, прочти незаметное течение, более мягкое, чем вода, и выражается с помощью символа «масло», символа изобилия, радости и сострадания, свойственных полноте бытия.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Проводив мою спутницу, я вернулся домой к обеду. Весь обратный путь в эту вечернюю пору я находился в приятном покое, чему способствовали одиночество и дорога, по которой мне редко приходилось ходить. Я находился под глубоким впечатлением от загадочного видения и того внезапного скачка, который мой ум совершил в новом направлении. Чем настойчивее я анализировал происшедшее, тем больше поражался глубокому значению, совершенству формы и притягательности языка в увиденных мной строках. Несомненно, эти слова не могли быть порождением моего ума.

Я пришел домой и сел обедать, полностью уйдя в свои мысли. Сначала я ел чисто механически, забыв обо всем, что меня окружало, и о еде передо мной, не способный выйти из глубокого погружения в то, что со мной произошло. Оставалась лишь небольшая связь с окружающим миром — как у сомнамбулы, инстинктивно уклоняющейся от столкновения с объектами, однако не осознающей, что при этом происходит. Примерно в середине обеда, все так же оставаясь наполовину погруженным в транс, я вдруг отметил удивительное явление, происходившее внутри меня и заставившее оцепенеть от изумления и страха.

Сидя на удобном стуле и без всяких усилий с моей стороны, я постепенно стал погружаться в состояние возбуждения и расширения границ себя, подобное тому, которое я испытал в самом начале, в декабре 1937 г. Но сейчас вместо ревущего звука я слышал нечто подобное мелодичному, очаровывающему жужжанию роя пчел, а вместо ощущения, что меня окружает пламя, мне казалось, что все вокруг пронизывает серебристый свет.

Но наиболее поразительное в этом переживании было внезапное осознание, что, хотя я вас так же связан с телом и окружающей меня средой, мое «я» вдруг расширилось до гигантских размеров и

оказалось в прямом контакте со всей сознательной вселенной, которая невыразимым образом присутствовала повсюду. Мое тело, стул, на котором я сидел, стол, комната с ее четырьмя стенами, все, что находилось за этими стенами, земля и небеса — все это было лишь призрачным миражом на фоне этого всепроницающего океана чистого бытия. Если попытаться описать его наиболее существенный аспект, то этот океан казался одновременно безграничным и простирающимся во всех направлениях и в то же время был не более, чем бесконечно малая точка. Из этой точки излучалось все существующее, в том числе и я, и мое тело.

Казалось, все это было отражением, таким же огромным, как весь космос, но создавалось исходящим из точки светом. Весь огромный мир зависел от лучей, исходивших из этой точки. Так безбрежный океан сознания, в котором я сейчас растворялся, оказался одновременно и бесконечно большим, и бесконечно малым. Большим потому, что на его волнах плавала все мироздание, а малым потому, что он был тем «ничто», которое вмещает в себя все.

Это было поразительное переживание, которое я не могу ни с чем сравнить, — оно находилось за пределами всего, что принадлежит к этому миру, воспринимается чувствами и осознается умом. Я ощущал присутствие внутри себя мощного и сконцентрированного сознания — этого исполненного величия образа космоса, который предстал передо мной не только во всем своем великолепии и огромности, но и во всей своей сущности и реальности.

Мир материальных явлений, находящийся в непрерывном движении, непрерывном изменении и растворении, стал казаться мне фоном, чрезвычайно тонким и быстро тающим слоем пены на поверхности катящего свои волны океана жизни; тонкой и призрачной завесой тумана, скрывающей бесконечно огромное солнце сознания, представляющего собой обратную сторону взаимоотношений между миром и ограниченным человеческим сознанием.

Так космос, который еще недавно был вездесущим, оказался лишь призрачными преходящими формами, а точка сознания, раньше заключавшаяся в теле, выросла до размера огромной вселенной, став вызывающим трепет величественным всеприсутствием, на фоне которого материальный мир был лишь мимолетным, иллюзорным видением.

Примерно через полчаса я вышел из этого наполовину трансового состояния, по интенсивности переживания сравнимого с целой прожитой жизнью, полностью забыв о течении времени и пораженный до самой глубины моего существа величием и великолепием этого видения. В этот период, вероятно, вследствие изменений состояния моего тела и ума, вызванных внешними и внутренними раздражителями, были моменты более и менее глубокого проникновения, различающиеся не по времени их возникновения, а по состоянию погруженности. В мгновения наиболее глубокого проникновения всемогущее, всезнающее, исполненное блаженства и в то же время абсолютно неподвижное и неосязаемое сознание было настолько бесформенным, что та внутренняя линия, которая отделяла материальный мир от безграничной, все осознающей Реальности, перестала существовать и эти две сферы слились воедино — великий океан поглотился в капле, огромная вселенная уместилась в песчинке, а все творение, познающий и познаваемое, зрящий и зримое превратились в не имеющую размера пустоту, которую невозможно ни представить с помощью ума, ни описать словами.

Перед тем как полностью выйти из этого состояния и прежде чем слава, в которой я купался, полностью угасла, я увидел проплывающие у меня в уме светящиеся строки тех же стихов, которые уже видел сегодня, когда мы переходили через мост Тави. Строки следовали одна за другой, как будто попадали в мое сознание из некого иного источника знания внутри меня. Они начинались из ярко светящейся глубины моего существа, возникая внезапно как законченные строфы, подобные падающим снежинкам, которые из крошечных точек становились отчетливо видимыми, имеющими правильную форму кристаллами, проплывающими у меня перед глазами и исчезающими так быстро, что они не успевали даже оставить след в памяти. Стихи возникали передо мной в законченном виде, написанные по всем правилам языка и рифмы, как будто их порождал окружающий меня вселенский разум для того, чтобы они предстали перед моим внутренним взором.

Когда я встал со стула и пошел к себе в комнату, я все еще оставался в приподнятом настроении. Прежде всего, я решил записать стихи, по крайней мере то, что я помнил. Однако это было не таким простым делом, потому что я вдруг понял, что за короткое время забыл не только порядок строк, но и сами слова. Поэтому мне пришлось потратить более двух часов, чтобы их вспомнить.

В этот день я лег спать в восторженном и радостном настроении. После долгих лет страданий я наконец узрел проблеск чего-то высшего и божественная благодать коснулась меня, поразительным образом подтверждая учение о Кундалини. Я не мог поверить в свою удачу — все это было настолько поразительным... Однако, когда я заглянул внутрь себя, чтобы понять, что именно я совершил, чтобы заслужить это, я почувствовал глубокое смирение. Я не мог поверить в то, что эта честь была дарована мне за какие-то мои выдающиеся достижения, поскольку вел жизнь обычного человека и не сделал ничего особенного, достойного награды; не достиг я и полного подчинения своих желаний. Вспомнив все заслуживающие внимания события последних двенадцати лет и рассмотрев их с точки зрения последних событий, я отметил, что все, казавшееся раньше непонятным, вдруг приобрело для меня новое значение. Переполненный бесконечной радостью, которая охватила меня в момент откровения, я совершенно забыл о тех ужасных мучениях, через которые прошел, а также об изнурительной тревоге и беспокойстве, сопровождавших меня в то время. Я испил в полной мере чашу страданий, чтобы теперь оказаться перед сияющим, никогда не заканчивающимся источником радости и покоя, находящимся внутри меня и ожидавшим благоприятной возможности, чтобы проявить себя и подарить мне в одно мгновение более глубокое откровение о природе вещей, чем это могла сделать вся жизнь в ученичестве.

Думая обо всем этом, я наконец уснул, вновь погрузившись в ту заполненную светом сферу сновидений, в которой путешествовал каждую ночь. Когда я утром проснулся, то первое, что вспомнил, — это трансцендентное переживание, случившееся прошлым вечером. Даже мимолетное воспоминание о прикосновении сверхсознания снова перенесло меня в ту бесконечность, которая превосходила все, с чем мы встречаемся в физическом мире. Учитывая огромность видения, нет ничего удивительного, что древние индийские пророки настойчиво повторяли, будто материальный мир — всего лишь тень и непостоянное, иллюзорное явление на фоне вечного трансцендентного солнца.

На протяжении двух следующих недель я каждый день писал несколько стихотворений на кашмирском языке, которые раскрывали разные грани пережитого мной, некоторые из них имели апокалиптический характер. Стихи возникали сами, в любое время дня или ночи; обычно этому предшествовала остановка привычного потока мыслей. Это прекращение умственной активности довольно быстро сменялось состоянием глубокой поглощенности, как будто я погружался в глубины себя, чтобы уловить там вибрации некого послания, облеченного в поэтическую форму. Сначала стихи возникали передо мной в тонкой форме, подобно невидимому семени, а потом проходили у меня перед мысленным взором как полностью сформировавшиеся строки, быстро сменяющие друг друга, пока все стихотворение не оказывалось завершенным, после чего у меня возникало желание выйти из погруженности в транс и вернуться к нормальному состоянию.

В течение этих двух недель у меня еще раз было такое же трансцендентное переживание, почти во всем подобное первому. Я сидел на стуле, перечитывая фрагмент, написанный мной накануне, когда, повинуясь неведомому порыву, я откинулся на спинку стула и закрыл глаза, расслабившись и ожидая результатов. В это мгновение я почувствовал, что расширяюсь во всех направлениях, забыв об окружающем и погрузившись в безбрежное море яркого сияния, заполненное приятными мелодичными звуками, не похожими ни на одну симфонию, которую можно услышать на земле. Увлекаемый этим звуком, я вскоре почувствовал, что больше не связан ни с чем в материальном мире и оказался в невыразимой пустоте — удивительном состоянии, полностью лишенном пространственных или временных свойств. Полчаса спустя я вернулся в нормальное состояние и через несколько мгновений увидел перед собой прекрасное стихотворение, порожденное тем необычайным переживанием, через которое я только что прошел.

Прошло две недели, и неожиданно изменился язык стихов, они стали возникать передо мной уже не на кашмирском языке, а на английском. Мои весьма слабые познания в английской поэзии ограничивались несколькими поэмами, которые я читал во время обучения в школе и колледже. Не являясь любителем поэзии, я никогда не читал ее, и не зная ничего о рифме и размерности, свойственным английской поэзии, я не мог ничего сказать о степени совершенства своих стихов.

Через несколько дней мне явились стихи уже не на английском, а на урду. Поскольку в силу своей работы я знал этот язык, для меня не составляло труда записать стихи, хотя в них все же оставались пробелы, которые я смог заполнить лишь спустя несколько месяцев. Через несколько дней после стихов на урду у меня в уме возникли стихи на пенджаби. Хоть я и не читал ни одной книги на пен-джаби, однако знал этот язык благодаря общению с друзьями, которых приобрел, когда несколько лет жил в Лахоре, обучаясь в школе и колледже. Однако моему удивлению не было границ, когда через несколько дней я увидел стихи на персидском языке, которого совершенно не знал. Затаив дыхание, я ждал, и вот наконец перед моим внутренним взором появилось целое стихотворение на персидском языке. Поскольку в кашмирском языке довольно много персидских слов, мне было нетрудно понять отдельные слова, которые употреблялись в моем родном языке. После немалых усилий я наконец смог записать все строки, однако в них было много ошибок и пропусков, которые я не смог заполнить даже спустя длительное время.

Попытка записать несколько коротких поэм на персидском языке потребовала от меня таких усилий, что через несколько дней я решил отказаться от этой непосильной задачи. От всего этого я чувствовал себя полностью выдохшимся и отметил нездоровое воздействие, казалось бы, продолжительных занятий, обычно предшествовавших сну. Поэтому я решил дать себе возможность неделю полностью отдохнуть.

После этого недолгого отдыха, почувствовав, что мое здоровье улучшилось, я не считал необходимым сопротивляться желанию записывать стихи и поддавался вдохновению каждый раз, когда оно приходило. Однажды, когда подчинившись своему стремлению расслабиться и подготовиться к восприятию стихов, я погрузился в себя достаточно глубоко, чтобы ощутить тонкую эманацию, исходящую из внутреннего источника сознания, я почувствовал волнение и страх, которые пронизали каждую мою клетку, когда передо мной предстали строки на немецком языке, чего я уж и вовсе не ожидал. Придя в себя после погружения, я испытал сильное сомнение в том, что мне удастся справиться с этой задачей, — я никогда не изучал немецкого, не видел ни одной книги на этом языке и в моем присутствии никто не говорил на нем. И, тем не менее, я решил попытаться записать небольшую поэму, просто опровергнув истину, веками казавшуюся незыблемой, согласно которой, для того чтобы писать на каком-то языке, необходимо его знать.

После стихов на немецком последовали строки на французском, итальянском, санскрите, арабском. Единственное, что мне оставалось предположить, — это то, что по воле случая я вошел в контакт с источником всеобщего знания и поэтому смог писать стихи на большинстве из распространенных на земле языков. Я чувствовал, как через меня проходят волны сознательной энергии, подобные электрическому току, несущие то знание, к которому я никогда не мог иметь доступа по причине ограниченных возможностей моего мозга.

Мне не хватало слов, когда я пытался описать переживания, которые были наиболее возвышенной и вдохновляющей частью моего бытия. Во всех этих случаях я начинал ощущать в себе присутствие некоего наблюдателя, или, если выразиться точнее, — моей собственной светоносной сущности, которая (отвергая все представления о границах тела) свободно плыла по волнам яркого моря сознания, каждая их которых вмещала в себя безграничную вселенную значений и смыслов, включающую и все настоящее, и все прошлое, и все будущее, порождающую все науки, философии и искусства, бывшие когда-либо на земле, так же как и те, которым еще предстоит появиться в будущем. Все это было сконцентрировано в точке, существующей одновременно здесь и везде, сейчас и всегда, — бесформенном, неизмеримом океане мудрости, из которого знание капля за каплей попадает в человеческий мозг.

Каждый раз, когда я попадал в эту сверхчувственную реальность, меня настолько переполняло чувство таинственности и изумления, что все остальное в этом мире, все события человеческой истории, все мечты и желания, все события моей жизни и даже сам факт моего существования, жизни и смерти казались тривиальным перед неописуемым великолепием, непостижимой таинственностью и величием океана жизни, в котором мне иногда удавалось достичь берега.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Ежедневное погружение в океан сознания, к которому я неожиданно получил доступ, возбуждающе подействовало на мой ум. Я был изумлен богатством открывшегося во мне мира. Беспокойство и сомнения, вызванные моим состоянием, исчезли без следа, уступая место чувству невыразимой благодарности божественной силе, которая, невзирая на мое невежество и постоянное сопротивление, на мои ошибки и промахи, все же создала во мне новый канал восприятия, благодаря которому потрясающая реальность открылась для моего внутреннего взора.

Несмотря на все мои усилия, известия об этих странных психических проявлениях просочились наружу. Мое странное поведение и состояние глубокой поглощенности не остались незамеченными хозяином дома, друзьями и сотрудниками. Даже если бы я пытался, мне не удалось бы овделаться от этого состояния, так как я находился под глубоким впечатлением событий, превосходящих всякое воображение. Я никак не мог скрыть от своих знакомых происшедшую со мной метаморфозу, поколебавшую мое душевное равновесие. Хозяин дома, и без того обеспокоенный моими прогулками в состоянии глубокой задумчивости, которой не удавалось скрыть от постороннего взгляда, совсем разволновался, обнаружив, что по ночам в моей комнате горит свет, а я что-то увлеченно пишу. Зная о моей склонности к мистицизму, он осторожно высказал опасение, что моя постоянная поглощенность и ночное творчество могут оказаться прелюдией к отказу от мира и началу монашеской жизни.

На протяжении нескольких недель я был не в состоянии сопротивляться очарованию этого нового переживания и не мог выйти из состояния созерцательности. Я непрерывно находился в его власти, не считая нескольких часов неглубокого ночного сна, что не давало мне возможности сосредоточиться на чем-либо ином. Я, словно ребенок во сне, механически принимал пищу, а когда ко мне обращались с вопросами и мне приходилось отвечать, я делал это, как человек, полностью поглощенный спектаклем, разыгрывающимся перед его взором, и ограничивался лаконичными фразами, тут же забывая их. Я продолжал посещать офис лишь в силу привычки, не испытывая никакого желания делать это. Все мое существо восставало, когда я был вынужден спускаться с трансцендентальных высот сознания к папкам, пылящимся на моем столе. Через несколько дней бесцельного просиживания в душной атмосфере рабочего кабинета, я принял решение взять отпуск на длительный срок, а затем и уволиться с работы. Осознавая, что потеря работы значительно снизит мой доход, я все же не мог противиться столь долго подавляемому желанию бросить унылую службу.

Тем временем по городу поползли слухи, и к моему дому стали стекаться толпы людей, прослышавших о происшедшей со мной метаморфозе. Большинство приходили лишь для того, чтобы удовлетворить любопытство, увидеть собственными глазами то, о чем слышали, подобно тому, как приходят посмотреть на урода в кунсткамере или увидеть представление фокусника. Мало кто обнаруживал хоть малейший интерес к природе этих неожиданных проявлений. Приток людей увеличивался изо дня на день, и вскоре у меня не оставалось ни минуты свободного времени. Понимая, что отказаться от разговоров будет невежливо и может быть превратно истолковано, как проявление гордыни, я решил проявить терпение и уделял внимание каждому собеседнику, правда ценой внутреннего покоя, столь важного для меня в первые дни метаморфозы. Обычно мой ум пребывал в экзальтированном состоянии, и мне приходилось общаться с людьми, не выходя из этого состояния, или погружаться в более глубокую задумчивость под любопытными взглядами присутствующих с тем, чтобы вновь очнуться при прибытии новой группы посетителей. Я механически приветствовал вновь прибывших, часто не сознавая, что говорю, и не замечая их ухода.

Вскоре напряжение стало невыносимым и начало явно сказываться на моем здоровье. Первым симптомом стало беспокойство по ночам, что вскоре вылилось в частичную бессонницу. Но сейчас она не вызвала во мне тревоги — вместо того, чтобы испугаться приближения врага, причинившего мне столько неприятностей в прошлом, я расценил это состояние как признак освобождения духа, его независимости от диктата плоти. Отсутствие жены, которая с неизменным женским инстинктом следила за моей диетой, позволило мне проявлять полное безразличие к приему пищи, это открыло мне глаза на то, что я освободился от рабской привязанности к регулярному питанию. Постепенно мной стало овладевать чувство отрешенности от мирских забот, сопровождающееся желанием порвать цепи, связывающие меня с семьей и вести жизнь саньясина.

Поскольку я прошел через невероятное переживание, приведшее к совершенно неожиданной метаморфозе, я должен был поделиться с другими. Поэтому я убеждал самого себя, что обязан вести жизнь, свободную от мирских оков, всецело посвятив себя служению человечеству, чтобы открыть миру великую истину, найденную мной. Единственным препятствием на пути к исполнению этого решения была моя любовь к родным и друзьям, которую, судя по опыту, будет непросто забыть. Но, вникнув более глубоко в этот вопрос, я с удивлением обнаружил, что переживание, через которое я прошел, полностью очистило мою душу от мирской любви и что я могу со спокойным сердцем навсегда расстаться со своей семьей и друзьями, даже не бросив на них прощальный взгляд, чтобы посвятить себя священной миссии, которую я возложил на себя.

Однако, хотя мне посчастливилось познать то состояние ума, которое заставляло совершать беспримерные подвиги самоотречения и аскетизма древних пророков и провидцев, я не нашел в себе достаточно сил последовать их примеру из-за стресса, которому подвергся мой организм, пребывая длительное время в неблагоприятных условиях. В моем организме был какой-то скрытый недостаток, проявлявшийся при нарушениях дневного распорядка и диеты. Думаю, что именно из-за этой слабости мне удалось проследить зависимость между телом и умом даже при трансцендентальном состоянии ума.

Более месяца я прожил в не поддающемся описанию состоянии триумфа и духовной экзальтации. В течение этого периода все мое существо было пронизано ощущением, что, где бы я ни находился и что бы ни делал, меня неизменно окружало безмолвное присутствие истока моего личного существования. Часто я переживал состояния более глубокой поглощенности, когда, потеряв дар речи, утопал в неописуемом. К концу этого периода из-за постоянного недосыпания и нарушения диеты экзальтация и ощущение счастья значительно уменьшились, и я вновь стал испытывать симптомы истощения и беспокойства. Однажды утром, поднявшись с постели в состоянии глубокой депрессии, я понял, что переживаемый мной короткий период райского счастья подошел к концу. Это отрезвило меня, как холодный душ. Осудив себя за необоснованный оптимизм, я вновь решил следить за собой и соблюдать диету. И уже через несколько дней я почувствовал улучшение.

Непростительное потворство своему блаженству, невероятное перенапряжение умственных сил и пренебрежение естественными потребностями организма в значительной мере подорвали мои жизненные силы и привели нервную систему в столь плачевное состояние, что я не смог вовремя заметить нависшую надо мной угрозу и принять необходимые меры защиты. Я слышал рассказы о людях, которые, исполнившись счастья после того, как им открылся мир сверхчувственных переживаний, поняли, что не могут больше находиться на обычном уровне сознания и полностью отказались прислушиваться к потребностям организма. Это приводило к тому, что дух покидал истощенное тело и, больше не возвращаясь на землю, так и оставался пребывать в мире неземного блаженства.

Поняв это, я первым делом отказался выставлять себя на обозрение перед бесчисленными толпами, проходящими передо мной подобно нескончаемому потоку. Я стал сознательно избегать интроспекции и глубокой погруженности во внутренний мир, стараясь почаще сосредоточиваться на различных пустяках и давать отдохнуть своему возбужденному уму. Была середина марта — начало кашмирской весны, и я чувствовал, что не должен откладывать возращение домой, где смогу рассчитывать на опеку жены, к которой всегда прибегал в периоды болезни. Не теряя ни единого дня, я вылетел в Сринагар, оставив мысль странствовать по земле, как велит традиция, в попытках возродить человечество. Я понял, что подобные мысли приходили ко мне из-за стремления к власти, которое часто проявляется при активизации интеллектуального центра пробужденной Кундалини. При этом возникает легкая интоксикация мозга, которую не способен заметить ни сам субъект, ни окружающие его люди, если они не осведомлены о причине.

Вернувшись домой, я полностью препоручил себя заботам жены, которая по выражению моего лица тут же поняла, что я нахожусь в состоянии крайнего истощения и нуждаюсь в экстренных мерах по восстановлению сил. Слухи о том, что произошло со мной долетели до Сринагара прежде, чем я там оказался, и удерживать толпы людей, осаждавшие двери нашего дома, чтобы увидеть меня, было действительно трудной задачей. Через несколько дней я настолько окреп, что смог посвятить пару часов приему посетителей, не ощущая особой усталости. Я старался большую часть времени чем-то заниматься, чтобы не впадать в состояние глубокой задумчивости, склонность к которому у меня не исчезла. Через несколько недель толпы любопытствующих начали редеть, и вскоре их поток вовсе иссяк, что дало мне возможность сделать передышку и оправиться. Но для того, чтобы полностью восстановить свои силы и вновь приступить к выполнению своих обязанностей, не впадая в экстатическое состояние, мне потребовалось более шести месяцев.

К концу отпуска я принял окончательное решение больше не выходить на службу. Путь к бегству из жалкого материального мира в безбрежный и спокойный внутренний мир был слишком узок и ненадежен, чтобы я мог позволить себе идти по нему, взвалив на свои плечи груз мирских проблем. Чтобы испробовать плод духовного освобождения, мне было необходимо освободиться от цепей, удерживающих меня в материальном мире. Уголок в шумном служебном кабинете, отведенный мне для работы, был, конечно же, не тем местом, где человек, поглощенный незримым, может проводить несколько часов в день, не подвергаясь риску серьезного психического расстройства. Были и другие причины, по которым я должен был разорвать все связи с работой. Перемены в правительстве создали ряд сложных проблем, требующих принятия неотложных решений. При этом решения требовалось принимать с крайней осторожностью, так как вся страна пребывала в состоянии брожения, вызванного дикой борьбой за власть. Наш офис не избежал всеобщей участи, и атмосфера в нем накалилась настолько, что для человека в моем состоянии пребывание в ней становилось невозможным. Итак, я подал в отставку, и моя просьба по завершении необходимых формальностей была удовлетворена.

Отныне я мог полностью распоряжаться своим временем, не задумываясь над тем, как решить ту или иную проблему, возникающую на службе, или найти компромисс между совестью и желаниями начальства. После многомесячного отсутствия, во время которого во мне произошел ряд невероятных перемен, я вновь присоединился к группе друзей, не дававших нашему общему делу умереть. Так я снова стал принимать активное участие в их деятельности, направленной на поддержку вдов, оказавшихся в отчаянном положении в нашем обществе, где из-за кастовых и религиозных предрассудков повторный брак был невозможен.

Несмотря на искреннее желание каждого члена нашей маленькой группы ограничиться выполнением лишь строго определенной миссии, их все дальше уносило бурное течение политической борьбы. Через несколько лет им стало тяжело заниматься гуманитарной помощью, которой они решили себя посвятить, но все же они не отступили от своей цели, приняв решение оградить себя от политических сил, ищущих их симпатий.

В критический период, наступивший после моего первого переживания незримого, работа в нашей группе была мне нужна по двум причинам: во-первых, я мог заниматься делом, не испытывая ограничений в свободе, во-вторых, у меня появилось полезное хобби, которому я посвящал свободное время. Впервые я испытал радость нового образа жизни, и теперь мне трудно было поверить, что еще недавно я испытывал острое чувство отчужденности от всего мирского, страдая, словно узник, все мысли которого направлены на то, чтобы вырваться из тюрьмы, но он не в силах осуществить побег. Я мог бы стать затворником, в душе которого вечно пылало бы пламя отказа от мира, обреченным вести однообразное существование. Но мое увлечение благотворительностью позволило мне преодолеть эти болезненные тенденции, не теряя связи с миром. Все остальное было сделано моей женой, от чьей преданной заботы и неустанной опеки я стал полностью зависеть, что и заставило меня отказаться от мысли вести затворнический образ жизни.

В самом начале происходящих со мной метаморфоз многие люди приходили ко мне, преследуя некие тайные цели. Они могли прождать несколько часов подряд, чтобы улучить возможность поговорить со мной с глазу на глаз. Вначале, когда посетители шли ко мне непрерывным потоком, эти люди могли приходить по несколько раз в день, пока не появлялась минута, которую я мог посвятить частной беседе. Большинство из них приписывали мне способность управлять тонкими силами природы, изменять обстоятельства по своему желанию, влиять на судьбу и оказывать воздействие на последствия поступков тех или иных людей. Они отвели мне роль человека, находящегося на короткой ноге со Всемогущим, способного влиять на ход событий простым усилием воли. Я терпеливо выслушивал их истории, тронутый картиной человеческого горя. Некоторые находились в отчаянном материальном положении, иные были лишены потомства, другие были вовлечены в нескончаемый судебный процесс — всего не перечесть. И все они хотели, чтобы я помог им в их беде, против которой они были бессильны. Они походили на к. утопающего, хватающегося за соломинку.

Человеческая вера в прорицателей и медиумов, коренящаяся в глубокой древности, наделяет их сверхчеловеческими способностями. Считается, что они имеют тайную связь или осуществляют контроль над тонкими разумными силами природы, царством духов и стихийных сил. Последствия этих концепций не могли не коснуться меня, и как бы я не пытался доказать противоположное, мне никак не удавалось убедить в этом людей, впитавших с молоком матери подобные представления. Многие из них, выслушав мои уверения в неспособности помочь им, воспринимали отказ, как нежелание вмешиваться и продолжали умолять меня, воздевая вверх руки и плача, как дети. Тронутый видом их слез и чувствами, звучащими в их голосах, я переживал чужое горе, как свое собственное.

Эти несчастные, являвшиеся ко мне в надежде на чудесное избавление от своих недугов, чаще всего были жертвами социальной несправедливости, и мое сердце исполнялось сострадания при их I виде. Возможно, на их месте я вел бы себя так же. Чувствуя собственное бессилие хоть чем-то облегчить их страдания, я искал утешения и сил в своем глубинном «я». Я консультировал их, стараясь войти в их положение, и часто они уходили от меня хоть отчасти успокоенные. Я же сопереживал их горе и страдания, подобно тому, как каждая клетка многоклеточного организма отзывается на боль любой другой клетки, но отказываясь признать это из-за того, что наше «эго» изолирует каждую клетку от других, мы гордимся положением, занимаемым в обществе, ошибочно приписывая его лишь собственным заслугам.

Поскольку представления о том, что провидцы обладают трансцендентальными силами, имеет под собой веские основания, на протяжении многих веков в народе жила вера, что обладающий подобными силами, может изменять ход событий, действуя вопреки законам природы. Подобная идея существует благодаря неверной оценке положения дел и нездоровому отношению к проблемам жизни.

Развитие сверхчувственного канала познания для восприятия тонких реальностей вовсе не предполагает изживания рационального мышления, а скорее направлено на его совершенствование. Психические и даже физические способности пророков и мудрецов являют собой проявления, которыми наградила их природа, чтобы ознаменовать их могущество. Употреблять этот исключительно редкий дар для решения проблем обыденной жизни все равно, что использовать золото для отливки инструментов для дробления камней. Способности к исцелению, которые иногда демонстрировали святые и мистики, ограничивались сферой индивидуального применения, тогда как решение проблем массовых заболеваний, таких как черная оспа, было уделом гениев, использовавших свой интеллект для изобретения лекарств. Подобные задачи пророки и мудрецы никогда не ставили перед собой.

Поскольку я твердо отказался употреблять ниспосланный мне небом дар для публичного показа, со временем поток людей, устремившихся ко мне в поисках чуда, значительно поредел, а затем и полностью иссяк. Я вел совершенно обычный образ жизни, добросовестно исполняя обязанности, лежащие на мне как на главе семейства, и ни одеждой, ни манерой поведения не выделялся среди окружающих. Это заставило многих людей, поначалу проявлявших живой интерес ко мне, изменить свое мнение и относиться ко всему происшедшему со мной либо как к странной истории, либо как к непонятной аномалии, внезапно проявившейся, а затем исчезнувшей столь же таинственным образом. Через несколько лет этот инцидент, вызвавший девятидневный всплеск внимания к моей персоне, был полностью забыт и вспоминался разве что недоброжелателями как свидетельство моей эксцентричности.

В свете этого опыта меня удивляет неспособность большинства людей хоть на дюйм выйти за привычные рамки мышления. Не считая нескольких человек, тысячи других, приходивших поглазеть на меня, не выражали ни малейшего интереса ни к самой метаморфозе, происшедшей со мной, ни к тайне, лежащей за этим необычным проявлением. Если бы в самом начале я стал бы бормотать неразборчивые слова и записывать их, чтобы читатель пытался найти в них некий скрытый смысл, я бы ни только продлил бы век собственной популярности, но и смог бы заработать на этом деньги. Однако я не стал этого делать из любви к истине.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

С течением времени я возвращался к норме — неизменно пребывая в состоянии повышенного сознания, я выходил из состояния умственного опьянения и переходил в состояние трезвости. Я стал более отчетливо сознавать, что, несмотря на то, что мой психофизиологический аппарат обрел возможность переступать за пределы, ограничивающие умственную деятельность обыкновенного человека, во всех остальных проявлениях я ни чем не превосходил окружающих.

Физически я был столь же подвержен болезням, подвластен процессу старения и уязвим для несчастных случаев, как и любой другой человек. Единственное различие заключалось в том, что изменения в моей ментальной сфере, приблизившие меня к пониманию высоких метафизических материй, столь же отличных от обыденных концепций, как свет от тьмы, оказали сдерживающее воздействие на неустойчивость моего ума. Я ни в коей мере не преодолел биологические ограничения своего организма, никак не повысил его выносливость и физические возможности и не обрел чудесных способностей, дающих мне право бросить вызов законам природы. С другой стороны, мой организм стал более чувствительным.

Я был все тем же человеком (только несколько старше), который в один памятный день сел на пол, чтобы медитировать, и затем пережил встречу со сверхъестественным. Разница заключалась лишь в том, что с тех пор мой мозг настроился на восприятие более тонких вибраций, исходящих из невообразимой сознательной вселенной, окружающей нас, в результате чего у меня развилось более глубокое внутреннее виденье. Не считая перемен в течении жизненной энергии и определенных биологических изменений, я не обладал никакими отличительными чертами. Состояния глубокой погруженности в себя, время от времени приводившие меня к необычным переживаниям, стали постоянной чертой моего существования. Однако я терял связь с ними во время болезни, а также в последующий период восстановления сил.

Трансцендентальные переживания повторялись достаточно часто, и места для сомнений в их подлинности не оставалось. К тому же они совпадали с описанием состояний, переживаемых мистиками и йогами. Нет сомнения в том, что эти переживания были подлинными, разница заключалась лишь в их понимании. Я воспринимал эти проявления не как знак божественного расположения, дарованного мне за особые заслуги и благочестие, а как возможность (которой обладает каждое человеческое существо), перестроив мозг и нервную систему, выйти за существующие пределы ума и достичь нового состояния сознания. Иными словами, я считаю, что это переживание не означает субъективного постижения высшей действительности, а знаменует собой переход на более высокую ступень эволюционной лестницы.

Думаю, что нет оснований приписывать этот феномен непосредственному вмешательству божественной воли, не учитывая физические и духовные законы космоса. Прогресс, достигнутый человеком на протяжении многовекового эволюционного цикла, не может быть случайным, поэтому и возникает мысль, что изменения в человеке невозможны без участия Бога на каждом этапе эволюции. Однако было бы странным предполагать, что сейчас Бог возлюбил человека больше, чем миллион лет назад. И если мы полностью не устраним возможность божественного участия из всей схемы органической эволюции, нам не останется ничего иного, как согласиться с тем, что божественная воля, управляя посредством незримых рычагов законами природы, оказывала воздействие на каждый этап нашего развития. Прыжок, сделанный человеком от примитивного существа, находящегося во власти инстинктов, до мыслящего интеллектуала, был столь же велик, как и переход от состояния обычного смертного до богоподобной сущности. Думаю, что первый обязан вмешательству божественной воли в той же степени, что и последний, и на самом деле эти изменения зависят от еще не изученных космических законов.

Эти законы действуют и в случае внезапных проявлений, возникающих вследствие упорной духовной практики или случающихся спонтанно, а потому воспринимаемых как знак особой божественной милости. Не знаю, благодаря ли природе самих проявлений или тому факту, что я, ведя обычную жизнь главы семьи, не будучи посвященным ни в какие религиозные доктрины, удостоился этой привилегии, но пережив трансцендентальные состояния, я стал приходить к убеждению, что это и есть следующая, высшая фаза сознания, к которой неизбежно придет человечество в своем развитии.

Наученный горьким опытом еще в Джамму, к чему приводит чрезмерное погружение в сверхсознание, я следил за тем, чтобы сдерживать свой ум от активной сверхчувственной деятельности и отвлекать его решением насущных задач. Истощающие ум усилия, необходимые для восприятия сочинений на неизвестном мне языке, являлись непомерно высокой ценой за это чудо. Со временем я обнаружил, что даже поверхностного знания языка достаточно для того, чтобы воспринять отрывки стихотворений, не напрягая память и не утомляя ум. Вскоре фаза восприятия отрывков на неизвестном языке завершилась сама собой очевидно, утомленный мозг пытался оградить себя от возможной опасности. Отрывки же на известных мне языках продолжали поступать, особенно активно в зимние месяцы. Очевидно, мой организм легче переносил напряжение в холодную пору года, чем летом. Однако, независимо от поры года, физическое состояние организма имело решающее значение для сверхчувственной игры моего ума.

Я продолжал видеть свет перед своим внутренним взором и слышать внутреннюю мелодию. При тех или иных разладах физической и психической сфер происходило изменение характера как свечения, так и звука, указывая на то, что в настоящее время между расширившимся сознанием и организмом установилась связь, не менее тесная, чем та, которая существовала до пробуждения Кундалини. Реакция моего организма на болезни и инфекции также изменилась: во-первых, температура повышалась очень незначительно, если повышалась вообще, но пульс заметно частил, во-вторых, я не мог поститься, не опасаясь осложнений. Создавалось впечатление, что запасы горючего, требующегося для того, чтобы долгое время питать вечное пламя, полыхающее в моей голове, были недостаточными и требовали постоянного пополнения. Эта недостаточность либо возникла в результате неправильного поведения в изменившихся условиях, что привело к повреждению нервной системы, либо была вызвана врожденным дефектом какого-то жизненно важно

го органа, а возможно, объяснялась обеими причинами. Именно поэтому при малейшем расстройстве здоровья я обязан был с особой осторожностью соблюдать режим и диету.

Кроме кризиса, переживаемого в духовной сфере, судьба уготовила мне не менее суровое испытание в делах мирских — моя отставка привела к сокращению доходов примерно вполовину. Я не мог позволить себе искать другие источники дохода, так как мое здоровье было все еще слишком хрупким, и для того, чтобы избежать психического расстройства, я нуждался в свободе и отдыхе. Как раз в это время цены на все товары взлетели, и скромный бюджет нашей семьи не давал возможности свести концы с концами. Я не позволял известиям о нашем плачевном материальном положении просочиться наружу и не стал протягивать руку за помощью. У меня не было ни брата, ни дяди, у которых я мог бы искать поддержки. Моего бедного тестя, всегда относившегося ко мне с большим участием, в 1947 г. застрелили налетчики, а его старший сын попал в плен, и ему пришлось многого натерпеться, прежде чем выйти на свободу. Его младшим братьям хватало своих хлопот по восстановлению разрушенного и разграбленного дома. Обе мои сестры также переживали период экономических трудностей.

Ледяная волна бедности окатила всех, с кем мы состояли в тесной родственной связи, так что на поддержку со стороны нечего было рассчитывать. Но даже если бы все обстояло иначе, я не стал бы просить помощи. Несмотря на все страдания, мы ни словом, ни жестом не намекнули на это посторонним. В результате жестокой инфляции цены на продукты питания возросли многократно в сравнении с довоенными годами. Даже если бы зарплата, которую я прежде получал на службе, была бы удвоена, ее бы не хватило, чтобы сейчас обеспечить нашу небольшую семью всем необходимым. Но мои доходы упали в два раза, а цены выросли в четыре, и я, не имея возможности нормально питаться, находился в крайне нестабильном психическом состоянии.

Эта борьба продолжалась около семи лет. Лишь героизм жены спас мою жизнь. Она продавала свои украшения и, ограничивая себя во всем, покупала продукты, необходимые для поддержания моего здоровья. Я не мог воспрепятствовать этому и оставался лишь безучастным свидетелем ее самопожертвования. Она была единственной, кто знал все о моем состоянии и, не осознавая до конца всей важности происшедшей со мной метаморфозы, шла на любые жертвы, лишь бы избавить меня от физических мучений, вызываемых нарушением режима питания. Не менее чем три раза за этот период я чудом вырвался из когтей смерти, но не из-за капризов могучей энергии, господствующей в моем теле и не из-за сознательной небрежности с моей стороны, а из-за отчаянной бедности и недостатка пищи, который я испытывал, несмотря на все героические усилия жены обеспечить меня продуктами и готовность моих сыновей поделиться со мной своей долей. В такие дни, прикованный к постели недугом, я думал о превратностях судьбы, позволившей мне откинуть покров с величайшей тайны бытия и в то же время заставившей меня страдать из-за отсутствия нескольких лишних монет. Но и в самые мрачные времена во мне, словно одинокая звезда в ночном небе, не угасала вера в то, что я смогу пережить этот кризис и вручить человечеству открытую мной великую тайну, от которой может зависеть его будущее. Именно эта внутренняя сила помогла мне сопротивляться в самой отчаянной ситуации, когда нечего было рассчитывать на помощь со стороны.

Последствия лишений ощущались обычно на протяжении нескольких месяцев, а один раз — почти двух лет. В эти периоды, когда организм лишался запасов жизненной энергии, я терял способность к возвышенным состояниям, а иногда даже страдал от тревожных психических симптомов. Но и во время наибольшего упадка сил светящийся ореол вокруг моей головы не исчезал. Острая реакция моего организма на любой мой промах и особенно на нарушение режима питания была вполне объяснимой. Для того чтобы любая трансформирующая тенденция была эффективна, биологическое функционирование должно быть полноценным, для этого главным и обязательным условием является адекватное питание. Если спортсмен, чтобы добиться хороших результатов, нуждается в регулярном и сбалансированном питании, что говорить о человеке, организм которого полностью охвачен лихорадочной деятельностью? Безусловно, он должен соблюдать строгий режим, чтобы не причинить себе непоправимый вред. К тому же процессы, происходящие в его организме, направлены не на развитие мышц, а на перестройку гораздо более тонкой нервной системы и мозга — происходит постоянная трансформация всех жизненных органов, о механизме которой пока ничего не известно. Человек, с которым все это происходит, пребывает в неведении относительно того, как ему следует себя вести, чтобы не причинить себе вреда, куда более серьезного, чем тот, который грозит атлету при тех же нарушениях режима.

Если бы не забота, которой окружила меня моя мать в детстве и юности, когда вся наша семья испытывала отчаянную нужду, а затем ежедневная, ежеминутная самоотверженная опека жены, сопровождавшая меня на каждом этапе трансформации, мне ни за что бы не удалось пережить эти испытания и я вряд ли смог бы писать сейчас эти строки. Представляя себе, как стал бы действовать я, если бы мы с женой поменялись ролями, я прихожу к выводу, что не смог бы соперничать с ней в выполнении этой тяжкой и продолжительной миссии.

Остается лишь удивляться невероятной изобретательности природы, умудрившейся поселить в слабую и привязанную к земле человеческую плоть могучий дух, способный воспарить к небесным вратам и постучать в них. Подобно маленькому ребенку, впервые покинувшему пределы родного дома и оказавшемуся на берегу океана с катящимися волнами, поочередно бросающему взгляд то на знакомое жилище, то на открывающуюся впереди грандиозную панораму, я ощущал себя потерянным между двух миров — непостижимой и бесконечно прекрасной вселенной внутри меня и огромным, знакомым миром снаружи. Заглядывая вовнутрь, я переживаю полет над пространством и временем в гармонии с сознательным бытием, смеющимся над страхом и смертью, бытием, в сравнении с которым моря и горы, солнце и планеты кажутся всего лишь мелкими осколками, проплывающими на фоне сверкающих небес; тем бытием, которое присутствуя во всем, существует абсолютно отдельно от всего, вызывая изумление и восторг у каждого, кто смог к нему прикоснуться. Но переводя взгляд на внешний мир, я вновь ощущаю себя обыкновенным смертным, ничем не отличающимся от миллионов других людей, населяющих землю — всего лишь обычным человеком, подчиняющимся обстоятельствам.

Единственная значительная перемена, которую я смог обнаружить в себе, — это вновь открывшийся канал сверхчувственного восприятия. И эта перемена произошла не благодаря моим собственным усилиям — я могу назвать ее лишь милостью, дарованной мне в результате постоянного наблюдения за лучистой энергией, обычно дремлющей в каждом человеческом существе. Этот канал высшего восприятия, благодаря которому я могу хоть на миг заглянуть в великолепный, неописуемый мир, к которому действительно принадлежу, — как луч света, проникший в темную комнату и осветивший ее, принадлежит не этой комнате, а пылающему солнцу, находящемуся на расстоянии миллионов миль от нее. Я столь же уверен в реальности этого сверхчувства, как и в реальности известных всем пяти чувств. Собственно, каждый раз, когда я пользуюсь этим сверхчувством, передо мной открывается реальность, гораздо более существенная, чем мир, доступный нашим обычным чувствам, реальность, в сравнении с которой последний кажется не более чем игрой теней. Но не считая этой способности, я такой же человек, как и все, — столь же подвержен болезням, подвластен процессу старения и уязвим для несчастных случаев, как и любой другой.

Думаю, что правдивый, неприкрашенный рассказ о своей жизни, предшествующей неожиданному развитию необыкновенных психических состояний, является достаточно красноречивым свидетельством того, что изначально я был таким же, как все, не лучше и не хуже, не проявляя каких-то особых качеств, обычно приписываемых провидцам. Более того, состояние сознания, которым я обладаю сейчас, не проявилось сразу, а было следствием завершения определенной фазы процесса биологической перестройки, продолжавшейся не менее пятнадцати лет. Этот процесс продолжает развиваться во мне и по сей день, но и по прошествии более чем двадцати пяти лет я не перестаю удивляться волшебству этой таинственной энергии, открывшей мне чудеса бытия. Я наблюдаю эти проявления с тем же чувством восхищения и благоговейного ужаса, что и в первый раз.

Несмотря на существующие представления о том, что духовный рост определяется лишь психическими факторами — отказом от соблазнов, уходом от всего мирского, религиозным рвением, — я пришел к выводу, что человек может перейти на высший уровень сознания благодаря непрерывному биологическому процессу, подобному любой иной жизнедеятельности организма, и ни на одной из стадий этого процесса человеку не следует отказываться от чувств, живущих в его сердце, или пренебрегать потребностями тела. Высшее состояние сознания способно самостоятельно освободиться от рабства чувств, сосуществование с которыми кажется невозможным, если не учитывать всех биологических факторов. Я же могу с уверенностью сказать, что разумный контроль над потребностями вместе с пониманием этого механизма обеспечивает более безопасный и надежный путь духовного развития, чем любое религиозное рвение.

У меня есть все основания полагать, что мистический опыт и трансцендентальное знание может прийти к человеку столь же естественно, как и гениальное озарение, и для этого ему вовсе не обязательно налагать на себя какие-либо ограничения, несвойственные обычному поведению. Если же трансформирующий процесс начался, в результате ли сознательного усилия или самопроизвольно, чистота помыслов и дисциплинированное поведение способны уменьшить сопротивление, которое оказывает организм могучей энергии, преобразующей его. Человек, подвергающийся трансформации, должен выдержать это великое испытание, сохранив ясность ума и все богатство эмоций, чтобы суметь оценить разницу между хрупким человеческим началом и бессмертным духом. Лишь так может быть осознано ни с чем не сравнимое блаженство освобождения, ибо абсолютное существование не знает ни радости, ни страданий.

Комментарии к шестнадцатой, семнадцатой и восемнадцатой главам

Когда Гопи Кришна описывает, как легко и естественно возникали внутри него стихи, это напоминает «божественное безумие», которое Платон называл «мания». Шекспир прославлял «влюбленных, безумцев и поэтов». Влюбленные пишут стихи; мистики и пророки, такие как Вильям Блейк или Сан Хуан де ла Крус, тоже излагали свой опыт в форме стихов; мастера Дзен создавали трехстишья — хокку, и даже некоторые алхимики описывали свои эксперименты в поэтической форме.

Те, кто подвергаются психоанализу, часто отмечают, что иногда только стихи могут передать внутренний опыт, хотя такая форма самовыражения может не иметь никакого отношения к искусству. Характерной особенностью стихов является ритм, а также использование звучания слов и тех чувств, которые они вызывают благодаря символическому единству значимости, краткости и интенсивности. Кроме того, в стихах есть ритуальный аспект — это язык,5 ставший откровением, чистым символом. То же отражается и в первобытном ритме танца, ритуальных песнопениях и бессмысленном лепете маленького ребенка. Таков подлинный язык духа.

То, что стихи спонтанно возникали в сознании у Гопи Кришны, не есть чем-то необычным, это явление уже давно известно в парапсихологии. Медиумы в трансе нередко начинают говорить и даже поддерживать беседу на языках, которые они никогда не только не изучали, но и не слышали. По мнению Яна Стивенсона (автора новаторских исследований в этой области), подобные случаи так называемой глоссолалии являются еще одним доказательством перевоплощений. Гопи Кришна не отрицает такой возможности, хотя ему ближе другое объяснение и он считает эту способность следствием не опыта прошлых жизней, а своего контакта со сверхчувственным миром, являющимися источником всякого возможного знания.

Для «высших», мистических переживаний характерна парадоксальность такого опыта. «Ничто, в котором есть все», «неизмеримо огромное», которое в то же время содержится в бесконечно малой

точке, — это Атман, огромный, как весь мир, и в то же время малый, как точка.

С точки зрения топологического подхода к природе психики, ее фокус, «эго», можно отождествлять с первоосновой психического опыта, уходящей в объективный мир. Это та «всеобщность», которая является внепространственной и вневременной, она бесконечно простирается и вечно присутствует. Когда человек освобождается от границ своей личности, его сознание становится частью этой всеобщности — энергии, создавшей всю вселенную.

То, что для описания этой всеобщности используются пространственные понятия, связанные с размером («бесконечно большое, в то же время бесконечно малое»), а не понятия, связанные с движением, временем, любовью или чем-то иным, отражает затруднения, которые «эго» испытывает в описании подобных переживаний. Причина этого заключается в том, что «эго» привязано к телу, которое имеет определенные пространственные ограничения. И хотя мы иногда мним себя чем-то чрезвычайно значительным, в действительности мы — лишь маленькие фигурки на большом китайском пейзаже, расположенные где-то в его углу. Поэтому «эго» воспринимает выход за пределы ограничений тела прежде всего как выход за его пространственные ограничения, проявляющиеся в размерах и объеме тела (искаженную форму этого можно наблюдать при психических расстройствах и нарушения восприятия границ тела, когда индивид ощущает себя чрезвычайно малым или, наоборот, очень большим). Кроме того, можно предположить, что категория пространства соотносится с интуицией, и поэтому метафору расширения восприятия, яркого света, заливающего все окружающее, обычно предпочитают использовать интуитивные личности, к которым можно отнести и Гопи Кришну исходя из его озабоченности (во всяком случае временами) питанием, телом и здоровьем, так же как и трудностями во всем, что касается порядка событий и фактов.

Описывая свой опыт, он говорит о звуке, подобном жужжанию пчелиного роя. Образ пчел, жужжащих от радости, часто употребляется в поэзии и восходит к античной мифологии и ветхозаветным библейским символам. (Необходимо помнить, что в данном случае мы имеем дело не с образами в процессе индивидуации, при котором они отражаются преимущественно в сновидениях, а с живым опытом. Мясная пища, масло, маленький ребенок — все это вещи, актуальные для автора, по этой причине его опыт может стать и для нас источником некого инсайта.) Пчелы являются широко распространенным символом естественной природной мудрости. В дополнение к их природной разумности и социальной организации, часто используемой как метафора общества, следует сказать о их способности преобразовывать природные продукты в продукты культуры (мед и воск с их символическим значением), о их ритуалах танцев, питания, строительства, взаимопомощи, а также о способность к ориентации и даже о смертоносном жале... Поэтому звук жужжащей пчелы (подобно архетипическому символу львиного рычания, крика гусей, реву быка) является существенным моментом в символизме процесса освобождения. Это звук инстинктивного слоя земной мудрости (даже более глубокой, чем голос нашей крови) проявляющейся в спонтанном полете (безумном, но в то же время целенаправленном) коллективного духа, стремящегося за пределы индивидуальности.

Это об этих глубинах говорила древняя пророчица Пифия, входя в то состояние, которое Платон называл «манией». Тогда ее слова принадлежали не ей самой, а богу Аполлону. Поскольку Пифия говорила стихами, то существует мнение, что и сам гекзаметр возник в Дельфах (Доббс Э.Р. Греки и иррациональное. — Гл.З: Благословение безумия). Имя Пифия было связано с Пифоном — змеем, обитавшем раньше в этом месте, которого потом убил Аполлон. Пифия была духом этого змея, или, иными словами, — змеиной силой, принявшей форму женщины и так выражающей свою мудрость. Поэтому ее оракулы использовали змеиные кости и зубы. Кроме того, в гомеровском гимне Гермесу она названа «дельфийской пчелой». Вполне возможно, что звук, напоминающий жужжание пчел в опыте Гопи Кришны (тоже связанном с открытием в нем пророческих способностей, выражавшихся в форме стихов), можно сравнить с пророчеством Пифии и таким образом хотя бы отчасти пролить свет на древнюю загадку.

После этого последнего, высшего переживания Гопи Кришны его возвращение в мир людей становится проблематичным. Он на время оставил работу, отождествившись с образом святого, полностью отрешившегося от всего мирского и готового последовать традиционному пути странствующего пророка-мистика, посвятившего себя только духу. Гопи Кришна рассматривает свою привязанность к миру как слабость, но, как мы увидим дальше, потом ему удалось найти примирение с этой «слабостью» и в конечном счете реализовать ее положительную ценность.

Периодические кол****ия состояния сознания, утрата «небесной радости», а затем обретение ее — все это также описывалось алхимиками. Они говорили о том, что философский камень должен снова и снова добываться путем сгущения, а потом опять растворяться. Чем больше раз это происходит, тем большую ценность он приобретает. Однако эту мысль легко понять, но трудно принять, и поэтому после каждого яркого пикового переживания человек, естественно, стремится «удержать» его, и когда он неизбежно возвращается в обычное состояние, то испытывает чувство утраты и опустошенности.

Мы еще раз убеждаемся, что развитие «эго» не тождественно развитию сознания. Внешние обстоятельства для «эго» Гопи Кришны ухудшились настолько, что он лишился работы и оказался на содержании жены, не зная, сможет ли он применить свои силы хотя бы для помощи тем, кто мог прийти к нему с подобной проблемой. По сути, здесь речь идет об ограниченных возможностях просветленного — действительно, он может учить или помогать тем, кто идет по такому же пути, но он не является тем, кто может творить чудеса. Принять такую роль означало бы неправильно использовать свои достижения.

В конце восемнадцатой главы есть место, которое мы можем назвать символом веры Гопи Кришны, замечательным по свой краткости. Он пишет, что человек способен подняться от нормального уровня сознания к высшему с помощью некого биологического процесса, столь же естественного, как и любые другие процессы в теле. Поэтому не нужно пренебрегать телом или не допускать в сердце человеческие чувства.

Это же кредо можно применить и к аналитической психологии, за тем исключением, что здесь мы имеем дело не столько с биологическим, сколько с психологическим процессом. Можно интерпретировать понятия «тело» и «чувства» как проявление большего принятия по отношению к теневым аспектам своего бытия. Кроме того, можно ставить вопрос о протекании и длительности этого процесса, хотя, с другой стороны, его можно рассматривать и как прерывистый, происходящий с помощью скачков. Этот процесс может иногда прекращаться, и тогда все достижения оказываются полностью перечеркнутыми.

Очевидно, что происходящие в нас психологические процессы нельзя однозначно назвать всегда прогрессивными и ведущими вверх, хотя мы действительно имеем склонность идеализировать их. Юнг предложил нам модель завершения развития сознания, однако эту модель можно найти в его книгах, а не в его учениках. Впрочем, Гопи Кришна также указывает путь своим собственным примером и в своих книгах, а не через обучение учеников. С точки зрения психологии, первостепенное значение имеет то, что Гопи Кришна подчеркивает значение инстинкта индивидуации (который, как я уже говорил, Юнг считал аналогом пробуждения Кундалини) и процессуальный характер сознания. Это подразумевает наличие какой-то закономерности в психической, душевной жизни, а также того, что эта закономерность связана с определенной функцией нашей телесной природы. Обретение данной закономерности доступно для каждого из нас, и для этого не обязательно отказываться от мира и от жизни.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Для человека моего склада никакие необычные проявления в форме видений и экстатических переживаний или в форме внезапно пробужденных парапсихических способностей, не могли представляться абсолютно убедительными и не требующими никаких научных доказательств существования мира духа и возможности достижения человеком высшего состояния сознания. Подобные доказательства должны казаться достаточно убедительными антропологу и священнику, психологу и студенту исторического факультета. Ответ, который я нашел после того, как наблюдал и ждал около полувека и страдал почти четверть века, разрешает одно за другим все сомнения и предлагает практическое решение одной из величайших проблем, с которыми когда-либо сталкивалось человечество за всю историю своего существования. Потребуется самоотверженный труд не одного поколения, прежде чем это станет достоянием науки и будет признано той целью, которую человечество должно достичь на своем пути.

Без тени гордости на основании полученных мной знаний я смиренно признаю, что религия в гораздо большей степени, чем это предполагалось, является выражением эволюционного импульса, проистекающего из органического центра в человеческом теле. Само счастье и процветание человечества зависят от того, насколько точно оно будет следовать законам эволюционного механизма, известного в Индии под названием «Кундалини» — механизма, ведущего человека к сияющим высотам сознания.

Из своего личного двадцатипятилетнего опыта я заключаю, что человеческий организм развивается в направлении, указанном мистиками, пророками и гениями благодаря работе удивительного механизма, расположенного у основания позвоночника, жизнедеятельность которого поддерживается энергией, получаемой преимущественно от репродуктивных органов. Этот механизм был известен с

древних времен, но не как орган, отвечающий за эволюцию, а как способ развития духовности и сверхъестественных способностей, физических и психических, в индивидуальной сфере. Его пробуждение, особенно в человеке, уже вышедшем на путь развития, а также при наличии благоприятных факторов (хорошей наследственности, соответствующей конституции, правильном поведении и соблюдении диеты), может привести к замечательным результатам — переходу организма от его исходного состояния к зениту космического сознания и гениальности.

Цивилизация и досуг, избавленные от своих теневых сторон, появившихся из-за невежества и ложного понимания цели человеческой жизни, являются средством для решения этой важной задачи. Неверно понимаемым и используемым в настоящее время, им обязательно предстоит пройти через очистительный процесс, когда цель будет ясно обозначена. Все великие святые и провидцы прошлого сознательно или бессознательно делали упор именно на этих чертах характера и на таком поведении как на необходимых условиях прогресса. Наивысший продукт цивилизации — пророки, мистики, гении ясно обозначили направление и цели эволюции. Все они обладали общей характерной особенностью. Мотив и движущая сила, стоящие за всеми ними без исключения, — Кундалини.

Изучая религиозную литературу Индии, эзотерические доктрины Китая, священные верования других стран и народов, доисторические памятники с этой точки зрения, мы убедимся, что все это указывает в данном направлении. Методы активизации этого механизма с целью достичь сверхъестественных способностей были известны еще задолго до христианской эры в первую очередь в Индии, затем в Китае и в определенной степени на Среднем Востоке, равно как и в Греции и Египте. В Индии они применялись с практической целью для развития гениальности. В священных текстах моей страны содержится достаточно материала, чтобы доказать это. Доктрина Йоги — одно из высших достижений человечества — возникла благодаря способности человеческого организма изменять себя с помощью сознания, приближаясь к первозданной субстанции, отвечающей за его существование. Эта способность не может быть случайностью, обладание которой принадлежит лишь немногим. Она также не может быть искусственным продуктом человеческих усилий, совершенно оторванным от природы. Она должна присутствовать в человеческом организме как потенциал, чья реализация зависит от еще не изученных и не до конца понятых законов и факторов.

Пробуждение Кундалини — величайшее достижение человека. Не существует иного способа для интеллекта, пребывающего в непрерывном поиске, перешагнуть через границы физической вселенной. Лишь это даст ученым возможность эмпирически доказать, что жизнь — это бессмертная, сверхразумная сила, стоящая за всеми органическими явлениями на земле и предвещающая развитие гениальных способностей в людях, не наделенных ими от рождения. Но за выполнение этой задачи может браться лишь человек, обладающий умом, высокими идеалами и благородными помыслами, поскольку этот эксперимент проводится на себе и с риском для жизни.

Если этот эксперимент проводит человек, ведущий надлежащий образ жизни и соблюдающий все правила и условия, часть которых изложена на страницах этой книги, а часть будет изложена в других работах, то он должен увенчаться успехом, что продемонстрирует существование механизма, пробуждение которого может привести к разнообразным результатам. Реакция организма может постепенно убывать и затухать, подобно зажженной спичке, не произведя никаких заметных изменений в субъекте после нескольких месяцев ярких проявлений, которые можно наблюдать, фиксировать и анализировать; однако может привести и к серьезным осложнениям, как психическим, так и физическим, и даже к смерти. Но в случае успеха преображающий процесс может завершиться достижением возвышенного состояния сознания, приблизив смертного к вечной, всеведущей сознательной реальности, более чудесной, чем любое чудо, и более священной, чем любая святость, которая, воплощаясь в жизни, проявляет себя в бесчисленных формах — в безобразии и красоте, в добре и зле, в мудрости и глупости, в наслаждении и страдании.

Подобные эксперименты, предоставляя неоспоримые доказательства присутствия высшего замысла в мироздании, также откроют путь к сублимации человеческой энергии и полноценному использованию человеческого потенциала. Знание самых безопасных способов пробуждения Кундалини и их применение на себе благороднейшими людьми, одаренными всеми необходимыми физическими и психическими способностями, породит поколение выдающихся гениев, способных возглавить институты верховной власти (как мирской, так и духовной) и обеспечить безопасность человечества в атомный и последующие века.

Нетрудно заметить, что ныне над человечеством нависла невиданная прежде опасность. Угрожая стереть с лица земли все следы цивилизации, она достаточно велика, чтобы произвести повсеместный хаос, унести миллионы жизней и обречь человечество на лишения и несчастья. Для меня всегда оставалось загадкой, почему в эпоху демократического правления, беспрецедентного процветания и невероятного развития всех отраслей науки и образования мир оказался перед лицом столь грозной опасности. Почему в этом превосходно отлаженном механизме отсутствует один маленький винтик, что способно привести к его поломке? И когда ответ пришел, я тут же увидел свет там, где прежде все было покрыто мраком, и в этом свете предо мной развернулся свиток, на котором было записано прошлое и будущее человечества. Я понял, почему все усилия человека скопить имущество ведут к его потере, почему попытки создать империи ведут к вторжениям, почему стремление к власти неизбежно приводит к падению. Все это указывает на маленький винтик в человеческом организме, который, оставаясь до сих пор незамеченным, приводил людей и целые нации к взлетам и падениям.

Встает целый ряд важных вопросов, когда будет доказано, что в человеке существует механизм, ответственный за достижение высших состояний сознания. Несложно прийти к мысли о том, что все эти важнейшие проблемы (а именно: направленность эволюционного импульса, биологические факторы, отвечающие за манеру поведения), нуждаются в немедленном разъяснении, чтобы человечество, пребывающее в неведенье относительно своего истинного предназначения, не устремилось в обратном направлении, чем то, которое предназначено ему природой. Подобный конфликт приведет к беспорядкам, в которых пострадавшей стороной будет, конечно же, человек.

Нетрудно заметить, что с деликатной тканью человеческого мозга происходят перемены, которые мы объясняем новыми временами, прогрессом, образованием и целым рядом иных существенных и несущественных факторов. При более серьезном изучении становится понятно, что истинная причина данной перемены (несомненно, зависящей в определенной мере от вышеперечисленных факторов) кроется в глубинах человеческой природы, в истоках самой жизни. Эта метаморфоза, какой бы незначительной она ни была, не могла произойти внезапно, а является кумулятивным эффектом многовековых и почти незаметных изменений в психофизиологической сфере человека. Для правильного развития человека (от чего зависит счастье и безопасность как каждого индивида, так и всего человечества) важно, чтобы его психическая сфера являлась гармоничной смесью эмоций, воли и мысли при соответствующем развитии морали и интеллекта. Если же этого не произойдет, диспропорциональное развитие определенных качеств укажет на то, что процесс принял уродливую форму и не может привести к счастью и прогрессу человечества.

Нынешняя тревожная ситуация в мире является прямым следствием негармоничного внутреннего роста человека. Ни развитие интеллекта, ни искусственные средства не смогут спасти человечество от наказания за пренебрежение законами эволюции. Все еще непознанный мощный механизм, которым является Кундалини, во многом определяет судьбу человечества и отвечает за духовное и психическое развитие человека. Близок час, когда этот механизм даст о себе знать благодаря необъяснимым ни с какой иной точки зрения проявлениям. Лишь расширение сферы знаний заполнит этот пробел, существующий на нынешней стадии интеллектуального развития человека.

В нынешнюю эпоху беспрецедентного технического развития изобретены взрывные устройства, способные за секунду разрушить большой город, а непредсказуемость поведения людей, наделенных большой властью, таит в себе опасность для всей человеческой расы. Единственный необдуманный поступок в цепи непредвиденных обстоятельств — и сад, созданный человечеством, может быть превращен в дымящиеся руины. И пока все факторы, определяющие поведение человека и отвечающие за врожденные склонности, остаются неизвестными науке, люди, наделенные властью, могут вызвать катастрофу глобальных масштабов, и человечество будет продолжать существовать у кратера непогасшего вулкана, готового извергнуться в любую минуту.

Единственное надежное средство против этой вечной угрозы — детальное знание о Кундалини. Я чувствую, как незримая рука провидения направляет меня к тому, чтобы продемонстрировать высшие религиозные истины, способные спасти человечество в критическую минуту.

Единственный источник силы, которым я обладаю, — это полная убежденность в правильности моих откровений относительно Кундалини. Я твердо верю, что основные характерные черты ее пробуждения, описанные в этой работе, результаты и окончательные последствия, предсказанные мной, найдут подтверждение уже в этом столетии, но главным образом — в отдаленном будущем. Я также уверен, что раскрытие этого могучего закона природы, окутанного покровами тайны в течение многих веков, сродни божественному откровению. Я приближался к истине шаг за шагом, ведомый сверхфизической энергией, работавшей в моем организме, перестраивающем его на новый лад, словно мне судьбой предназначалось привнести древнее знание в наш век, где оно может быть воспринято в соответствующей современным тенденциям форме.

Меня могут спросить: каким образом мои слова способны оказать такое воздействие на мир и способствовать созданию психического климата, способного устранить угрозу войны, приблизить рождение универсальной религии, стереть расовое неравенство, учредить мировое правительство и принести счастье всему человечеству? Ответ прост — столь прост, что трудно поверить в эту простоту в свете тех грандиозных перемен, которые он сулит всему миру. Все это окажется возможным благодаря трансформации человеческого организма в результате пробуждения Кундалини. При каждом удачном эксперименте результаты будут столь очевидными, что не оставят ни малейшего места сомнениям и потребуют немедленного пересмотра многих научных концепций и теорий, кажущихся несомненными сейчас. И это приведет к переключению внимания человечества с материальной сферы на духовную.

Человек, в котором божественная энергия правильно распределена от рождения, чья конституция способствует благоприятному исходу, сможет продемонстрировать замечательную метаморфозу (проявляющуюся как внутренне, так и внешне), которая сможет поразить своей неожиданностью не только самого субъекта метаморфозы, но и опытных исследователей, наблюдающих за процессом. Внутренне человек преобразится в провидца, станет выразителем высшего сознания, обретет шестое чувство. Внешне он станет религиозным гением, пророком или интеллектуальным гением, обладающим даром прозрения. В любом случае он будет разительно отличаться от того человека, каким был до эксперимента. В исключительных случаях (это будет происходить в будущем, когда способ действия данной могучей энергии будет лучше изучен) счастливый смертный может превратиться в сверхчеловека, способного творить чудеса и стать проводником для тех, кто вышел на этот путь, но еще не достиг таких высот. Большинство преуспевающих иерархий раньше или позже найдут доступ к этому внутреннему хранилищу безграничной мудрости.

Всего лишь несколько успешных экспериментов смогут убедить мир в ценности этого явления. Полученные результаты помогут обнаружить природу религиозного импульса человека и раскрыть таинственный источник силы, из которого черпали вдохновение пророки и мыслители. Сходство симптомов и упорядоченность биологических процессов, наблюдаемых на протяжении многих лет, ясно укажет на возможность полной трансформации личности и развитие высших психических способностей. Из всего этого обязательно последует вывод о том, что благодаря действию некоего биологического закона, все еще неизвестного науке, человеческий организм всего за несколько лет сможет завершить необходимый для перехода на новую ступень эволюционный цикл. При иных обстоятельствах этот процесс может занять очень долгий период времени.

Необычайное значение последствий этого психофизиологического феномена невозможно переоценить. Рождение сознания трансцендентального типа — неизбежный результат пробуждения Кундалини — является неоспоримым доказательством того, что регенерирующая сила, действующая в организме, изначально осознает окончательный паттерн перестройки.

Существование эмпирически доказанной силы, не только осознающей все хитросплетения систем организма и сложности психофизиологического взаимодействия, но и способной перестроить их для более эффективной деятельности, необходимой для поддержания сознания на более высоком уровне, означает лишь то, что эволюционная сила в человеке ведет его к уже известному и предопределенному высокому состоянию, о котором он не имеет ни малейшего представления, если не считать концепций пророков и провидцев.

Однако данное исследование не должно принять форму соперничества, цель которого — одержать победу над силами природы (что свойственно человеку, когда он решает проблемы материального мира), здесь необходимо проявить смирение, подчиниться Божественной Воле, словно при приближении к пылающему солнцу. Нет иного пути, способного открыть человечеству тайну творения; нет иного пути, по которому оно сможет шагать в ногу с природой; нет иного пути, способного спасти человечество от катастрофы. Это единственный способ перебросить мост через пропасть, разделяющую науку и религию. Это — неугасающий свет, зажженный самой природой, чтобы осветить эволюционный путь человечества, свет, исходящий от пророков и мудрецов древности, свет, озаряющий мир современных гениев и провидцев, свет, который будет гореть всегда, разливаясь над вселенной со всеми её чудесами и нескончаемой игрой царицы творения— жизни.

Комментарии: завершение

«Все боги внутри нас» — так написал Генрих Циммер в статье «О значении индийской тантрической йоги». «Внутри» — означает в душе, в теле, в коллективном бессознательном. Гопи Кришна в своей книге показал, что происходившее с ним не было действием Бога, которое можно сравнить с взаимодействием двух личностей (а именно так скорее всего воспринял бы все это средневековый христианин). Источник происходившего с Гопи Кришной был не вне его — он был внутри. Дать возможность проявиться богам, обитающим внутри нас, — нелегкая, а подчас и мучительная задача, и это хорошо показал автор. «Кто оказался возле меня, тот окажется возле источника огня» — эти слова приписываются Иисусу Христу в одном из апокрифических тестов. Как понять сущность этого проявления? Что эти боги и богини хотят от нас? Возникают не только эти, но и многие другие вопросы (метафизические, исторические, религиозные), на которых у психолога нет ответа. Поэтому остается обратиться к описанию истории Гопи Кришны. Несомненно, он знает, чего хочет от него Богиня, и публикация этой книги является частью замысла той силы, которую он разбудил в себе и дал возможность воплотиться.

Инстинкт индивидуации вместе с присущей ему эволюционной энергией есть у каждого человека. То, что пережил Гопи Кришна, также (как он утверждает) доступно каждому, хотя, вполне вероятно, и в других формах. И если наша задача — дать возможность воплотиться богам, находящимся внутри, то автор предлагает нам прекрасное видение не только того, как все это может быть, но и как оно должно быть, — считая это, впрочем, результатом десятилетней борьбы и с самим собой, и с этими богами.

Поэтому не стоит обвинять его за многословные спекулятивные рассуждения — в любом случае его заслуга в том, что он поделился с нами своим пророческим, визионерским опытом, и трудно оставаться глухим к этому. Отношение человека, познавшего природу вещей, к другим людям, еще не постигшим этого и остающимся во тьме, — проблема давняя, и даже архетипическая. Гопи Кришна понял эту дилемму и не считает, что задачей мистика является только борьба за собственное спасение. Поэтому он стремится поделиться своим опытом с другими людьми. В этом отношении его не следует считать ни просто мистиком, ни человеком, получившим опыт «необычных состояний сознания», которых сегодня можно довольно легко достичь с помощью наркотиков. Гопи Кришна предстает перед нами скорее как современный учитель, а также исследователь пространств, скрытых под общим названием «мистический опыт». К тому же он не пытается преподнести нам свои переживания ни как новое религиозное откровение, ни как ответ на вопрос о смысле человеческой жизни.

Его опыт — это всего лишь звучащий пустой сосуд, через который дует ветер всей человеческой истории, призывая других. Именно это имел в виду Фредерик Спигельберг, когда говорил, что Гопи Кришна никогда не считал свой опыт принадлежащим исключительно ему. С самого начала он был лишь инструментом некой силы, а в конце стал голосом этой силы.

Конечную форму подобных таких, связанных с коллективным бессознательным, определяет то, в какой степени в них участвует «эго». На Западе мистик или художник, с которым происходит нечто подобное, обычно пытается вложить бесформенное и безличное в какие-то личные формы, придавая своим видениям облик тех или иных архетипических паттернов. Для Востока свойственно отсутствие стремления придать такому опыту личную форму. Однако история Гопи Кришны является личной, и это как раз то, что делает его опыт доступным для современного человека. И эта книга, написанная человеком иной культуры, оказывается понятной читателю, ставя перед ним извечный вопрос о сущности нашей природы. А это действительно фундаментальный вопрос — ведь что может быть важнее попытки понять природу человека, его психики, духа, тела, а также и цели, для которой существует его сознание.

Примечание

В дополнение к источникам, упоминавшимся в этих комментариях, я хотел бы порекомендовать читателю обратиться к Собранию сочинений Карла-Густава Юнга (т. И, 12, 14 и особенно 16). Кроме того, необходимо упомянуть о весьма интересном сборнике (где, между прочим, и опубликована статья Циммера о тантрической Йоге) «Духовные практики» (1960 г.). Для психологического анализа материала книги Гопи Кришны были использованы материалы Юнга «Семинар по Кундалини-йоге» и его «Лекции о процессе индивидуации». Эти материалы не были опубликованы, однако они доступны в кругах последователей Юнга.

ДЖЕЙМС ХИЛЛМАН

Botop, Hemso

Лето 1965 г. (исправлено в 1969 г.)
Помощь сайту
⚠ Топик закрыт
Случайные топики